Часовые Запада
Шрифт:
В дверь осторожно постучали.
– Да, Гарион, - отозвалась она.
– Надеюсь, что я не слишком рано, тетушка Пол. Можно войти?
– Конечно, милый.
На Гарионе был голубой костюм с камзолом и мягкие кожаные туфли. Эрранд заметил, что, будь его воля, молодой король Ривский всегда бы надевал голубое.
– Доброе утро, милый, - приветствовала его Польгара, продолжая возиться с гребнем.
– Доброе утро, тетушка Пол, - сказал Гарион. Он посмотрел на мальчика, ерзавшего на табуретке.
– Доброе утро, Эрранд, - торжественно произнес он.
– Бельгарион, - кивнул в ответ Эрранд.
– Держи голову прямо, Эрранд, -
– Хочешь чаю?
– спросила она Гариона.
– Нет, спасибо.
– Король Ривы придвинул еще один стул и уселся напротив нее.
– А где Дарник?
– поинтересовался он.
– Прогуливается по крепостным стенам, - ответила Польгара.
– Дарник любит гулять на восходе солнца.
– Да, - улыбнулся Гарион.
– Я помню это еще с фермы Фалдора. Все в порядке? Я имею в виду комнаты.
– Я всегда себя хорошо чувствую в Риве, - сказала она.
– До недавнего времени это место было для меня самым похожим на постоянный дом.
– Она с довольным видом оглядела темно-малиновую бархатную драпировку и темную кожаную обивку на стульях и умиротворенно вздохнула.
– Ведь эти комнаты уже давно твои, верно?
– Да.Бельдаран отвела их для меня после того, как они с Железной Хваткой поженились.
– Каким он был?
– Железная Хватка? Очень высоким, почти такого же роста, как и его отец, и невероятно сильным.
– Она снова принялась за волосы Эрранда.
– Он был таким же высоким, как Бэрак?
– Выше, но не такой плотный. Сам король Черек Медвежьи Плечи был семи футов ростом, и все его сыновья были очень крупными мужчинами. Драс Бычья Шея был как ствол дерева. Он заслонял собой небо. Железная Хватка был тоньше, его отличали всклокоченная черная борода и пронизывающий взгляд голубых глаз. К тому времени, когда они с Бельдаран поженились, его борода и волосы уже были тронуты сединой; но несмотря на это, мы все чувствовали что от него исходит какая-то детская невинность. Та же невинность, которая исходит от Эрранда.
– Ты его, по-видимому, очень хорошо помнишь. Для меня он всегда останется человеком-легендой. Все слышали о его подвигах, но мы не знаем, каким он был на самом деле.
– Нет ничего удивительного в том, что я знаю его лучше других. Ведь я чуть было не вышла за него замуж.
– За Железную Хватку?
– Алдур приказал отцу отдать одну из своих дочерей за Ривского короля. Отцу нужно было выбирать между Бельдаран и мной. По-моему, Старый Волк сделал правильный выбор, но с тех пор у меня к Железной Хватке особое отношение.
– Она вздохнула и печально улыбнулась.
– Не думаю, что стала бы ему хорошей женой, - сказала она.
– Моя сестра Бельдаран была нежной, мягкой и очень красивой. А мне не хватало ни мягкости, ни привлекательности.
– Но ты же самая прекрасная женщина на свете, тетушка Пол, - быстро возразил Гарион.
– Спасибо тебе за эти слова, Гарион, но в семнадцать лет вряд ли меня можно было назвать хорошенькой. Я была слишком высокой и боевой. Я постоянно ходила с разбитыми коленками и перепачканным лицом. Твой дед никогда особенно не заботился о том, как выглядит его дочь. Иногда в течение месяца к моим волосам не прикасался гребень. Мне ужасно не нравились мои волосы. У Бельдаран они были мягкие и золотистые, а мои - как лошадиная грива, и потом эта ужасная белая прядь.
– Она рассеянно коснулась гребнем белого локона над левой бровью.
– А как она появилась?
–
– Твой дед дотронулся до меня рукой, когда впервые увидел, - тогда я была еще младенцем. И прядь мгновенно побелела. У нас у всех свои отметины. У тебя пятно на ладони, у меня эта белая прядь, у твоего деда пятно прямо над сердцем. У всех они в разных местах, но обозначают одно и то же.
– Что они обозначают?
– Они показывают, кто мы такие.
– Она развернула Эрранда и посмотрела на него, поджав губы. Затем легко коснулась завитков у него за ушами.
– Ну вот, как я говорила, в молодости я была дикой и своенравной и вовсе не хорошенькой. Долина Алдура не очень подходящее место для девочки, а старые колдуны, каждый со своими причудами, вряд ли могут заменить мать. Они даже не понимают, что от них требуется. Помнишь то большое старое дерево посреди Долины?
Гарион кивнул.
– Однажды я забралась на него и просидела там две недели, прежде чем кто-то заметил, что я давно не путаюсь под ногами. От этого девочка чувствует себя покинутой и нелюбимой.
– А как ты наконец выяснила, что ты действительно прекрасна?
Она улыбнулась.
– Это уже другая история, дружок.
– Она посмотрела ему прямо в лицо.
– Ну что, может, мы перестанем ходить вокруг да около?
– Ты о чем?
– Да это твое письмо про вас с Сенедрой.
– Ах, вот что. Я, наверное, не должен был тебя этим беспокоить, тетушка Пол. В конце концов, это моя проблема.
– Он смущенно отвел глаза.
– Гарион, - твердо сказала она, - в нашей семье нет такого понятия, как личная проблема. Пора бы тебе уже это знать. Что же все-таки у вас не получатся с Сенедрой?
– Ничего не получается, тетушка Пол, - в отчаянии произнес он.
– Ведь я очень занят государственными делами, а она хочет, чтобы я проводил с ней каждую минуту, как раньше. Теперь мы целыми днями друг друга не видим. Мы больше не спим в одной постели и...
– Он вдруг вспомнил про Эрранда и неловко кашлянул.
– Ну что, - обратилась Польгара к Эрранду, словно ничего не произошло, - по-моему, ты уже прилично выглядишь. Давай-ка ты наденешь свой коричневый шерстяной плащ и пойдешь разыщешь Дарника. А потом вы вдвоем можете пойти в конюшню и навестить жеребца.
– Хорошо, Польгара, - согласился Эрранд и, соскользнув с табуретки, пошел за плащом.
– Он очень милый мальчик, правда?
– обратился Гарион к Польгаре.
– Как правило, да, - ответила та.
– Правда, он почему-то считает, что жизнь проходит зря, если ему не доводится пару раз в месяц свалиться в воду.
Эрранд поцеловал Польгару и направился к двери.
– Скажи Дарнику, что я разрешила вам сегодня утром поразвлекаться, - сказала она ему и в упор посмотрела на Гариона.
– Сдается мне, что я буду сильно занята.
– Хорошо, - сказал Эрранд и вышел в коридор.
Он лишь на мгновение задумался о проблеме, из-за которой Гарион и Сенедра были столь несчастны. Польгара взяла дело в свои руки, и Эрранд знал, что она все уладит. Сама проблема была пустячная, но она каким-то образом разрослась до чудовищных размеров. Эрранд знал, что малейшее непонимание может иногда терзать, как скрытая рана, а слова, сказанные в спешке и сгоряча, жгут словно раскаленные угли. Он также знал, что Гарион и Сенедра очень любят друг друга. Если они оба это осознают, то от нынешнего раздора не останется и следа.