Цена Победы

— Насчёт интервью я понял. Правда, для этого придётся согласовать с контрразведкой, что мы рассекретим обстоятельства побега Коровко. А какую сплетню мы распустим? — уточнил я.

— Ну, вы же только что с испытаний этой чудо-аппаратуры! — ухмыльнулся Иван Владимирович. — Хороший повод для торгов с британцами. Вот и допустим утечку про эту встречу.

— А мой подзащитный обязательно вывернет эту информацию во что-нибудь гадкое! — ухмыльнулся Осип. Всё-таки, привычка использовать адвокатские словечки и выражения у него неистребима!

Глава 31

из мемуаров Воронцова-Американца

'…Как ни странно, больше всего времени отняло согласование с военной контрразведкой [184] . И ладно бы с меня просто потребовали не называть имён. Нет, почему-то засекретили и станцию, на которой сошёл Коровко. Да ещё в качестве ответной услуги потребовали придумать, как активизировать работу наших структур в странах и регионах с большим количеством мусульманского населения. Я поначалу просто офигел от такого условия. Нет, оно полностью лежало в русле моей текущей стратегии: раз мои структуры вытесняют из Европы и Америки, надо углублять работу в родной стране и с соседями. А наименее охваченными являлись именно мусульманские регионы.

184

Авторы в курсе, что в во время Первой Мировой войны единой военной контрразведки в реальной истории не существовало. Не было её и в альтернативной истории, но Воронцов об этом не знает.

Но меня возмутила именно нелогичность их условий. Мало ли, сейчас вот этого захотели, а завтра потребуют часть бизнеса отдать. Или содействовать продвижению вегетарианства, мало ли?

Однако Натали меня уломала. Дескать, раз оно им нужно, а нам полезно, то нечего и шум поднимать. В общем, пошли мы проверенным путём — собрали несколько рабочих групп, изложил я им те крохи, что знал об исламском банкинге. Потом другие ребята, которые работали с Френкелем по Албании и с Хэ Сянцзянем — в Кашагаре и Восточном Туркестане, поделились тем, как работа поставлена сейчас и в чём суть запретов ислама. Я, кстати, впервые узнал, что шариатом запрещено не только проценты получать, но и вкладываться вдеятельность, которую ислам не одобряет, — в торговлю спиртным, табаком и мясом животных, убитых без соблюдения специальных норм, организацию проституции и азартных игр и кое-что ещё.

С не меньшим удивлением я выяснил, что после того как «шмурдяк», производимый Френкелем, начали не на выпивку пускать, а на производство резины и пластиков, отношение мусульманских общин стало терпимее. Не то, чтобы они одобряли, но, раз спирт — не конечная цель, местные духовные лидеры перестали порицать, чтобы этим занялись мусульмане.

Забегая вперёд, скажу, что Френкель у нас в результате стал настоящей звездой исламского банкинга, правда, непубличной. «Торговали лицом» там исключительно мусульмане, для пользы дела он с этим легко смирился.

Однако я забежал вперёд. В конце концов, нужное интервью состоялось. В качестве повода было выбрано строительство Крымской обсерватории, для которой я финансировал создание самого большого телескопа современности. Отметил, что там планируется не только наблюдать объекты, но и фотографировать их с хорошим качеством. А уж от этого перешёл к знаменитым марсианским каналам и Марсу. Посмеялся, естественно, над нелепыми домыслами, указал на все логические нестыковки в их картине мира… Ну а потом журналист уже сам перевёл разговор на Коровко и его сотрудничество как с «марсианами», так и с немецкой шпионкой. И про то, что нынче революционную пропаганду вдохновляет именно он, тоже указал. А на следующий же день после выхода статьи у меня взяли ещё несколько интервью, уже специально посвящённых этому скандальному сотрудничеству. Прозвучавший вскоре вывод, дескать, «социалисты — агенты немцев!», меня вовсе не удивил, он полностью укладывался в стиль эпохи.

Да, обвинение в сознательной работе на противника было не совсем справедливо, но именно оно помогло нам достичь цели. У «марсиан» оказались крепкие нервы, суетиться они не стали, и место содержания своего «подзащитного» Шор вычислил именно благодаря активности революционеров…'

Санкт-Петербург, Дегтярная улица, 12 (25) января 1917 года, четверг, семь часов сорок минут утра

В авантюрных романах и синематографе штурм убежища злодеев непременно обставляют героически — дверь выбивают тараном, отчаянная перестрелка, непременное самопожертвование второстепенных героев, спасающих героя главного… Остап ухмыльнулся при мысли, что так и будет рассказывать сначала нынешней своей подруге, а потом и детям с внуками. Героически, со взрывами и ураганной пальбой. Только интересно посмотреть, как актёры будут по крутой лестнице тащить таран к чёрному ходу. Да и выбить двери питерских квартир непросто, тут даже с взрывчаткой справиться — дело непростое. Возник бы риск пораниться самим или повредить «клиента».

Только зачем все эти сложности? Дом на Дегтярной улице перевели на отопление от котельной, но готовили по-прежнему на дровах и угле. Так каждый день дворник поднимал эту тяжесть по черной лестнице и таскал вниз золу. А в конце месяца за исправную службу получал соответствующую «благодарность».

Так было и этим утром, Макар Степанович в который раз поднялся по лестнице, тихо постучал в нужную квартиру, дверь которой привычно и без вопросов отперла кухарка. Нет, и в тот момент ничего героического и шумного не произошло. Дворник, стараясь не шуметь и не будить жильцов, протопал в кладовку при кухне, сложил там вязанку дров и короб с углем, забрал ведро со шлаком и золой и пошёл на выход. И лишь перед самой дверью тихо сказал кухарке:

— Агафья, выдь на лестницу, скажу чего!

Та без особого удивления вышла из квартиры и только успела открыть рот, как в него сзади аккуратно вставили кляп, после чего просто подхватили на руки и потащили куда-то. Путь в заветную квартиру был свободен.

Санкт-Петербург, Дегтярная улица, 12 (25) января 1917 года, четверг, восемь часов утра

Взяли обитателей квартиры достаточно тихо, без единого выстрела. Да что там, наружу даже звуков никаких не донеслось, хотя совсем без потасовки не обошлось. Наконец, дверь на парадную лестницу отворилась, и Шор негромко пригласил меня входить.

— Ну, вот мы и встретились, господин Коровко. Здоровья я вам желать не буду, но предоставлю вам право самому решать, как долго вы его сохраните. Выбор у вас простой. Или вы прямо сейчас, не запираясь, даёте показания обо всех аспектах вашего сотрудничества с так называемыми «марсианами», и тогда я даю вам слово, что приложу все усилия для сохранения вам жизни. Или вы не спешите, запираетесь и торгуетесь со следствием, но тогда я приложу свои усилия в прямо противоположном направлении.

Тот помолчал некоторое время, хотя вытащили его прямо из тёплой постели, и стоять босиком на по-утреннему холодном полу было явно некомфортно, потом криво ухмыльнулся и ответил:

— Разумеется, Ваше Сиятельство, я буду сотрудничать. И единственное, о чём я жалею сейчас, это что наше знакомство началось с попытки обмануть ваш банк. С вами выгоднее не ссориться, тогда и заработать я мог бы намного больше!

— Думаете, я стал бы вести с вами дела?

— Отчего ж нет? — удивился он. — Перес Рабинович финансировал работорговлю, а Михай Френкель промышлял контрабандой и каперством. Однако сейчас они — уважаемые люди. Мог бы и я встроиться…

из мемуаров Воронцова-Американца

'…Сохранение жизни этот аферист отрабатывал старательно. Его сведения позволили провести аресты и обыски в разных частях Петербурга. На одной из квартир возникла перестрелка с социалистами, явившимися, чтобы затереть следы скандального сотрудничества. Обитателей квартиры они успели порешить, а часть документов сжечь, но нам с работниками сыска хватило и оставшейся части. Кстати, именно на этом эпизоде был задержан мало кому известный тогда Иосиф Виссарионович Джугашвили, отзывавшийся на партийное прозвище Коба.