Братик
Шрифт:
Только не суждено было воям к физкультуре приобщиться. Беда пришла.
О том, что после обеда на Руси положено спать, Юрий Васильевич читал, а пожив в Кремле несколько месяцев и воочию убедился, что это не выдумка. Точно, все почивать ложатся, пообедав. По изучаемым документам выходило, что даже батянька Петра первого царь Алексей Михайлович непременно отправлялся после обеда вздремнуть, чтобы к церковной вечерне быть свежим, бодрым и в хорошем расположении духа. Кстати, насчёт вечерни. Вот этого, несмотря на историческое образование, Артемий Васильевич не знал, но брат Михаил его просветил, что монахи должны после обеда спать сидя. Им запрещалась такая роскошь, как сон «на рёбрах». Потому что в лежачем положении легко поддаться дьявольскому искушению: погрузиться в глубокий сон и уподобиться мертвецу. Так они и спали в этот день после обеда десятого мая: Юрий Васильевич поверх одеяла в кровати, а брат Михаил рядом, сидя на лавке.
Про крестьян тоже выспросил Боровой
Спят они значит… И тут Юрия Васильевича начинают за плечи трясти. За оба сразу. С одной Ляпунов со зверским лицом, а с другой брат Михаил, который одной рукой его трясёт, а второй крестится. Оба при этом правду матку князю Углицкому режут, рты раскрывают, слюнями брызжут.
— Вы чего орёте! Я глухой! — рыкнул на них Боровой.
Трясти его бросили. Тимофей Михайлович указательным пальцем взял и указал на листки, что на небольшом столике в опочивальне лежали и на свинцовый карандаш рядом. Брат Михаил бросился к листам и размашисто вывел: «Тараты».
— И что? — со сна Юрий Васильевич вообще не врубился. Где-то там за Уралом в будущем крепость Тару построят. И что?
А эти кричат, беснуются.
— Стоять, малохольные! Объясните, что за Тара?!
Вырвали у него писульку. Хлопнули оба синхронно по лбу рукой. Правда, брат Михаил по своему лбу, а сотник по монашескому. Тот снова написал. На этот раз целое предложение: «Дозор прибыл, татары идут к Перемышлю. Набег». Боровой прочитал. И вспомнил, что Ляпунов не хотел вторую партию гонцов в Москву посылать, типа, вдруг что случится, а у нас все вои разогнаны. Накаркал.
— Так собирай отряд! Выдвигаемся! — возбудился и Юрий Васильевич.
Опять кричать начали. На этот раз хоть не очень долго. И минуты не прошло, как осознали, что зря децибелами пуляются.
В общем, оказалось, что уже собираются. Есть минус. До Перемышля сорок вёрст и до темноты могут вои не успеть. Но это ладно. Нужно же Юрию Васильевичу как князю удельному срочно собирать служивых дворян с их боевыми холопами, а ещё в самой Калуге объявит сбор ополчения.
Хорошо, что всё это на себя взял Ляпунов и дьяк Захарьев, который этим ведал в Калуге ещё при князе Трубецком. С Фёдором Захарьевым Боровой уже пару раз встречался. Тот какие-то списки ему совал на подпись, счета какие-то. И рожа при этом была настолько хитрая, что даже борода эту хитрость не могла замаскировать. Юрий подписал бумаги и велел семнадцать, требуемых дьяком, рублёв и пятнадцать алтын выделить из денег, что брат ему дал, но вывод для себя сделал и вместе с письмом брату отправил и письмо митрополиту Макарию, дескать, владыко, не сведущ я в хозяйственных делах, пока не сведущ, разберусь, а чтобы сие быстрее произошло не можешь ли ты, владыко прислать мне ключника какого в сей науке разумеющего и честного.
В отличие от брата дело это его высокопреосвященство затягивать не стал и вчерась прибыл иконом Данилова монастыря «отец эконом» Гавриил. Орясина такая под метр восемьдесят с пузом тоже с метр. Сразу видно, что заведующий хозяйством. Всё понадкусает. Ну, теперь не до него. Пусть пока дьяк Захарьев ополчение собирает или кому там это положено. Не глухому же княжёнку бегать по городу и волости и народ на войну с погаными собирать.
И никто даже не подумал отговаривать Юрия Васильевича от участия в походе на Перемышль. Он князь… Двенадцати нет? А Гайдар полком в шестнадцать командовал. А Блюхер маршалом стал в… Ладно, не те примеры. Князь и всё. Надевай кольчугу и поехали. И пищаль ведь у него есть. Хранцузская. Боярин Воронцов подарил. Мушкет, наверное. Здоровенная такая дура. Весов нет, но весит килограмм восемь, если не больше. Подарил Фёдор Семёнович мушкет Юрию со всеми причиндалами и сошкой, и берендейками — перевязями (от «банделер», точнее от английского термина «collar of bandolier»), и шомполом… целый кожаный чемоданчик такой запчастей. Хвастался при этом, что в берендейках испанский зернёный порох — лучший в Европе. Совсем не то, что пороховая мякоть, используемая в России.
Про татар в момент выхода стало известно чуть больше. Ещё один вестник прибыл. Их около пяти тысяч и ведёт этих грабителей царевич Имин-Гирей. Он уже выжег окрестность Белёва и несколько сёл по дороге, пленив многих жителей. Войско его разделилось, часть ведёт пленников в Крым, а половина примерно идёт к Перемышлю вверх по Оке.
Событие тридцать пятое
Земская реформа будет проведена Иваном Грозным через восемь лет. Да, и там, пока она ход
наберёт. Сейчас же всё практически в стране управляется, как при Василии Иоанновиче — отце Ивана и Юрия. Страна поделена на Уезды и ими рулят наместники, а уезды делятся на волости и руководят ими волостели. Есть ещё станы. Это территории вблизи городов уездных. И ими тоже заведуют напрямую наместники.Каждый из этих господ делает, что захочет почти. Но не в такое вот время. Сейчас все они бросились собирать поместное войско и ополчение. Дожидаться их Ляпунов не стал. Он взял свои без малого две сотни и сотню примерно успевших быстро собраться дворян Калуги со своими послужильцами. И даже тут войска или подразделения не перемешивались. Ляпунов вёл своих, а сотник Тимофей Скрябин своих отдельно, чуть позади. Москвичи, как заметил Юрий Васильевич, были и экипированы лучше, и кони у них были повыше и помощней и главное — пищалей было почти четыре десятка, тогда как у калужцев всего шесть. То же самое можно и о боевых холопах сказать. Большинство местных почти без доспехов. Кожаный нагрудник с несколькими пришитыми металлическими пластинами и то не у каждого. Сабля и копье — вот и всё оружие. А нет, вон трое с луками, а пара человек с арбалетами.
А вот среди москвичей более тридцати лучников и десяток с большими самострелами.
Плохо, что ни у тех, ни у других нет ни одной пушки. Ляпунов говорит, что в Перемышле, в крепости есть три большие пищали.
— А порох, а ядра, а картечь, а пушкари? — засыпал его вопросами князь Углицкий.
В ответ Тимофей Михайлович пожал плечами. Ну, а что от него Юрий Васильевич хотел, сотник отправлен его персону беречь, а не обороной Перемышля руководить. Он и так сделал лишку, у него дворяне в объездах и разведке были, а не по лавкам дрыхли или по кабакам пропивали последние деньги. И послужильцы не девок портили в Калуге и к вдовам в дома лезли, а военный городок обустраивали. И прилично, можно сказать, в этом преуспели. Вон, чего за две с небольшим недели нагородили.
Ока она интересная река. В районе Калуги и дальше на восток она бежит с запада на восток и служит замечательной преградой против крымцев. Однако… Они проехали девять — десять вёрст вдоль Оки на запад и втянулись в довольно большое село Плетенёвка. Домов сорок вытянулось вдоль реки и её левого притока Угры. И вот тут становится понятно, почему Ока интересная река. Она у Плетенёвки разворачивалась на девяносто градусов. Бежала она к этому повороту строго с юга. Ну, бывает. Ага, не так всё просто. Угра же, ну, которая здесь в Оку впадает, текла точно с севера. Получается, что в этом месте провал серьёзный в земле. Как понял из записочек Ляпунова, который кряхтел, но на вопросы князя Углицкого отвечал, крымцы часто поднимаются вдоль Оки.
— А почему тогда в Плетенёвке не построили крепость? — задал очередной вопрос Боровой.
Ляпунов пару минут ехал спокойно, словно не слышал вопроса, а когда Юрий Васильевич уже решил тоном выше его повторить, то сотник махнул рукой вперёд.
И вот тут Боровой впервые увидел засеку или засечную черту. И увиденное впечатляло.
С той стороны реки Угры начиналась прямо от берега засека. Шириной она была метров под сто, наверное. С холма, по которому они сейчас ехали, было отлично видно всю ширину засеки. А когда чуть ближе подобрались, то и технология изготовления их стала видна. Деревья были не срублены полностью, а подрублены на высоте человеческого роста и потом завалены вершинами к югу. Мелкие ветви срублены полностью, а толстые срублены так, чтобы как бы кол торча по направлению к врагу. Дерево при этом оставалось живым. А значит, спалить такую засеку было не просто. И растащить, не дорубив дерево до конца, не получится. Так ладно один ряд таких полусрубленных деревьев, можно, наверное, пройти. Но десятки рядов… Не так немного, деревья не росли рядами, и никто специально их рядами не укладывал, но тем не менее, порядок просматривался, словно специалист, руководящий созданием этой засеки всё же старался, как мог, получить именно ряды. Получалось не везде. Там гуще, тут чуть реже. Там великана срубили, тут молодую сосёнку. Зато одно становилось ясно сразу. Пройти тут конница не могла. За засекой укрепления не заканчивалось. Там под углом примерно в сорок пять градусов были вкопаны в землю заострённые стволы деревьев в ногу примерно толщиной. А ещё ближе к югу был выкопан приличный ров. Землю выкидывали в одну сторону и за рвом был холм. Всё это уже заросло травкой, которая ярко зеленела на весеннем солнце.
Титаническая работа. Куда там китайцам со своей стеной… которую и построили-то по слухам во времена Мао Цзэдуна.
Событие тридцать шестое
Приток Оки Угру перешли вброд. Ту саму Угру, где шестьдесят лет назад «стояние» происходило. «И приидоша татарове и начаша стреляти москвичь, а москвичи начаша на них стреляти и пищали пущати и многих побиша татар стрелами и пильщалми и отбиша их от брега…».