Человек с крестом

Проханов одним глотком проглотил лекарство и вдруг нежно привлек к себе Марию Ильиничну. Поцеловав ее в щеку, ом прижал ее голову к плечу и, ласково поглаживая ее, заговорил глухим голосом:

— Эх, Марьюшка, Марьюшка! Писали мы с тобой — «конец атеизму». Конец будет нам, Марьюшка, а не этим проклятым безбожникам.

Мария Ильинична насторожилась. Когда-то отец Василий был ласков к ней, предупредителен, но такой нежности, как сегодня, от него она не видела.

— А что случилось-то? — шепотом спросила она.

— Прочти, если хочешь. Шила в мешке не утаишь.

Он сунул ей в руки смятый номер газеты.

— Можно мне здесь читать? — робко спросила Мария Ильинична, не поднимая глаз, в которых дрожали слезы.

Проханов, охваченный новым порывом, поцеловал ее в щеки, в лоб и в висок, осторожно прижал ее к себе и вполголоса сказал:

— Читай, голуба моя. Я посижу так, с закрытыми глазами.

Чтоб не расплакаться от этой нежданной-негаданной ласки, Мария Ильинична с силой прокашлялась, незаметно смахнула слезы и, волнуясь, стала искать фамилию Осакова.

Статья называлась «Радость и счастье в труде познают». Бывший богослов в сущности делал обзор писем, поступивших в редакцию.

«Редакция ознакомила меня, как автора статьи, — писал он, — с большой пачкой откликов.

А. Иванов из г. Бузулука, уже знакомый автору ПО письмам в редакции других газет, где мне случалось выступать, объявляет себя верующим и высказывает недовольство, почему ответ М. Разуваевой поручили бывшему богослову.

«Недоволен» выступлением газеты и В. Назаров из Астрахани, он усиленно защищает «серьезную мысль» М. Разуваевой.»

«Не богато у батюшки почитателей», — с радостью подумала Мария Ильинична.

Ласка Проханова стала ей неприятна. Она освободилась от обнищавших ее рук и уселась за стол. Ей было радостно, что спор двух сильных людей не очень сладко оборачивался для отца Василия. Поделом ему. Похлеще бы надо…

«Поговорим о беде… (эти два слова Осаков вынес, как подзаголовок) и вернемся к теме.

Все-остальные письма — это единый голос советских людей, стоящих на прогрессивных позициях последовательной материалистической философии.

Тов. Власов из Запорожья пишет, что Разуваева, «Ища утешения в своем личном горе, увлеклась религиозным дурманом, вздумала подчинить науку религии («Не я вздумала, милый мой человек, а поп».), не понимая того, что наука ведет к светлому будущему, а религия тянет к первобытному состоянию человека». 3. Руденко из Краснодарского края и другие товарищи, лично изведавшие тяжесть потерь и переживаний, единодушны в том, что самым благотворным лекарством в беде был для них самозабвенный труд на пользу людям и общение с этими самыми людьми.

Испытала беду учительница В. Кузыкина. Но это ни в коей мере не поставило ее На колени перед прокопченными ладаном досками икон. «Я старалась приглушить свою боль в сердце, — пишет В. Кузыкина, — общением со своими питомцами. Только работа, и работа беззаветная, смогла затянуть рану в моей груди».

Перенесла беду учительница А. Морилова из г. Городца Горьковской области. И у нее умер муж, осталось на руках трое детей. Но тов. Морилова, как и В. Кузыкина, «умела находить успокоение в труде, среди школьников и отзывчивых наших людей».

Взволнованно звучат строки письма Таисии Сергеевны Шестаковой.

«Прочитав статью… решила написать, хотя никогда не писала-в газету. Но я не могу не написать. Я тоже учительница… тоже потеряла мужа, только я имею еще и двух детей… Но я не пошла по пути Разуваевой…»

«Почему меня все время именуют учительницей? — с недоумением пожала плечами Мария Ильинична. — Странно. Во втором письме даже упоминания нет, что я работала в школе. Может, в первом написано? — Она задумалась. — Ну ясно: отцу Василию выгодно представить меня учителем, чтобы эффект был побольше… Вот же человек! И тут ловчит! Плохи, видно, твои дела, почтенный святой отец…»

Следующий подзаголовок имел название «О слабости человеческой».

Пенсионер Павел Иванович Песков в своем подробном письме о низменности, социальной и общественной вредоносности религии так и называет поведение М. Разуваевой — трусостью перед жизнью.

«Вы слабый, очень слабый человек, М. Разуваева.

Я представляю вас на фронте, окажись вы там в годы войны. Ведь вы же предали бы своих только потому, что вам с врагом легче прожить. У вас философия страшная. Мало того, что вы трус по натуре, вы еще философствуете, пытаетесь найти обоснование своей никчемной жизни. Таких людей мы, фронтовики, презирали. И должны презирать. Это само собой разумеется, ежели исходить из законов элементарной логики…»

Мария Ильинична похолодела. Это уже не только по священнику, но и по ней самой.

Вот он, людской приговор. Беспощадно, но ведь она его заслужила. Что там говорить — они правы. Ведь никто же не знает, что и как было на самом деле…

«Знаете ли вы, М. Разуваева, что написали? Ведь вы поставили свою религию в ряд псевдоотдушин для горя человеческого наряду с пьянкой и самоубийством. Вы сами подписали ей приговор, отметив, что для вас, в вашей «пустоте отчаяния» религия явилась той «духовной сивухой», как ее называл Ленин, в которой вам «посчастливилось» утолить свои метания. Но ведь тогда и любой пропойца у кабака тоже может рекомендовать свой «путь жизни», как единственно правильный выход…»

Это подметил, в частности, и Леонид Григорьевич Соколенко из Пермской области. Он пишет:

«Как пьяный не может найти правильного решения и делает безобразия, так и вы, М. Разуваева. Разница только в том, что пьяный, выбивая у соседа стекла, не призывает последовать его примеру. Он не выступает в газете, чтобы и все окружающие били окна у соседей, а вы…»

А вы, Мария Ильинична, — уже от себя добавляет профессор, — прислали свое письмо в редакцию, как призыв к вашему пути для всех советских людей. Но они знают настоящие лекарства против трудностей — творческий труд, деятельную жизнь для людей и среди людей… А ведь эти пути лежали и перёд вами, М. Разуваева…

Но как вы оценили, вы, христианка, великую действенную силу творческого труда?

Вы сознаете, что пишете? Для вас труд — это только труд кулацкого стяжательства «материальных благ». («Правильно! — одобрила вывод профессора и Мария Ильинична. — Как это я об этом не подумала раньше? Будто в труде нет ничего ценного для души…») Или это как раз и внушили вам церковь и христианство? Не удивляюсь. Ведь в евангельской притче о талантах Христос клеймит раба, не сумевшего стать ростовщиком-обиралой во славу и на пользу своему пауку-хозяину, рабовладельцу…»