Борозда. Часть 1.
Шрифт:
И куница, махнув хвостом, развернулась на месте и потрусила с тропы вбок, по малоприметной боковой тропке.
Конь без слова двинулся за нею шагом, как будто слышал и понимал нашу с Матильдой беседу.
– Как тебе Енисей, кстати?
– вдруг на ходу поинтересовалась куница, вполголовы оборачиваясь.
– Не вертись, споткнешься, - строго ответил я.
– Потом поговорим...
Куница обиженно смолчала в ответ и до самого схрона не проговорила ни слова.
Минут через десять пути мы действительно добрались до цели. Матильда разрыла лапами листья, нырнула в какую-то
Я спешился и поднял с земли фолиант, пролистал его одним движением руки и поинтересовался:
– Не мокнет бумага в лесу? Ничего?
– Много будешь знать...
– начала было куница, но тут же поправилась, сознавая свою во мне теперешнюю нужду: - Там отопление жарит как подорванное. Это не наш склад. У меня тут просто дырка прорыта...
– Аа-а...
– протянул я понимающе.
– А что там у вас с селезенками?
– ядовито поинтересовалась Матильда, как бы квитась со мной за все мои грубости по дороге.
– Готовитесь помаленьку?
– Прощай, Матильда, - беззлобно ответил я.
– Увидимся, если что.
– Прощай-прощай, - без выражения проговорила куница.
– Тебе теперь прямиком вот по этой тропке - как раз выйдете прямо на свой маршрут.
– Она указала лапой на едва заметный просвет между деревьями.
– Мин Ю приветики передавай. Каме тоже. Про Мурзика и не говорю. Слава Прогрессу!
– Слава Прогрессу!
– неслышно ответил я и тронул повод коня.
Через пять или семь минут движения по узкой тропке мы снова выбрались на нашу торную лесную тропу.
Здесь всё было по-прежнему, знакомо и мне и лошади. Мы неспеша двигались вперед, и каждый думал о своем.
Разговор с куницей оставил у меня в сердце неприятный осадок. Похоже, все тут у нас играли свою собственную игру: живая вата в стеклянном шаре одну, человечки в летучих тарелках - другую, речки - третью. Даже сомы, куницы и коты, как видно, объединялись по видовому признаку, чтобы идти к своим собственным целям. Не говоря уже о кенгуру.
Мне взгрустнулось. Разобраться в этом компоте не представлялось никакой возможности, в нем не чувствовалось чего-то важного, какой-то единой руки, которая держала бы в кулаке всё это многообразие интересов и направляла его куда следует. Как будто всей нашей фауне придали какой-то импульс, а затем просто оставили без призора. "А если коты и куницы, - подумалось мне, - отставив сомнительные межвидовые связи, сцепятся друг с другом в схватке за жизненное пространство?" И перед глазами замелькали хорошо известные мне от стариков жестокие картины недавнего кошачьего бунта.
А наши граждане, подумал я далее, не разобравшись вступают с чужими в какие-то альянсы: от невежества или из минутного любопытства - короче, не подумав. Вон, бабы на выгоне, то есть женские гражданки, говорят, что у кирасирцев теперь новый праздник - Успение Святого Сома. Ну что тут скажешь? Плохо кончится - вот как я считаю. Чистоту рядов следует блюсти, охранять свою видовую самобытность необходимо, а смешиваться как попало с чуждыми культурами - это последнее дело. Ну что вот куницы, к примеру, - стали ли они счастливее, размениваясь на котов и кролей? Не думаю. Разве что говорить научились - но это уж точно не от кроликов...
–
А я тебя проводить...– вдруг послышался голос Матильды из-под ног лошади. Конь привычно всхрапнул, но продолжал идти ровным шагом.
– Типа верно ли выбрались на тропу.
– И она слегка забежала вперед.
– Напрасно ты так о нас думаешь, - продолжал зверек, поворотив ко мне голову вполоборота.
– Как я думаю?
– не совсем понял я.
– Таких как я, - продолжила Матильда, - у нас называют "пенетрантус". Ну, типа... ну, ты понимаешь... Но есть и другие: чистые, скромные, которые не то что с котами, но и с нашими кунами ни за что не лягут... то есть не сядут. Слышал старую байку?
– Какую?
– "Аще хто княжа мужа...
– принялась цитировать куница, - ...смертию убивахам, тому виры четыре гривны кун".
– И что?
– совершенно не понял я.
– Это про нас... про наших. Про жестокие времена средневековья. А вы кенгуру интегрируете, да еще собираетесь перенимать у них культуру быта. Вам после резекции селезенки собираются прививать благородство... ну... так по крайней мере у нас говорят.
Меня передернуло.
– Как это?
– переспросил я.
– Вы, пятипалые, вроде как неважно ходите и некрасиво говорите. Такие ходят у нас слухи. А после прививки это должно наладиться, - сообщила Матильда безразличным тоном.
– Проводила?
– спросил я ее ровным и как бы спокойным голосом.
– Да, - ответила куница, умело делая вид что не замечает моего раздражения.
– Счастливой дороги! Каме наш особый привет - от всего, так сказать, куньего племени...
И она молниеносно исчезла в кустах.
22. Снова Кама
Наконец впереди показался домик. На этот раз он уютно и вполне видимо стоял посреди двора - вероятно, обстоятельства Каминого побега из-под стражи уже как-то урегулировались и ей не нужно было больше скрываться.
Мин Ю сметал палые листья на дорожке и лишь кивнул мне головой в сторону крыльца да подхватил конский повод. "Так-так..." - коротко подумал я. Получалось, что Енисей отправляла меня сюда вовсе не к китайцу.
Я потопал ногами о решетку у крыльца, поднялся по трем ступенькам и вошел внутрь.
Кама меня ждала - это было ясно по ее снулому и нахохленному виду. Она с ногами сидела на диване, закутавшись в уютный клетчатый плед. Атом в печке жарил на полную катушку. Пахло глинтвейном.
– Как дела?
– вяло подняла она голову.
– Ничего не надумал?
Я промолчал в ответ, ограничившись коротким приветствием.
– А я тебе красники велела набрать. Вон там в углу на столе полная миска.
– Тебя, я смотрю, простили? Домик стоит совершенно открытый чужому взгляду. Глинтвейн...
Кама недоуменно подняла на меня глаза.
– Простили? За что?
– Кама, девочка... за побег из-под колпака, вот за что! Тебя, кажется, за что-то посадили под колпак, нет? Не за мою ли экспедицию в светящейся сфере?..
– Ну и...
– всё не понимала вопроса бывшая смотрящая.
– А потом я же тебя вроде как спас, нет?
– Да, спас. Спасибо тебе, было прикольно...
У меня поползли кверху брови.
– Прикольно?!
– Ну... то есть круто. Почему ты на меня кричишь?