Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

В середине января закончились штукатурные работы. Даша до весны получила расчет.

–  Ну вот, еще один дармоед прибавится, - сказала Марья Васильевна, косясь на падчерицу.
– Кому нужна такая работница? Ну что, не я ли тебе говорила - узнаешь, почем фунт лиха.

За этим последовала очередь упреков и оскорблений. Даша выслушала их молча.

–  Мне обещают работу, - сказала она.

Чтобы не торчать дома, она с утра уходила в город и бесцельно слонялась по улицам, лишь бы не быть на глазах мачехи.

БЕДА НЕ ХОДИТ В ОДИНОЧКУ

Как- то вечером Даша вернулась домой усталая и голодная. Еще в сенях она услышала оживленный разговор, но когда вошла в комнату, все вдруг замолчали, растерянно поглядывая на нее. Значит, разговор шел о ней. Домочадцы ужинали. От голода и усталости у Даши кружилась голова, запах свежего хлеба и жареного картофеля остро щекотал ноздри. С тех пор, как она лишилась работы, ни разу не ела вволю. При одной мысли, что она «дармоедка», пропадало желание есть.

Даша сняла пальто, подошла к печке и стала греть над плитой руки. За столом подозрительно молчали, и в этом Даша почувствовала что-то недоброе.

–  Тебе особое приглашение нужно?
– сказала Марья Васильевна.

Даша села за стол. Наталья загадочно переглядывалась с матерью. Несмотря на голод, у Даши пропал аппетит; от предчувствия чего-то неприятного заныло сердце.

–  Работу все ищешь?
– спросила мачеха.

–  Обещают, - ответила Даша и положила вилку. Хлеб комом застрял в горле. Не дадут спокойно поесть.

–  Эх, ты! Время к декретному отпуску, а тебя уволили. Подавай в суд. Или ты думаешь, что я буду кормить тебя и твоего выродка? Ешь, чего губы надула!

–  Спасибо. Я сыта уже вашими заботами.

–  Ишь, гонору сколько! И чем гордиться?

Сестры засмеялись. Даша насупилась и встала из-за стола. Марья Васильевна сердито посмотрела на дочерей.

–  А вы, дуры, чего шебуршитесь? Дармоедки несчастные. Сидите на моей шее, а мне через вас хоть разорвись. В милицию того и гляди заберут. И черт вас не возьмет!

Сестры по-прежнему ели, не обращая внимания на брюзжание матери.

–  Мамочка, ты чего ворчишь на нас? Мы будем кормить тебя на старости лет, - сказала Наталья.

–  Вы накормите. Себе ладу не дадите. Милостыни у вас не выпросишь.
– Марья Васильевна глянула на Дашу.
– Там тебе на комоде письмо.

–  Мне?
– не поверила Даша.

Она бросилась в другую комнату. На комоде лежал голубой конверт. Схватила его, прижала к груди, не обращая внимания на то, что через открытую дверь за нею наблюдают. Быстро вскрыла конверт, тут же, стоя у комода, начала читать. Но что это? Как ой смеет!… Неужели это мог написать ей Николай?

Она скомкала листок, шатаясь, добралась до кровати, уткнулась лицом в подушку. Можно ли после этого верить людям! А тетя Феня говорила… Нет, это немыслимо. За что?

Что же делать? Как дальше жить? Огонек надежды слабо мигнул и погас, оставив после себя копоть. Она и без того натерпелась упреков и оскорблений. Надеясь, ждала, верила, что он любит. Но ничего этого нет. Он обманул! Ее сердце - окровавленный комок, затоптанный в грязь. Нечем дышать. Для чего теперь жить? Ради будущего ребенка? Чтобы и он мучился, как она? В уши будто напевает

кто-то заунывно и тоскливо: «Мне недолго добежать до проруби…»

Даша представила себе эту прорубь, схваченную ледяной коркой. Вокруг унылое безмолвие, снег, в небе холодно искрятся далекие звезды.

Она плакала без крика, судорожно хватая ртом воздух. Оглушенная горем, не слышала, о чем говорили в соседней комнате. Наталья начала было хихикать, на нее прикрикнула Марья Васильевна:

–  Ну, чего зубы скалишь? И меня в грех впутала, окаянная, чтобы тебя чума забрала. И как таких бесстыжих земля держит?

В сердце Марьи Васильевны проснулось к падчерице чувство сострадания. Она ругала себя за то, что поддалась уговорам Натальи и написала студенту лживое письмо. Хотелось поскорее сбыть падчерицу с рук. Студент женится на ней или нет, это еще вопрос. Кому нужна девка с ребенком на руках? Надо склонить ее к аборту и быстрее сбыть кому-нибудь. Девка пригожая, женихи найдутся…

Всю ночь Марья Васильевна ворочалась в своей спальне на пуховиках, опасаясь, чтобы Даша не наложила на себя руки. Тут не только грех падет на душу, могут, чего доброго, посадить в тюрьму. У соседей Марья Васильевна была на плохом счету, донесут прокурору, а тот все припомнит: незаконно присвоенное сиротское добро, спекуляцию… «Люди злы,- думала Марья Васильевна, ворочаясь с боку на бок. От них того и жди нападок».

В душе ее не было злобы к падчерице, а вот ворчит, обижает сироту. Даша смирная, послушливая, трудолюбивая. Может быть, и злит Марью Васильевну то, что Наталья и Люба не стоят Даши. И лицом хороша, умница, домовитая, а ее дочери - лентяйки.

А тут еще этот проклятый дом. Не ради себя она пошла на махинации, сироту обворовала. Все это ради дочерей. Куда они денутся, если что случится с матерью. Жалко их, дочери родные. Они потому злы и завистливы, что обижены судьбой. И Дашу ненавидят из зависти. Письма студента читали и в печке сжигали, а Наталья уговорила ее написать ему

«Ох, плохи дела! Нечисто на совести. Подлости в человеке, как пакостей в мусорной яме», - вздыхала Марья Васильевна, прислушиваясь, чтобы Даша тайком не ускользнула из комнаты.

А может, она ушла? При этой мысли Марье Васильевне стало не по себе. Она вскочила с кровати, нащупала в темноте ногами шлепанцы, вышла в соседнюю комнату, где спали девушки. Прислушалась. Слышно посапывание Любы, чуть всхрапывает Наталья. На Дашиной постели тихо. Марья Васильевна так и задрожала. В темноте долго не могла нащупать выключатель «Арестуют, упекут в тюрьму. Господи ты боже мой!» Она готова была упасть на колени, молить бога, чтобы он пощадил ее, несчастную, от милиции и суда.

Наконец нащупала выключатель Даша все так же лежала на неразобранной постели, уткнувшись лицом в подушку. У Марьи Васильевны отлегло на душе. Слава богу! И так стало жаль несчастную девушку, что на глаза навернулись слезы. Подсела она к Даше на кровать, положила руку на ее плечо.

–  Спишь, доченька?

Даша повернула голову, открыла глаза с опухшими веками.

–  Что случилось?
– спросила Марья Васильевна, хотя о содержании письма ей еще днем рассказала Наталья - домашний «цензор».

Поделиться с друзьями: