Часовые Запада
Шрифт:
Коридоры в ривской цитадели освещали факелы, просунутые в железные кольца, которые крепились к каменным стенам. Эрранд прошел по широкому переходу, ведущему к восточной части крепости. Там он остановился и выглянул в одно из узких окон, пропускавших узкую полоску серо-стального света. Цитадель возвышалась над всем городом, и утренний туман все еще окутывал каменные здания и узкие, мощенные брусчаткой улочки. Здесь и там мерцали освещенные окна. Над островным королевством витал свежий солоноватый запах моря. Древние камни цитадели словно до сих пор источали дух одиночества и заброшенности, который охватил воинов из свиты Ривы Железной Хватки,
Поднявшись вверх по ступеням, Эрранд увидел Дарника, который стоял у стены и глядел сквозь бойницу на Море Ветров, бесконечно катящее свои волны к скалистому берегу, который они лизали своими длинными языками.
– Значит, она закончила тебя причесывать, - заметил Дарник.
Эрранд кивнул.
– Да, наконец-то, - процедил он сквозь зубы.
– Мне мало не показалось.
Дарник расхохотался.
– Нам ведь с тобой не трудно смириться кое с чем, если ей это нравится, правда?
– Да, - согласился Эрранд.
– Она сейчас беседует с Бельгарионом. По-моему, она хочет, чтобы мы не приходили, пока они там не наговорятся.
Дарник кивнул:
– Да, так будет лучше всего. Пол и Гарион очень близкие друг другу люди. Наедине он расскажет ей то, чего никогда не сказал бы при нас. Надеюсь, она поможет ему выяснить отношения с Сенедрой.
– Польгара все уладит, - заверил его Эрранд.
Откуда-то из высокогорной долины, где утреннее солнце уже коснулось своими лучами изумрудной травы, послышалась песня пастушки, созывающей стадо. Ее чистый, живой голос звучал как пение птиц.
– Вот такой должна быть любовь, - задумчиво произнес Дарник.
– Простой, бесхитростной и чистой, как голос этой девочки.
– Послушай, Дарник, - прервал его размышления Эрранд.
– Польгара разрешила нам пойти к жеребцу, когда ты закончишь свою прогулку.
– Я - за, - живо отозвался кузнец, - а по дороге неплохо было бы зайти на кухню и немного подкрепиться.
– Да, отличная мысль, - сказал Эрранд.
Все складывалось прекрасно. Светило теплое яркое солнце, и конь резвился в манеже, как неразумный щенок.
– Король не разрешает на нем ездить, - сказал Дарнику один из конюхов.
– Его еще даже не приучали к узде. Его величество однажды говорил о том, что это совершенно особенный конь - вот уж чего я совсем не понимаю. Конь, он конь и есть, верно?
– Это связано с тем, что произошло, когда он появился на свет, - попытался объяснить Дарник.
– Они все рождаются одинаковыми, - возразил конюх.
– Чтобы понять это, нужно было присутствовать при рождении этого жеребенка, - ответил Дарник.
Вечером за ужином Гарион и Сенедра как-то странно поглядывали друг на друга через стол, а на губах Польгары играла загадочная улыбка.
Когда трапеза подошла к концу, Гарион потянулся и деланно зевнул.
– Я сегодня что-то очень устал, - сказал он.
– Вы можете здесь еще посидеть, если хотите, а я пошел спать.
– Конечно, Гарион, - сказала Польгара.
Он поднялся, и Эрранд почувствовал исходящее от него волнение. С напускной небрежностью он обратился к Сенедре.
– Идешь, дорогая?
– спросил он, выражая этими двумя словами предложение помириться.
Сенедра взглянула на него с бесконечной нежностью
во взгляде.– Да, Гарион, - сказала она, вспыхнув нежно-розовым румянцем.
– Пожалуй, да. Я тоже очень устала.
– Спокойной ночи, дети, - с теплотой в голосе произнесла Польгара, - приятного вам сна.
– Что ты им сказала?
– спросил дочь Бельгарат, после того как королевская чета рука об руку покинула зал.
– Много чего, отец, - самодовольно ответила она.
– Кто-то из них совершил чудо, - сказал он.
– Дарник, будь добр, налей-ка мне полную.
– Он протянул Дарнику, сидевшему рядом с бочонком, пустую кружку.
Польгара была так довольна своим успехом, что даже воздержалась от язвительных высказываний по этому поводу.
Было уже далеко за полночь, когда Эрранд проснулся от легкого толчка.
– Ну и крепко же ты спишь, - произнес голос, доносившийся, казалось, из глубины его сознания.
– Мне снился сон, - ответил Эрранд.
– Понятно, - сухо произнес голос.
– Одевайся. Ты должен пойти в Тронный зал.
Эрранд послушно выбрался из постели, натянул тунику и засунул ноги в короткие сендарийские сапожки из мягкой кожи.
– Только тихо, - приказал голос.
– Не разбуди Польгару и Дарника.
Эрранд тихо вышел из комнаты и прошел по длинным пустым коридорам к просторному Тронному залу, где три года назад он вложил в руку Гариона Шар Алдура, навсегда изменив жизнь молодого человека.
Эрранд потянул на себя тяжелую дверь, она слегка скрипнула, и из-за нее послышался голос:
– Кто там?
– Это я, Бельгарион, - ответил Эрранд.
Огромный зал был освещен мягким голубым сиянием, которое излучал Шар Алдура, покоившийся на рукояти огромного Ривского меча, который висел над троном острием вниз.
– Что ты здесь делаешь в такой час, Эрранд?
– спросил его Гарион. Король Ривский сидел, развалившись на троне, перекинув ногу через подлокотник.
– Мне приказали прийти сюда, - ответил Эрранд.
Гарион удивленно уставился на него.
– Приказали? Кто приказал?
– Ты знаешь кто, - сказал Эрранд, войдя в зал и закрыв за собой дверь.
– Он. Гарион заморгал глазами.
– Он с тобой тоже говорит?
– Сегодня в первый раз. Хотя я знал, что когда-нибудь это произойдет.
– Если он никогда не...
– Гарион не договорил и, пораженный, поднял глаза к Шару.
Мягкое голубое свечение камня внезапно сменилось на густой темно-красный свет. Эрранд отчетливо услышал странный звук. Когда он носил Шар, у него в ушах постоянно звучал хрустальный звон его песни, но теперь в этом звоне появился безобразный металлический скрежет, словно камень наткнулся на что-то или на кого-то и пришел в ярость.
– Берегитесь!
– Они оба отчетливо услышали голос, не запомнить который было невозможно.
– Берегитесь Зандрамас!
Глава 5
Как только рассвело, Эрранд и Гарион отправились на поиски Бельгарата. Этой ночью им не удалось сомкнуть глаз; Эрранд чувствовал, как напряжен Гарион, да и сам он прекрасно понимал, что полученное ими предупреждение касалось дела такой важности, что все остальное по сравнению с ним отступало на второй план. Они не стали говорить об этом, а просто сидели в темноте Тронного зала, время от времени посматривая на Шар Алдура, но камень, на мгновение неожиданно побагровевший, будто от гнева, снова замерцал привычной голубизной.