Босс на блюдечке
Шрифт:
Когда очередь доходит до нас и нам открывают дверцу машины, я первая выхожу наружу с легким сожалением, что Демьян не увидит Эмилию вот прямо сейчас — однако, несмотря на это, я сторицей вознаграждена за это маленькое упущение: на Эмилию смотрят. Она, без сомнения, восхитительна: длинное струящееся вечернее платье нежно-лавандового оттенка, лодочки на оттенок темнее, собранные в изящный узелок волосы, профессиональный макияж — все в ней идеально, все свежо, невинно, прелестно. Она идет, безмятежная, спокойная, безумно красивая — и все эти именитости расступаются перед ней, как подданные
Наконец, на балконе второго этажа я вижу Демьяна. Он стоит с бокалом в руке и беседует о чем-то с пожилым седовласым мужчиной. Внутри меня все сжимается от нетерпения и какого-то предвкушения чуда: вот сейчас, прямо как в романе, он посмотрит вниз и увидит Эмилию, они обратят друг на друга взгляды — и увидят друг друга в новом свете!
Вот сейчас, сейчас, еще секундочку…
В этот момент меня бесцеремонно хватают за предплечье и вытаскивают из толпы. Чтобы не упасть, мне приходится быстро перебирать ногами и смотреть на пол, поэтому тот миг, когда меня заталкивают в угол и закрывают спиной от свидетелей, я упускаю.
— Какого черта ты здесь? — цедит сквозь зубы Адам. Он в сером выходном костюме, — сегодня он здесь родственник, а не начальник службы безопасности, — но оставить замашки цербера выше его сил. Сменил шкуру — но не свою суть.
— Меня пригласил Демьян, — отвечаю я. Мне не хочется это признавать, но внутри меня все идет мелкой дрожью: я еще не забыла тот вечер перед воротами конного завода. Тот день стал для меня переломным: если раньше я воспринимала Адама как назойливую муху, то в тот вечер он продемонстрировал мне, что может быть куда как опаснее. Вот и сейчас он стоит вполоборота ко мне, внешне дружелюбный брат именинника, общающийся с одним из многочисленных гостей, — вот только гость зажат в нише и не может уйти.
Он ругается, услышав мой ответ, затем велит:
— Сейчас разворачиваешься и уходишь отсюда.
— Нет, — проявляю я твердость, — я не уйду.
— Я смотрю, до тебя плохо доходит. Что мне сделать еще, чтобы ты поняла: я вижу твою лживую натуру насквозь, и сделаю все, чтобы тебя не было рядом с Демьяном. Поверь, одними синяками в этот раз не ограничится.
Он впивается в меня волчьим взглядом, подчеркивая серьезность своих намерений, и я уже представляю, как он мысленно сжимает руки на моей шее — но в этот момент поспевает помощь:
— Ого, что я слышу: угрожаешь девушке физической расправой! Хорошенькие методы вы применяете к сотрудникам в своей компании.
Я во все глаза смотрю на того, кого уж точно не ожидала здесь увидеть, тем более, в качестве своего заступника. Адам, судя по его виду, тоже не чаял встретить здесь Левкоя.
— Что, боишься, что лишишься своего шпиона?
— Шпиона? — поражается Левкой. Смотрит на меня, на Адама, ожидая, что тот шутит, но охранник серьезен. — Твой братец знает, что ты не дружишь с головой?
— А он знает, что ты тут разгуливаешь среди его гостей как ни в чем не бывало?
— Более того, он меня сам и пригласил. Не веришь — можешь сам и спросить, но на твоем месте я бы переживал больше о себе. Это каким моральным уродом надо быть,
чтобы запугивать людей слабее себя? Чего зенки вылупил? Правда глаза режет? А слабо противостоять равному сопернику? Мне, например?— Вы двое заодно, — говорит Адам, и я понимаю, что ни черта из речи Левкоя он не услышал, — и я это докажу.
— Вали отсюда, козел, — щерит зубы Левкой и Адам действительно уходит.
Только когда его фигура скрывается в толпе, я понимаю, как была напряжена все это время.
37
— Спасибо, — благодарю я своего неожиданного спасителя, — но я могла бы и сама справиться.
— Я в курсе, но ударить ногой по яйцам в данном случае бы не прокатило.
— С чего вы решили, что я бы прибегла к таким методам?
— А что, за последние пятнадцать лет они изменились?
Я непонимающе смотрю на Левкоя: какие пятнадцать лет? О чем он вообще говорит?..
— Ты меня так и не узнала?
— Простите?..
А потом Левкой открывает рот — и меня будто ударяет под дых:
— Чей бампер плоский, прям как спина?
Ах, это ты, Ксюха Бородина!..
И чужими, непослушными губами я тут же возвращаю казалось бы давно забытую, но мгновенно воскресшую сейчас в памяти шпильку:
— Что там за мальчик страшный такой?
Ах, это ты, Костик Левкой!..
Левкой ухмыляется знакомой мальчишеской ухмылкой, и на меня разом обрушиваются воспоминания: деревянный забор с одной отогнутой в сторону штакетиной, влажный душный воздух, в котором можно плавать, куст малины с яркими, сочными, одуряюще пахнущими ягодами — и мальчишка напротив, с которым мы наперегонки общипываем соседский сад.
Поддавшись порыву, я быстро озираюсь по сторонам, будто прямо сейчас мы с ним на пару воруем малину, и в любой момент нас может застигнуть за преступлением прячущийся от жары в доме противный Семен Вячеславович. Левкой догадывается, чем вызвана моя истинно детская защитная реакция и понимающе хохочет. Я толкаю его в плечо:
— Очень смешно!
Он продолжает смеяться, и мало-помалу я присоединяюсь к его веселью.
— Как это вообще возможно? — успокоившись, спрашиваю я. — Ты, здесь?.. — я обвожу рукой зал, не в силах выразить словами все, что сейчас чувствую: слишком невероятной кажется мне сейчас наша встреча.
Левкой хмыкает:
— Меня больше удивляет то, что ты меня не узнала.
— Ты, знаешь ли, не Паттинсон, чтобы узнавать тебя в толпе с первого взгляда. И потом, ты сам не сразу меня признал в Брюсселе.
— Почти сразу, но было глупо в тот момент предаваться воспоминаниям. Я бы и сейчас не подошел, но…
Я морщусь. Нет нужды напоминать мне, в какой ситуации он застал нас с Адамом.
— Он действительно поднял на тебя руку? — спрашивает Левкой. — Какого черта ты вообще ему это позволила? В детстве ты была куда решительнее.
— В детстве мои обидчики не выглядели так, будто были готовы скормить меня по частям свиньям, — ворчу я. Мне неприятно признавать, что я банально струсила, поэтому я меняю тему, — как так получилось, что из вороватого пацаненка без будущего ты вдруг превратился в крупного бизнесмена?