Чащоба

Ребенок медленно раскачивался из стороны в сторону и не проявлял ни малейшего нетерпения. Изучая девочку, Лео почувствовал, как его мускулы заныли. Теснота приучила ребенка к неприхотливости, он усвоил, что его пространство кончается краем нар. Лео представил себе, как девочка, испугавшись чего-нибудь, взбирается по лесенке с тремя перекладинами наверх и прячется в постельке. Только там она не попадала никому под ноги, там она никому не мешала. Полка с ватным матрацем была ее истинным домом.

Лео не терпелось пробраться между гостями и снять с верхних нар себе на плечи маленькую раскачивающуюся фигурку. Убежали бы они из этой затхлой комнатушки, поехали бы за город, остановились бы на краю поляны и побежали бы наперегонки. Его подогревало нетерпение узнать, способен ли этот ребенок вообще ликовать и кувыркаться или радость жизни в нем уже угасла. Лео поискал свободное место. Он представил себе прощающихся тетушек: с блюдечками в зубах, ложечка и чашечка позвякивают на блюдце, левой рукой они нащупывают на вешалке плащ, правую протягивают имениннице. Лишь за дверью освобождаются от посуды, ставят ее в коридоре на табурет.

Мгновением позже его втянули в разговор. Он должен был поддерживать беседу. Нелле не нравилось, когда муж показывал свою замкнутость. Лео говорил как-то механически, по-прежнему поглядывая на девочку на верхних нарах. Маленький измученный ребенок никогда не узнает, что кто-то хотел порезвиться с ним на просторе и услышать его смех.

Лео скомкал пыльный халат рождественского Деда Мороза и со злостью швырнул его в угол, шумно сдвинул нагроможденные на комоде предметы и разложил на покоробившемся уголке свои бумаги. Результаты обмеров он успел забыть, пришлось еще раз растягивать рулетку. Забравшись на табурет и измерив высоту комнаты, Лео с некоторым удовлетворением подумал, что ему, собственно, ни метр, ни рулетка больше не понадобятся, при определении на глазок ширины и высоты он ошибался всего на полдюйма. Он свой глазомер давно выверил. Тем более что и эти два сантиметра всегда оставались спорными, обои на стенах старых домов всегда отвисали, а прибитый к обшивке картон округлял углы.

Решимость сестер взяться за капитальный ремонт старого дома позволяла строить разные предположения. Оторванность от жизни? Непреодолимая страсть к простору? Комплекс тесноты, проистекавший от многолетней скученности и нуждавшийся теперь в компенсации? Наверное, лишь птицы смиряются с клеткой и не в состоянии представить себе большего. Видимо, человеческие устремления невозможно подавить окончательно. А может, сестры просто хотели утвердиться в глазах ближних.

Каждое лето к ним будут съезжаться кучи родственников, которые, млея, примутся благодарить за великолепную возможность отдохнуть. Спокойствие, тишина — наконец-то они смогут провести отпуск на лоне природы. Ребятишки начнут бегать по лестницам вверх и вниз, заберутся на чердак, станут прыгать по старой мебели, а молодые мамы и папы примутся истязать транзисторы и портативные магнитофоны. Остальные соберутся в кружок, будут чесать языками или загорать под яблонями — и все будут довольны жизнью. Сестры же станут ходить и пыжиться от гордости: смотрите, что мы смогли для вас устроить.

Пусть делают, что хотят, Лео стало как-то жаль Неллу, она словно бы терзалась на узеньких нарах, подобно той маленькой девочке. В будущем году они поедут отдыхать вдвоем к теплому морю. Кажется, со здешним краем все кончено. Вот и Вильмут спихнул друга, как постороннюю вещь, в лесную глушь — чтобы не стеснял его. Видно, Вильмуту надоело, что Лео по укоренившейся привычке все еще за ним приглядывает. Вполне могло осточертеть. Пришло время жить, заглядывая вперед. Они незаметно состарились. Сыновья у Вильмута взрослые, у дочки, по слухам, уже у самой дети.

И Лео обессилел от цепей, которые он носил все эти десятилетия. Нелла не знает, что его, казалось бы, нерушимая дружба с Вильмутом навязана обстоятельствами. Быть может, соединяющие звенья проржавели? Видимо, мера страха переполнилась.

Завтра Лео сядет в машину, нажмет на газ и устремится в зеленый туннель лесной дороги.

8

Но еще в тот же день Лео сел за руль, завел мотор и свернул со двора в сумеречную теснину. Ветки орешника скользили по ветровому стеклу и крыше. Хельга, восседавшая рядом с Лео на переднем сиденье, вскользь заметила, что они собираются обрезать эти ветки секаторами. Особенно трудно ехать по этой дорожке на велосипеде, ветки бьют в лицо, и приходится склоняться над рулем, подобно гонщику.

Лео усмехнулся. Ну и ну, дамы собираются подстригать лес садовыми ножницами.

Однако же он не уехал отсюда в одиночестве, как собирался, — человек полагает, бог располагает, — все три сестры сидели в машине. Они держали в руках букеты цветов, в сумках термосы и еда.

Всего лишь час тому назад Хельга заявила, что им нужно немного поездить по округе. Она и мысли не допускала, что Лео может заартачиться. Ладно, раз человеку нравится командовать, пусть потешится. Со своей поклажей сестры пешком далеко бы не ушли.

Выехав на шоссе — машина как раз набрала скорость, — Хельга сказала, что скоро надо будет свернуть налево. Приказ есть приказ, и они поползли по дрянной, выщербленной гравийной дороге, позади их столбом стояла пыль. Случись кто навстречу, Лео придется прижиматься к колючей проволоке, ограждающей выгон, иначе не разминешься. Современные женщины привыкли считать себя в любом деле смекалистее мужчин, они то и дело стараются быть вожаками и хватаются за вожжи, но зачастую им не хватает ума понять, что в объезд скорее прибудешь на место. Можно ли не знать эти магистрали и проселки, эти родные края детства! Наверное, каждый в своем воображении время от времени, как бы с высоты птичьего полета, с грустным сожалением оглядывает родной пейзаж: удивительно, что все аллеи и тропинки сбегаются в одну точку — к родному двору.

Правда, после смерти матери Лео несколько лет не был в этих краях и, возможно, забыл про какую-нибудь кучу камней в поле или какой ольшаник, но только не дороги.

Уважаемые дамы могли бы назвать место назначения. Лео и без указок довез бы их туда. А то приказывают, как таксисту, первый день сидящему за рулем в чужом городе, — налево, направо.

Нет, женская самонадеянность не стоила того, чтобы портить себе настроение. Тем более что Урве и Сильви не в чем было упрекнуть, они не спешили поучать, смирно отсиживались.

В поселке машина снова пошла по асфальту, можно было опустить стекло, пыль не забивалась в салон. Сельскохозяйственные машины местами нанесли на дорогу землю, по обочинам валялись упавшие с возов клоки зеленого корма, в последний раз Лео что-то не приметил здесь фермы. Перед магазином тарахтели два трактора, видимо, трактористы запасались пивом. Тут же, возле покосившейся коновязи, обрызганной давным-давно ушедшими на лучшие выгоны лошадьми, были прислонены несколько велосипедов, на рамах сумки, набитые до отказа буханками хлеба. Старухи не торопились домой, они стояли кучкой и судили-рядили. Лео ехал медленно, изборожденные морщинами загорелые лица поворачивались, разглядывая машину. Лео никого из них не знал. Когда расстаешься с родными местами в молодости, остается обманчивое впечатление, будто время там останавливается. В действительности даже те, кто поселился в тихом деревенском захолустье в дни войны, успели уже состариться. Почему-то верилось, что спустя и десятилетия найдешь бывших старушек, точно время их не берет и они вечны.

Дверь народного дома по-прежнему была забита досками, крыша скособочена, видимо, потолочные балки истлели от дождя. Здание возводилось всем миром перед первой мировой войной, и теперь уже никому не было дела, чтобы сломать эту развалюху. Лео знал, что за последнее десятилетие жителей в поселке стало намного меньше, да и в окрестных деревнях проживали только отдельные старые люди. Многие прежние добротные хуторские постройки стояли пустые и умирали медленной смертью забвения. Все это наводило грусть, Лео бывал в этих краях лишь по крайней необходимости. Обстоятельства, отводившие его от родных мест, на сегодня ушли окончательно в прошлое, посыпаны пылью времени и в расчет не брались. Шведская госпожа, фру Улла, интересовалась, как там поживают в нашей старой родной деревне, и, наверное, зареклась спрашивать. Лео утомил ее длинной лекцией о перемещении экономических центров в другие места. Прежние разбросанные деревни не увязывались с сегодняшним крупным хозяйством, новые поселения вырастали, как грибы, люди хотели жить в современных домах, так, чтобы и врачебная помощь, всякого рода услуги, культурные мероприятия и транспортные средства были под рукой. В нынешние времена и деревенский житель непременно стремится утолить жажду общения, подчеркнул Лео. Юлла молча, с сумрачной грустью во взоре, слушала объяснения брата. Улучшение жизни деревенских людей привело ее в какую-то безутешность. Естественно, она держала в уме не здешних людей, а только лишь собственные воспоминания. Значит, всего, что она в себе хранила, уже не существовало. Происшедшие перемены Юлла не в состоянии была себе представить, оставалась пустота. И тоска по отчему дому обратилась в ничто, грустно было расставаться с горькими чувствами. Дом, этот извечный для каждого столп, сохранялся только в навязчивых снах.