Брат Алеша
Шрифт:
Он хотел продолжать, но сбился, взмахнул коротенькими ручками и вернулся на свой стул. Кто-то из темноты подал голос:
– Да уж, навоевали… месяца на три административной высылки, не более…
– Пора разбегаться. Мы мешаем друг другу… Единственное, в чем мы согласны, это в необходимости революции. Но революцию можно по-разному делать…
Тут Алешу как будто что-то подтолкнуло. Он встал, глянул на Колю, и начал:
– Господа! По роду работы мне часто приходится спорить с людьми, и нередко бывает, вот как у вас, что все считают себя правыми и чужих аргументов не воспринимают. Из опыта знаю, выход из такого тупика один – подняться по цепочке вверх, до такой посылки, с которой все без сомнений будут согласны. Так вот – как правило,
Вы не можете договориться о путях к революции, но безусловно согласны, что революция в России неизбежна и необходима. Это общая для всех вас посылка. Но откуда, откуда, господа, у вас уверенность в справедливости этой ошибочной и страшной мысли? Задумайтесь! Революцию в России можно делать, только не задумываясь! А вы задумайтесь! Хотя бы по Марксу: революция – это переход власти от одного класса общества к другому. Сейчас у власти крупнейшие землевладельцы и капиталисты – кому, какому классу вы хотите передать власть? Рабочему? Но он слаб и малочислен, его почти нет, вы сами это признаете. Крестьянству? Но вы сперва дайте ему грамоту, читать научите, и самое главное, дайте ему время читать. У него, задавленного ежедневной непосильной работой, ни времени, ни сил нет читать! А это время и эти силы может дать ему лишь коренная смена средств производства, опять же по вашему Марксу. Что-то взамен плуга и лошади! Что-то, пока неведомое, даже еще не изобретенное!.. Кто ж остается? Мелкая и средняя буржуазия? Но у власти она будет, может быть, и пострашнее нынешних! Крестьяне-то сейчас, поглядите, воют по деревням от засилья кулаков, воют и вспоминают прежнее свое рабство, как райскую жизнь!.. Я с господином Марксом не имел чести познакомиться, но с господином Энгельсом беседовал, в основном, как со специалистом в текстильной отрасли, но и «русские вопросы» затрагивать приходилось. Получил от него наименование «талантливого софиста», а ответов на вопросы не получил! Не получил!
Но бог с ним, с марксизмом. Поглядите с другой стороны. Слаб ли сейчас существующий режим? Нет, совсем не слаб. Отдаст ли он власть без сопротивления? Конечно, нет. Употребит ли он все силы на защиту своей власти? Конечно, да. Стало быть, и армию? Да, и армию. То есть, вам, чтобы победить, придется собрать армию более сильную и многочисленную, чем теперешняя российская. Где ее собрать? Там же, где и царь собрал – в крестьянстве, больше негде. И вот, чтобы достичь власти, вы развяжете войну этих армий, вы стравите их, вы заставите одних русских крестьян убивать других! Таких же русских крестьян! Ради чего? Ради справедливости? Мертвым и без вас Господь воздаст справедливость, а живые? Живые проклянут вас!..
Алеша слышал все нарастающий ропот среди слушателей и знал, что все вот-вот закончится всеобщим взрывом, потому торопился:
– Но страшнее всего – если только может быть что-то страшнее гибели десятков и десятков тысяч людей – страшнее всего то, что, если вы победите, то власть возьмет не один из вас, чистейших и честнейших людей своего времени, соль соли земли русской, власть возьмет полководец вашей армии, которому вы сами эту армию отдадите ради победы, человек, отмеченный именно воинским гением, то есть, энергией, отвагой, абсолютной уверенностью в своей правоте и абсолютной безжалостностью к своим и чужим, способный идти по головам! Он и пойдет по головам, вначале по вашим, а уж потом… И восплачет Русь, и обольется кровавыми слезами…
Последние слова Алеши потонули во всеобщем крике. На него орали так, что слюна с орущих губ долетала до него, лезли чуть ли не с кулаками. Коля Красоткин пролез между беснующимися и на всякий случай прикрыл Алексея Федоровича плечом, Виктор Михайлович одной рукою звонил во всю силу в невесть откуда взявшийся колокольчик, а другой показывал кому-то большой палец. Ирина тащила мужа к выходу, бесцеремонно расталкивая попадающихся на пути.
Одна
Лиза сидела за столом, снизу вверх изумленно, но уже без восхищения глядя на Алексея. Было в ее взгляде и то, что больше всего он хотел бы сейчас в нем увидеть – растерянность, неуверенность, сомнение в самой себе…Глава 6. Под снегом
В конце концов все разошлись. Коле как-то удалось успокоить скандал, уходили в порядке, «конспиративно», по одному или парами. Комната пустела, но все, остыв, всё же сторонились Алексея Федоровича, огибали стол с другой стороны, отводили глаза, чтобы не раскланиваться с ним. Только Виктор Михайлович на прощание весело тряс Алешину руку, и с улыбкой благодарил:
– Эк вы разбередили наше болото! Но это хорошо, хорошо! Спасибо! Это нам здорово!
Коля уходил, провожая гостей, и снова возвращался. Настал черед Лизы. Она пошла с Алешиной стороны стола, так что ему пришлось потесниться в узком проходе между стульями. Лиза прошла совсем-совсем близко, подняла на него свои прекрасные глаза и что-то сказала. От ее близости у Алеши стукнуло сердце и зашумела кровь в голове, и он не расслышал и ответил наугад, сам не зная что, но, видимо, попал к месту, потому что она не удивилась, а кивнула, и опустив голову, вышла. Там вдруг открылась еще какая-то дверь, не входная, и чей-то голос позвал:
– Лизавета Григорьевна, просим…
Лиза вошла туда, дверь закрылась. Алеша весь обратился в слух, но ничего не слышал. В зале оставались теперь только Алеша и Смуров, который все кивал Алексею Федоровичу одними глазами, но не подходил и не заговаривал. Наконец, опять вошел Коля, поднял Смурова с кресел и выпроводил, приобняв за талию, на ходу говоря Алеше:
– Ради бога, простите, Алексей Федорович, еще минутку…
Хлопнула входная дверь, но Коля не вернулся. Он вошел в ту же дверь, куда и Лиза, и пока он входил, Алеша успел расслышать обрывок фразы: «Кармен, лучшей возможности…». Дверь захлопнулась, и Алеша остался наедине со своими разбегающимися мыслями. «Лиза, Лиза, Лиза», думал он, и: «как я глупо выскочил!..», и: «но ведь это же опасно для нее»… «Боже, Боже, какое счастье – Лиза!..»
Наконец вернулся Коля, и они, одевшись, вышли вместе.
– А где Лиза… Лизавета Григорьевна? – спросил Алеша.
– Она уже ушла… другим выходом. Конспирация… Видите, Алексей Федорович, какие мы, в сущности, дети. Взялись за серьезное дело, а как в игрушки играем. Был у нас эмиссар Народной Воли, разумеется, инкогнито, посмотрел, послушал, и потом на пушечный выстрел запретил к ним приближаться. Вы, говорит, элементарнейших правил не знаете, вы и себя и нас завалите. А что правила? Кто их выдумал? Они вон правила свои исполняли – и почти все уже взяты…
– Ну, а меня-то зачем приглашали? Давайте пройдемся немного. Хорошо, снежок пошел.
– Да, тут поневоле пройдемся. Тут ночью извозчика не сыщешь… Вас наше руководство почему-то приняло за сочувствующего, поговорить хотели, в смысле денежного участия. Я их предупреждал, что бесполезно. Но вы молодцом, Алексей Федорович, все вопросы сразу сняли. Молодцом…
– А я думал, вы тут главный.
– Ну, нет… – замялся Коля, – Я один из… Нет у нас вождя. Может и плохо, что нет, не знаю…
– Я ужасно глупо выскочил, Николай Иванович?
– Глупо? О, нисколько! Напротив. Редко встретишь такую простую и ясную точку, особенно у противников. У нас-то это сплошь и рядом. Иногда оторопь берет: все во всем согласны, на словах, а как сядешь о деле договариваться – с места не сдвинуться.
– Моя точка проста, Николай Иванович. «Не убий». Что тут прибавлять, в чем путаться?..
– Вы еще «подставь щеку» вспомните.
– А что? И вспомню! И если хотите знать, так тот, кто в самом деле щеку бы подставил – тот и совершил бы сейчас же самую великую революцию, единственно необходимую человеку и человечеству. Ах, да что говорить… Все говорят, никто не делает. Я сам ведь первый сдачи дам, Николай Иванович.