Будь что будет
Шрифт:
Как же мы прокрутимся? Не знаю, там посмотрим.
Арлена училась не просто хорошо, а больше чем хорошо, эта девочка – просто клад, первая по всем предметам, ее ставили в пример по поведению, по естественным наукам и по французскому, она получила высший балл по арифметике и по геометрии на каждой контрольной, это просто невиданно, учительница еще не закончила писать задачу на доске, а она уже тянет руку с решением; десятичные дроби, квадратные корни и загадки неравносторонних многоугольников не таили для нее никаких секретов. Ее одноклассниц, которые спотыкались на правилах вычисления процентов и на коварных округлениях с тремя нулями после запятой, злило то, как невероятно легко ей все дается, а Арлена еще осмеливалась говорить своим не-подружкам, что она лишь открыла в автобусе учебник – и все стало яснее ясного, не надо потеть и пыхтеть над примерами.
Раз плюнуть!
Девочкам-подросткам того времени будущее рисовалось мрачным. Их пугало то, что они слышали от родителей, соседей и товарищей. Радио, газеты, афиши на улицах – сплошь угроза и
Арлена, как старшая, занималась своими сестрами, тем, что они делают, а главное, чего не делают в школе – они-то талантами не блистали, – и еще на ней лежала тяжкая обязанность добывать еду. Вивиан нашла лазейку, о которой не хотела рассказывать, но каждую неделю приносила килограмм макаронных ракушек – их смешивали с брюквой или топинамбуром, которые продавались без карточек. В остальном Арлена тасовала бесполезные талоны на питание – какой толк иметь право на 200 грамм риса, 275 грамм хлеба или 70 грамм сыра на человека, если все бакалейные лавки пусты, а купить что-то из-под полы слишком дорого? Приходилось затягивать пояса. С каждым месяцем все туже. Сестры ей не помогали, только жаловались, что есть нечего, но не брали на себя труд постоять в нескончаемых очередях в бакалейной или мясной лавке по соседству. Они ныли, что в квартире всего тринадцать градусов, но разве ее вина, что дрова дорогущие, а зима тяжелая? Пусть одеваются, как она, – три свитера друг на друга, шарф и перчатки. Что она может сделать, если все летит в тартарары? Если все не так, как раньше? Разве спросили ее мнения, когда объявляли войну? Непрестанные жалобы и придирки оголодавших сестер в итоге и подтолкнули ее присоединиться к сети Марсьяля.
Страшнее всего были воздушные налеты, когда «летающие крепости» сбрасывали вереницы бомб на военные объекты, так что было опасно жить рядом с железнодорожным узлом, электростанцией, аэродромом или стратегическим заводом, – самолеты союзников сбрасывали свой смертоносный груз с большой высоты, чтобы не попасть под удар немецких зенитных пушек, и бомбы падали мимо. Как им заблагорассудится. В Булонь-Бийанкуре особенно пострадали заводы «Рено», окрестные кварталы были сметены, убитых считали сотнями, как в Бурже или Курбевуа. Лишь десять-пятнадцать процентов бомб попадали в цель, остальные взрывались в радиусе двух-трех километров.
И горе тем, кто оказывался там.
Арлену угнетала эта смерть, падающая с неба, которую невозможно ни предвидеть, ни предотвратить. Когда днем завывала тревога, Ирен заставляла всех ложиться спать одетыми, чтобы в случае чего быстрее добраться до укрытия…
После ужина Арлена часто стояла на балконе, опершись на перила, и вглядывалась в горизонт – каждую ночь она ждала в тишине, когда придет их черед, когда прозвучит сигнал тревоги, и при малейшем звуке вздрагивала. Плохо спалось не ей одной – иногда к ней приходили Одетта и Франсуаза, на их лицах читался страх, все было ясно без слов. Арлена сдвигалась на своей узкой кровати, и они засыпали вместе. Отныне они не могли без тревоги смотреть на огромные кучевые облака, из которых в любую секунду может вынырнуть опасность, и когда раздавался непривычный гул, люди прислушивались – плохо дело, значит, летят низко, – и все, прищурившись, смотрели на запад. Вдали нарастал низкий гул, начинали реветь сирены, толпа устремлялась в укрытия бегом, никто не знал, укажет ли на него Божий перст или бомбардировщики полетят дальше, к Германии. Некоторые умники научились предсказывать по высоте и звуку самолетов, что сегодня опасность минует, если только они не ошибаются.
Когда становилось слишком опасно, пора было уносить ноги, и все кидались вниз по лестнице, стараясь не толкать стариков, дальновидные брали чемодан с самым необходимым, женщины складывали украшения в сумочку вместе с семейными и сберегательными книжками, все устремлялись в укрытия, но в этих домах, построенных слишком близко к Марне, не было подвалов, а значит, спрятаться негде, и приходилось укрываться на открытой местности, которая теоретически не подвергалась бомбардировкам: в саду, на пустыре, а для менее удачливых – на кладбище Жуанвиля. Пользовались случаем навестить близких, которых не видели со Дня Всех Святых, привести в порядок могилы, рассказать о нынешних ужасах – невольно подумаешь, что лучше уж лежать здесь, – вознести короткую молитву в надежде на то, что ушедшие упокоились с миром, и попросить у них защиты. Семейство Шарден укрывалось на соседнем стадионе: когда не было дождя, они садились рядом в центре поля, а если накрапывало, они стоя смотрели в небо, иногда часами, и надеялись, что оттуда не прилетит заблудившаяся бомба. А еще по грохоту взрывов и фейерверкам, освещающим горизонт, вычисляли, которой из коммун сейчас достается, Кажется, пришлось на Пантен, а может, на Монтрёй.
Однажды ночью была выведена из строя огромная сортировочная станция в Венсене и разрушен десяток жилых зданий, дом Вивиан не пострадал, хотя все стекла валялись на земле, а вот смежный флигель превратился в груду обломков – на общей стене виднелись обои, уцелел только камин, он висел в пустоте, на его полке по-прежнему стояла ваза
и какая-то безделушка. Пожарники разбирали гору камней и балок в надежде извлечь выживших из подвалов, но поскольку подвалы не были укреплены, неизвестно, не завалило ли их. Старший приказал замолчать, все застыли, прислушиваясь к малейшему шуму, к замогильному голосу, приглушенному воплю, крику о помощи, которые дали бы знак спасателям, но все было тихо до слез.Вивиан пришлось покинуть квартиру, поскольку здание могло вот-вот обвалиться. Ей дали полчаса на сборы. Ирен и девочки помогли с переездом – во время ремонтных работ она поживет в их двухкомнатной клетушке в Жуанвиле. Как-нибудь разместятся.
На войне как на войне.
Вивиан все время плакала, но твердила, что ей все-таки повезло, ведь ее тоже могли бы убить, как соседей из флигеля – дама со смежного балкона была ее хорошей знакомой. Она сложила вещи в два чемодана и две сумки, Ирен взяла чемодан, Арлена и Одетта – по сумке. Они с ужасом оглядели вспоротый дом, и их попросили поторопиться, потому что они мешают спасателям. Арлена заметила книгу в водосточном желобе, наклонилась, вытащила ее из-под обломков, вытерла рукавом и увидела «Теорию вероятностей» Анри Пуанкаре. Мгновение она разглядывала том, поискала глазами законного хозяина, пролистала и убрала в карман.
Это было старенькое издание 1912 года, в порванной обложке, из криво сшитых тетрадей, и Арлена изучала страницу за страницей, а всего их оказалось около трехсот пятидесяти. Внутри – множество вычислений и непонятных знаков, но в этих уравнениях была неотразимая логика, позволяющая автору уверенно предсказывать, что будет, а чего не будет, из полученных результатов он выводил вероятность события, опираясь не на домыслы или предположения, а на точный математический анализ. В тексте были не только неудобочитаемые цифры, но и философское рассуждение, которое много значило для Арлены, особенно в это тревожное время: «То, что является случаем для невежды, уже не будет таковым для ученого. Случай – не более чем мера нашего невежества… слово „случай“ – лишь простой синоним невежества» [23] . Пуанкаре не оперирует понятием «уверенность», он лишь стремится разобраться в неочевидном взаимодействии вещей, он применяет свои рассуждения к игре в рулетку и к бросанию костей, к несчастным случаям и метеорологическим прогнозам, к исследованиям бесконечно малого или бесконечно большого, ко множеству других увлекательных предметов. Вот чем я хочу заниматься: изучать случайности, подумала Арлена. В этой арифметической тарабарщине наверняка не так уж трудно разобраться – Шампольону ведь удалось расшифровать иероглифы.
23
Цитата из авторского предисловия к изданию «Теории вероятностей» Анри Пуанкаре 1912 года («Calcul des probabilites», 1896), позаимствованного, в свою очередь, из его же работы «Наука и метод» («Science et methode», 1908), приводится в перев. В. Шуликовской.
Несколько недель она внимательно читала этот математический роман, расшифровывала, что могла (ей не было и пятнадцати), хотя некоторые доказательства казались очевидными, например определение вероятности путем деления числа благоприятных случаев на число случаев возможных. Она решила, что так можно проанализировать бомбардировки, повсюду искала данные, собирала информацию по справочникам и энциклопедиям в библиотеке, делила число жителей Жуанвиля на число жилых домов и других зданий (эти цифры она нашла в мэрии), сравнивала полученные данные с департаментскими, делила снова и в результате вывела до смешного маленькую цифру: вероятность быть убитым союзниками ничтожна – шансов сорвать главный куш в лотерее Разбитых Морд [24] в семь раз больше, чем получить по голове американской или английской бомбой. А математик, которого цитировал Пуанкаре, утверждал: «Событие, вероятность которого пренебрежимо мала, не происходит, или, что более верно, разумнее вести себя так, как будто оно не должно произойти».
24
Разбитые Морды (Gueules cassees) – название, данное «Союзу раненных в лицо или голову» ее первым президентом, полковником Пико. В 1935 году в пользу Союза была проведена Национальная лотерея Франции.
C этого дня Арлена вела себя поразительно спокойно – когда выли сирены и обитатели дома толкались на лестницах, она успокаивала мать и сестер, Не пугайтесь, с нами наверняка ничего не случится. Бомбы сбросят в другом месте. Только один шанс из одиннадцати миллионов, что попадут в нас. Возьмите себя в руки.
Но никто не обращал внимания на эти бредни, и мимо нее пробегали те, кто устремлялся в укрытие. Арлена не сердилась, Они просто не понимают, но потом увидят, что я права. И в разгар паники она снова и снова перечитывала Пуанкаре, открывала тонкости, которых не замечала раньше, а то, что казалось смутным, прояснялось; она установила связи между рассуждениями и сделала вывод, что математика – не просто точная наука, а отображение окружающего мира, иными словами, философия жизни, чье огромное преимущество заключается в том, что она не допускает путаницы, толкований, туманных споров, она открывает двери в стройную вселенную без двусмысленностей, скрытых мотивов и неопределенности, а значит, можно двигаться вперед без ошибок, быть полностью честной с собой и другими. В тот самый миг Арлена подумала, Вот путь, по которому я должна идти. И задалась вопросом, какая профессия даст такую возможность.