Человек с крестом

Его рискованная смелость опять была оценена по достоинству. Высокий собеседник одобрительно улыбнулся и покровительственно сказал:

— Мне нравится ваша независимость и, как это… национальное самосознание. Но… господин Проханов, вы должны и здесь иметь меру и, так сказать, не переходить грань. Всегда и везде. Чтобы ваши слова не могли истолковать неправильно. Ваше чувство должно измеряться степенью искренней, идущей от сердца приверженности к идеям, за которые боремся мы.

— Охотно с вами соглашаюсь, господин советник.

Советник предупредил, что он не один печется о душах народа, завоеванного германским оружием. Более подробно круг обязанностей «его преосвященства» ему расскажет представитель Ватикана, который специально объезжает районы, где уже установлен «новый порядок», чтобы помочь братьям во Христе в сложной и ответственной их работе.

Советник подчеркнул, что миссия «его преосвященства» особая и почетная. Германские власти возлагают на него большие надежды.

В заключение беседы советник с улыбкой сообщил, что в качестве первого дара он уже распорядился подготовить в Петровске добротный дом с полной обстановкой, чтобы господин Проханов жил ни в чем не нуждаясь. Но, чтобы не демонстрировать какую бы то ни было связь простого священника с немецкими властями, отец Василий будто бы купит дом у бывшего хозяина. Такой «хозяин» уже есть, и он ждет распоряжений. Предварительно будет пущен слух, что этот хозяин так перепугался близости фронта, что уступил первому же покупателю свою собственность за ничтожную сумму. Этим первым покупателем будет он, местный священник. Соответствующие документы будут оформлены, а предварительно о продаже дома появится объявление в петровской газете. Нет, нет, пусть отец Василий не тревожится, его никто не опередит. Инструкции на этот счет уже даны, волноваться «его преосвященству» не следует.

Потом Проханов беседовал с протоиереем Кутаковым. Уж как он извивался перед Прохановым, как лебезил перед ним. Кутаков, конечно, знал, кто поддерживает и проталкивает отца Василия. Понимая, что беседует с будущим епископом, Кутаков все делал, чтобы угодить будущему «его преосвященству». Даже неприятно было видеть, как унижался протоиерей перед ним, рядовым священником.

Была у отца Василия и встреча с высоким представителем Ватикана. Беседа с тощим человеком в черной сутане продолжалась пять часов кряду,

Проханов вышел от него бледный, с холодным потом на лбу. Никогда еще он не встречал столь неистового человека. Это был фанатик, наделенный к тому же неукротимым характером. Было ясно, что ватиканец ни перед чем не остановится во имя своих целей. А цель его ясна. Еще три с половиной столетия назад Брестской унией было провозглашено объединение католической и православной церквей на территории Польши. Позже эта уния распространила свое влияние на прибалтийские государства, на Западную Украину и Белоруссию. Уния обязала православную церковь признать главенство папы римского и основные догматы католической церкви, однако православная церковь сохранила свои прежние обряды и порядок богослужения.

Проханов знал, что уния, заключенная в 1596 году, — это способ окатоличивания православного населения на Украине, в Белоруссии, Прибалтике. И уж, конечно, Ватикан не мог не воспользоваться такой великолепной для него возможностью, как захват областей, простиравшихся далеко за пределами границ действия Брестской унии. Не зря же Гитлер вскоре после захвата власти заключил конкордат с Ватиканом. Именно поэтому тощий ватиканец чувствовал себя здесь чуть ли не хозяином.

— У Ватикана сто восемь акров земли, но полмиллиарда покорных душ в мире, — говорил он, мрачно сверкая глазами из-под насупленных, нависших над глазницами бровей. — Да и грешного злата достаточно, чтобы сокрушить непокорных. Я говорю прямо и советую о том не забывать. Нет такой силы, какая могла бы потягаться с Ватиканом.

Проханов получил самые подробнейшие инструкции о том, как вести работу в первом году его деятельности.

В тот же день Проханов твердо решил для себя: если нужно, если того потребуют обстановка и обстоятельства — ничуть не хуже быть и католическим священником. Какая, собственно, разница: рясу ли носить или сутану? Христос один, только славят они его по-разному.

Проханов тихонько встал с постели и, переступая через храпевших полицаев, вышел во двор.

Ночь была тихая, морозная. Падал легкий снежок. Издали доносились орудийные раскаты. Фронт близок, совсем близок. Неужели такая несокрушимая сила, как гитлеровская армия, будёт остановлена? Этого Проханов никак не мог уразуметь. Он уже давно решил, что ненавистным ему советским воякам пришел конец.

Именно этот вывод и привел отца Василия к немцам…

Проханов всей грудью вдохнул свежий, колючий зимний воздух, потянулся с хрустом, с истомой во всем теле, и вдруг взгляд его уперся в машину.

Ну да, та самая немецкая машина, которая доставила его сюда.

«Какая глупость!» — выругал он себя и заспешил к грузовику.

Решение созрело немедленно. Надо проверить — не оставил ли этот немецкий болван воду в радиаторе? Упаси боже, если вода не спущена. Машина во дворе — это же улика. Об этом завтра станет известно соседям, всему городу и уж, конечно, дойдет до партизан. У них отличная связь с населением. Как он о том раньше не подумал? Выпроводил одну, надо было выпроводить и другую. Не следовало и подъезжать открыто к управе. Хорошо хоть ночь застала, никто, кажется, не заметил.

Он заспешил в дом, вытащил из кармана полушубка электрический фонарь, извлек затем браунинг, подарок ватиканца. Проханову не раз приходилось в смутные двадцатые годы, да и позже, видеть пистолеты системы браунинг, но таких встречать не довелось. Пистолет небольшой, а вмещал в широкой своей рукоятке шестнадцать патронов.

— Даю вам проверенную игрушку, — сказал гость. — В пятидесяти метрах доску пробивает.

— Не люблю я этих игрушек, — ответил ему Проханов. — Не дело это — человеку моих занятий ходить с такими штуками.

— Э-э, милый человек… береженого бог бережет. Время такое.

Проханов едва не спросил тогда: откуда он так хорошо знает русский язык и русские пословицы? Но удержался, боясь показаться наивным.

Тревога была напрасной. Шофер оказался аккуратным человеком. Воду он спустил и даже постарался укрыть потеплее мотор. Видно, знал, куда направлялся. Если удирать придется — у него все наготове.

Впрочем, так ли уж все наготове? Где вода?

Проханов направился в дом. В коридоре он посветил. Так и есть. Ведро с водой, чуть тронутой ледком, стояло в уголке. Ведро немецкое, явно водитель приготовил.

— Вот тебе и орьясина! — улыбнулся Проханов,

Он вошел в комнату, где храпели его собутыльники. Не успел он сделать и шага, как грохнул выстрел. На голову посыпалась штукатурка.

Стрелял шофер. Он привалился к стене, пучил на Проханова осоловевшие глаза и прыгающей рукой целился в него из парабеллума.

Проханов метнулся в сторону. Вторая пуля попала в дверь. Третьего выстрела не последовало: он запустил в обезумевшего немца маленькой скамейкой, попавшейся ему под руку.

Шофер охнул и выронил пистолет. Проханов наступил на него ногой. Наклонившись, он левой рукой быстро поднял парабеллум, а правой схватил за грудь немца и так рванул его, что китель шофера затрещал; отскочили две верхние зеленые пуговицы и покатились по гладко натертому паркету. Коротким движением левой руки, в которой был зажат парабеллум, Проханов нанес водителю удар в челюсть. Немец отлетел к дивану и, увлекая за собой стулья, с грохотом повалился на пол.

— Все-таки орясина!

Проханов сунул парабеллум в другой карман и зашагал в коридор. Там он взял знакомое ведро с тонкой коркой льда, возвратился в гостиную и плеснул пригоршней воды в лицо потерявшему сознание шоферу.

Тот открыл глаза, а от второй пригоршни закрутил головой и уставился на Проханова глазами, в которых застыл животный страх.

— Чего смотришь, болван? Опять ферштанд нихтс? Кто этой штукой балуется? — Проханов показал парабеллум. — Хочешь, чтоб я сообщил оберштурмбанфюреру?