Чандрагупта

поэтому не принимает пожертвований. С первой же встречи Чанакья сумел завоевать расположение и глубокое

почтение Бхагураяна. С людьми часто случается, что, открыв в другом поразительное бескорыстие, они

навсегда проникаются благоговением к этому человеку и впоследствии не могут отрешиться от своего первого

впечатления. Чанакья показался Бхагураяну своей мудростью и добродетелями равным великим святым

древности, таким, как Васиштха или Вамадева1.

Теперь не было и дня, чтобы Бхагураян не приходил повидаться с брахманом. Каждый вечер, почти в

одно и то же время, появлялся военачальник в его обители. Чанакья торжествовал победу. В его руках был

человек, владевший главной силой государства Магадхи — ее войском. В известном смысле главный

военачальник был могущественнее, чем сам первый министр, хотя и считался в подчинении у последнего.

И брахман знал ту тайную струну, играя на которой можно было сохранять власть над душой Бхагураяна.

До сих пор отзывалась болью в сердце военачальника старая обида, связанная с позором и несчастьем.

Мурадеви. Ведь, сомневаясь в ее рождении и супружеской верности, бросали тень и на него, того, кто добыл и

привез своему радже юную красавицу. И когда он встал на защиту женщины, его слов не послушались. Он

сочувствовал Мурадеви и разделял ее горе, но его обвиняли в корыстном желании возвыситься с ее помощью.

Теперь, когда Дханананд вернул ей свое расположение. Бхагураян радовался, что для Мурадеви снова

наступили хорошие дни; но старая обида не изгладилась из его души.

Как-то раз вечером Бхагураян и Чанакья сидели на берегу, у слияния Ганги и Сона. Бежали воды, легкий

ветер обдувал свежестью, медленно текла беседа. Бхагураян вспоминал прошлые горести, рассказывал Чанакье,

как привез для раджи Мурадеви, как она родила сына, как другие жены, завидуя ей и боясь ее влияния на раджу,

1 В а с и ш т х а — один из семи главных риши, по преданию — составитель седьмой книги “Ригведы”; В а м а д е в а —

имя риши.

в союзе с несколькими министрами оговорили несчастную и никто не пришел к ней на помощь. Под конец он

промолвил с горечью:

— Я видел этого мальчика. Теперь он был бы старше Сумальи. У него на руке начертаны были знаки

могущественной власти. А раджа поверил наговорам и приказал убить собственного сына. Что тут можно было

сделать? До сих пор не могу я без боли вспоминать об этом.

Чанакья молча выслушал его рассказ. Про себя он решил, что теперь самое время заговорить о своем

деле. Поэтому, когда Бхагураян, тяжело вздохнув, умолк, он сказал:

— Я очень рад видеть в тебе такую приверженность истине и справедливости. Да вознаградится она в

твоей жизни! Не всем людям дано такое качество. Вот, например, первый министр Ракшас — все знают, как он

предан своему повелителю, но так ли уж сильно в нем стремление к истине? Вот ты с таким доверием рассказал

мне о прошлых днях. У меня тоже есть, что поведать тебе. Однако мне хочется тебя спросить: а если бы вдруг

кто-нибудь сказал тебе, что сын Мурадеви не умер, и представил бы тебе доказательства, что мальчик жив, да

что доказательства — привел бы его к тебе живого и невредимого, — что бы ты сделал для него?

— Благородный брахман, вы спрашиваете из любопытства, а я отвечу с полной серьезностью: если бы

мальчик был жив, я не пощадил бы себя, чтобы вернуть ему престол и завоевать для него царство. Я чувствую

всем сердцем, что он стал бы великим махараджей и основал бы могучую империю Но судьба обманула его.

— Вот ты говоришь, что завоевал бы ему царство. Но разве войско, хоть оно и в твоих руках, пойдет

против своего раджи, против первого министра? Ты не удивляйся моему вопросу. Политика и интриги — мой

излюбленный конек, я люблю упражнять свой ум разными задачами такого рода. Так вот, я думаю, если бы ты

замыслил что-то против воли Дханананда и Ракшаса, пошло бы за тобой войско?

— Досточтимый брахман, — вздохнул военачальник. — Какой прок рассуждать о том, что

неосуществимо? В войске своем я уверен, но мальчика уже не вернешь, так что тут можно сделать?

— Да, конечно, — согласился Чанакья, — но почему бы и не поговорить? Я знаток политики, а ты

кшатрий, государственный муж. Тебе полезно помнить, что нельзя строить все расчеты на одной только силе и

справедливости. Вот послушай, что я придумал бы в таком случае. Как тебе покажется такая хитрость? Близко

от Паталипутры лежит царство Парватешвара. Я бы послал сатрапу письмо от имени Ракшаса с предложением

напасть на столицу Магадхи и с обещанием, что ему изнутри будет оказана помощь. Парватешвар легко

поддался бы обману, потому что он давно мечтает овладеть Паталипутрой, а для того, чтобы укрепить в нем

веру, можно было бы написать в объяснение, будто бы Ракшас не хочет больше служить Дханананду, так как

оскорблен его привязанностью к Мурадеви — женщине, которую Ракшас считает низкой шудрянкой. Призвав

на Паталипутру войска Парватешвара, нужно было бы разгласить по всему городу, что предатель — Ракшас, и

тогда первый министр оказался бы в одиночестве, презираемый всем народом. А там осталось бы руками

чужеземцев погубить Нандов, и сын Мурадеви стал бы единственным отпрыском царской семьи и законным

наследником трона. Тогда ты под его знаменем пошел бы со своим войском на Парватешвара и завоевал бы

юному радже славу и великое царство. Как покажется тебе такая игра? Не хуже шахмат, не так ли?

— Да, — восхищенно согласился Бхагураян, — блестящая выдумка. Очень хитро задумано. Можно

подумать, что вами движет не любовь к игре, а необходимость немедленно действовать.

— О военачальник, — рассмеялся брахман, — игра необходима для упражнения ума. Я постоянно строю

в уме разные хитросплетения положений, характеров, поступков. Сейчас ты так горячо высказал свою печаль об