Часовые Запада

– Я не ныл.

– Все равно прекрати и принимайся за работу.

– Что мне нужно делать?
– спросил Гарион откровенно унылым голосом.

– Можешь начать прямо здесь, - ответил старик, махнув рукой в направлении пыльных книг и пергаментных свитков.
– Это, возможно, лучшее в мире собрание пророчеств, по крайней мере западных пророчеств. Здесь, конечно, нет Маллорейских проповедей, или собрания, которое было у Ктучика в Рэк-Хтоле, или тайных книг Келля, но начинать можно и отсюда. Я хочу, чтоб ты все это прочел и попытался найти еще что-нибудь про Зандрамас. Возьми на заметку места, где упоминается про Дитя Тьмы. Вероятно, речь в основном будет идти о Тораке, но, может быть, появится что-нибудь и о Зандрамас.

– Он слегка сдвинул брови.
– И когда будешь этим заниматься, следи за всем, что может быть связано с Сардионом или Ктраг-Сардиусом.

– А что это такое?

– Я, не знаю. Бельдину встретилось это имя в Маллорее. Оно может оказаться очень важным, а может - и нет.

Гарион окинул взглядом библиотеку, и с лица его сошла краска.

– Ты хочешь сказать, что все это - пророчества?

– Нет, конечно. Очень многое - почти все - сборник сумасшедших бредней, тщательно и подробно записанных.

– А зачем нужно подробно записывать то, что говорят безумцы?

– Потому что Мринские рукописи и есть не что иное, как бред сумасшедшего. Мринский пророк был до того безумен, что его пришлось заковать в цепи. После его смерти очень многие вполне добросовестные люди принялись записывать всякую тарабарщину изрекаемую любым безумцем, в надежде, что в ней может быть запрятано предсказание.

– А как же мне отличить бред от истины?

– Я точно не знаю. Может, после того как ты все прочтешь, ты найдешь способ их разделить. Если у тебя это получится, дай мне знать. Тогда мы сэкономим уйму времени.

Гарион снова с ужасом оглядел библиотеку.

– Но, дедушка, - попробовал возразить, он, - ведь на это потребуются годы!

– Тогда тебе лучше начать прямо сейчас, верно? Постарайся сосредоточить свое внимание на том, что произошло после смерти Торака. То, что было до этого, нам более или менее известно.

– Но, дед, я ведь не знаю всех премудростей. А если я что-нибудь пропущу?

– А ты не пропускай, - непреклонным голосом произнес Бельгарат.
– Нравится тебе это или нет, Гарион, ты - один из нас. На тебе такая же ответственность, как и на всех остальных. И пора уже привыкнуть к мысли, что от тебя зависит судьба всего мира, пора уже позабыть слова вроде "почему я?". Эти слова простительны ребенку, а ты уже мужчина.
– Он повернулся и исподлобья взглянул на Эрранда.
– А ты каким боком во все это замешан?
– спросил он.

– Пока точно не знаю, - спокойно ответил мальчик.
– Поживем - увидим.

После обеда Эрранд остался наедине с Польгарой в ее уютной теплой гостиной. Она сидела у огня, завернувшись в свою любимую синюю накидку и поставив ноги на обшитую мягким плюшем скамейку. В одной руке она держала пяльцы для вышивания, в другой - золотую иголку и что-то тихонько напевала. Эрранд сидел в кожаном кресле напротив нее, грыз яблоко и смотрел, как она вышивает. Мальчика завораживала ее чудесная способность излучать какое-то спокойствие во время занятия простыми домашними делами.

В комнату, осторожно постучавшись, вошла хорошенькая риванка, прислуживавшая Польгаре в качестве горничной.

– Госпожа Польгара, - сказала она, присев в реверансе, - мой господин Бренд спрашивает, можно ли ему с вами поговорить.

– Конечно, дорогая, - отвечала Польгара, откладывая в сторону свое рукоделие.
– Проводи его сюда, пожалуйста.

Эрранд успел заметить, что Польгара называла всех юношей и девушек "дорогой" и "дорогая", как правило. В ее устах это звучало самым естественным образом.

Девушка провела в комнату высокого седовласого ривского сенешаля, снова присела в реверансе и тихо удалилась.

– Польгара, - приветствовал ее Бренд густым басом.

Это был большой, грузный мужчина с глубокими морщинами на лице и усталыми печальными глазами. И это был последний ривский сенешаль. На протяжении смутных времен, последовавших за смертью короля Горека от рук нанятых королевой Салмиссрой убийц, Островом Ветров и риванцами правили люди, избираемые по способностям и абсолютной преданности долгу. Столь самоотверженна была их преданность, что каждый ривский сенешаль поступался своей личностью и принимал имя Бренд. Теперь, когда Гарион, законный наследник ривских королей, взошел на трон, отпала необходимость в такой форме правления. Но этот большой мужчина с печальными глазами будет до конца жизни беззаветно предан королевской власти - возможно, не самому Гариону, а скорее самой идее такой власти и ее незыблемости. И, верный этой идее, он пришел в этот тихий полдень поблагодарить Польгару за то, что она взяла на себя примирение Гариона и королевы Сенедры.

– Как они ухитрились так отдалиться друг от друга?
– спросила она его.
– Ведь после свадьбы они ни на минуту не могли друг от друга оторваться.

– Все это началось около года назад, - ответил Бренд своим громоподобным голосом.
– На северной окраине Острова живут две могущественные семьи. Они всегда были в дружеских отношениях, но однажды между ними возник спор по поводу приданого: девушка из одной семьи выходила замуж за молодого человека из другой. Члены одной семьи пришли в цитадель и обратились с прошением к Сенедре, и она издала королевский указ в их поддержку.

– И она не сочла нужным посоветоваться об этом с Гарионом?
– догадалась Польгара.

Бренд кивнул.

– Когда это обнаружилось, он пришел в ярость. Спору нет, Сенедра, конечно, превысила свои полномочия, но Гарион публично отменил ее указ.

– О боги всемогущие!
– сказала Польгара.
– Так вот, значит, из-за чего они оба дулись. Я ни от того, ни от другого не могла добиться прямого ответа.

– Им, наверно, стыдно было в этом признаться, - ответил Бренд.
– Они оба публично оскорбили друг друга, и ни одному не хватило мудрости простить и забыть. Они продолжали пререкаться до тех пор, пока все окончательно не испортили. Временами мне хотелось их обоих хорошенько встряхнуть или отшлепать.

– Интересная мысль!
– рассмеялась она.
– Почему же ты не написал мне и не сообщил, что у них неурядицы?

– Бельгарион запретил мне, - беспомощно ответил сенешаль.

– Иногда ради блага государства просто необходимо не слушаться подобных приказаний.

– Прости, Польгара, но я на это не способен.

– Да, да, я знаю.
– Она повернулась к Эрранду, который внимательно изучал изящную статуэтку из дутого стекла, изображавшую маленькую трясогузку, сидящую на распускающейся веточке.
– Не трогай ее, пожалуйста, Эрранд, - предупредила она.
– Она очень хрупкая и очень дорогая. Итак, - снова обратилась она к Бренду, - надеюсь, что все глупости и недоразумения позади. По-моему, в Ривском королевстве снова воцарился мир.

– Я очень на это надеюсь, - произнес Бренд с усталой улыбкой.
– Мне так хочется, чтобы в королевской детской появился жилец.

– На это потребуется еще какое-то время.

– Это приобретает все большую важность, Польгара, - серьезно сказал он.
– Мы все немного волнуемся из-за того, что у престола нет наследника. Не только я один. И Анхег, и Родар, и Хо-Хэг мне об этом писали. Вся Алория затаив дыхание ждет, когда у Сенедры появятся дети.

– Но ей всего лишь девятнадцать лет, Бренд.