Брат Алеша
Шрифт:
– Ах, это… чиновники… я уж подумал, вы о нашем брате. Нет уж, если и есть там наш брат, то вы его не разглядите. А если разглядели – значит, плохо работает… Да позвольте, вам-то откуда известно, кто там собирается, Алексей Федорович?
– Из газет, собственно, из одних только газет. Откуда ж мне еще, Петр Ильич. Да что это, вы меня как будто ловите?
– Ну что вы, даже и в ум не приходило. Не смею и думать, Алексей Федорович, вас ловить. Вы во всяком случае вне всяческих подозрений.
Тут оба посмеялись, весьма натурально.
«Что
«А ведь он что-то темнит… вот истинно, Карамазов, не вытянешь», подумал Петр Ильич.
– Так на чем мы… Ах, чиновники… Среди чиновников как раз полно таких, которые нынешнюю власть не любят. И они отлично про себя знают, что ни при какой власти не пропадут, а в фаланстере так, пожалуй, и выиграют. Ни одна власть без чиновника не обойдется.
– Но ведь и без полиции…
– Полиция другое дело. Всякая революция старую полицию в первую голову уничтожит. Почему? Потому, что полиция слишком много знает, и многим героям может их подноготную в любой момент предъявить, даже и перед всем народом. А это очень и очень неприятно бывает. Вот ты пламенный борец и чистый сердцем юноша, а по четырнадцатым числам в Гороховую ходил, жалование получал, вот-с и подписи в ведомости… Очень неприятно…Ну, да это нынче уже досужие разговоры… Зверя убили, а что осталось, эти кружки, кружочки, пустое место, разговору не стоит… Ведь их, если сейчас брать, и посадить-то, прости господи, не за что…
Алеша еле удержался, чтоб не вздрогнуть. «Слово в слово…неужто шпион? Ах, Коля,…»
Тут в гостиную влетели, держась за руки, Катерина Осиповна и Алешенька. Они были встрепанные, потные и красные, как будто только что боролись или бегали взапуски.
– Вообразите, какова дерзость! – с порога закричала Катерина Осиповна. – Этот молодой человек вздумал меня экзаменовать!
– Из географии – ноль! Из истории – ноль! Из математики – ноль! – кричал и Алешенька, поднимая бабушкину руку и с силой опуская ее, в такт словам.
– Алеша, Алеша, уймись! И быстро, приведи себя в порядок, сейчас уж обедать, – Алексей Федорович кивнул маячившему за плечами счастливой парочки Григорию. Алешенька уже из дверей прокричал:
– Папа, бабушка мой лучший друг!
– Я очень рад, – улыбнулся в ответ Алексей Федорович, – у тебя прекрасный друг.
Катерина Осиповна бросилась к внуку, что было сил сжала его в объятиях и поцеловала раза три в румяные щеки.
– Пойду и я, хоть вздохну, – сказала она, – это неимоверный ребенок…
Алексей Федорович приказал накрывать и сходить на половину Петра Фомича, просить к обеду, если он дома. Он оказался дома, и хорошо навеселе, что с ним почти никогда и не бывало; нет, он с удовольствием пропускал иногда рюмочку, но не больше; а пьяным Алексей Федорович его и не видал никогда. Петр Ильич уселся на свое любимое место, напротив большого зеркала, занимавшего половину стены столовой. Катерина Осиповна уговорила Алексея Федоровича и Алешеньку посадить за взрослый стол, тогда
она сможет сесть между двумя Алексеями и загадать желание.– А между Петрами нельзя, Катерина Осиповна? – спросил Петр Фомич, опрокинув стопочку коньячку, – разве не сбудется?
– Пусть, пусть посидит рядом со своими любимцами, – смакуя коньяк, промолвил Петр Ильич, – дома она младшим целыми днями бредит, верите ли.
– Как ваши успехи? – осведомился Петр Фомич у Петра Ильича.
– Одним словом и не скажешь. Только сейчас рассказывал Алексею Федоровичу: удостоили наших умников, Ваню с Васей, на доклад позвали, – Петр Ильич торжественно поднял прямой и сухой палец высоко над головой, чтобы показать, куда именно позвали.
– К… Саше?! – так же вытянувшись и даже привстав со стула, изумленно спросил Петр Фомич.
– Петр Фомич! При ребенке! – хором закричали Алексей Федорович и Катерина Осиповна.
– Ах, простите, – смутился Петр Фомич, уже успевший пропустить еще стопочку, и снова отнесся к Петру Ильичу, – И что же… Ваня с Васей?
– Не смогли без меня и доклада сделать как следует. Да что об этом… – Петр Ильич, как бы что-то вдруг уразумевший, хотел было свернуть тему, но Петр Фомич не отставал:
– А вы-то почему там не были?
– Болен был, службу в тот день пропустил, – совсем уж нехотя процедил Петр Ильич.
– Постой, милый друг, – всунулась Катерина Осиповна, – когда ты был болен? Ты в эту осень, благодаря Богу, не болел, и службу ни дня не пропускал.
– Да ты не помнишь, ma chere, – промямлил Петр Ильич.
– Я… я не помню? Я еще из ума не выжила, Петр Ильич! Я еще не совсем старуха, Петр Ильич, хотя и не так молода, как ваши Миннушки да Кларушки!
– Катерина Осиповна! При ребенке! – хором закричали Алексей Федорович и Петр Фомич, выпивший за это время еще стопочку. Григорий, стоявший за стулом Алешеньки, хмурился и мрачнел.
– Ах, извините! Петр Ильич кого хочешь, из себя выведет. Погодите, Петр Ильич, я еще дома вам все выскажу. И болезни ваши, и шляпку, и все прочее…
– Какую шляпку, милая?…
– Ту самую, давешнюю! Которую вы заказывали! Или вы не одну заказывали? Петр Ильич! Была я у модистки на днях, за шляпкой, а она мне: а та, говорит, что Петр Ильич взял, разве не подошла? Розовенькая-то, говорит…
– Милая, после… это какое-то недоразумение, – залепетал Петр Ильич, не зная уже, куда деться. Но тут его выручил Петр Фомич:
– Так что вы начали, о докладе государю? Что же там ваши-то?
– А-а-а, – уже со злостью проскрежетал Петр Ильич, – по-русски говоря, с красным товаром пришли, за ветошь продали. Дураки!
– Петр Ильич! При ребенке! – в восторге, чуть не взвизгнув, прокричал Алеша-младший, счастливый, что удался bon mot за взрослым столом.
Петр Фомич и Катерина Осиповна захохотали. Петр Фомич смеялся заливисто, как мальчик, и даже вынужден был снять очки и вытирать платочком с глаз слезы; Катерина Осиповна смеялась злобно.