Человек с крестом
Шрифт:
Мария Ильинична тихонько прихлопнула ладонью по газете, не в силах сдержать своего удовольствия.
«Получай, батюшка! Ты силен воевать с женщинами, вроде меня… А ты попробуй-ка повоюй с профессором!..»
Мария Ильинична тут же испуганно покосилась на Проханова, но он, кажется, ничего не заметил или делал вид, что ничего не замечает.
Она продолжала читать.
«Я, разумеется, понимаю: ей (т. е. вам, М. Разуваева) было трудно после смерти мужа, — пишет учительница Чувалова. — Но разве воспитание ребят для нас не являлось смыслом жизни? Она искала ответа на вопросы: зачем живет
В дополнение к этому серьезному обвинению я хочу, М. Разуваева, привести специально для вас изречение из священного писания, которое вы добровольно взяли для себя в качестве руководства в жизни. Вот чему учит христианская премудрость. Я цитирую:
«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (от Иоанна, 12, 15). Или еще: «Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня (т. е. бога); и кто любит сына или дочь более, нежели меня, не достоин меня» (Матфей, 10, 37).
Вы понимаете, М. Разуваева, чему учит христианство? Вчитайтесь, вдумайтесь в эти зловещие фразы. Или уж вы, М. Разуваева, так прочно прониклись идеями христианства, что, отдавая богу душу, возненавидели весь мир и даже детей, которых учили?
…Вы запутались настолько, что, только что сказав о полном неприятии нашего человеческого мира и его людей, тут же лицемерно говорите о «любви к ближнему», возведенной в форму долга.
Я хочу рассказать вам об одном случае. Это было в буржуазной Эстонии. Домовладелица христианка, отсылавшая десятую долю доходов своего многоквартирного дома африканской миссии для, просвещения «дикарей» «светом истины» (разумеется, христианской), выставила на улицу в ноябре, на снег, дождь и ветер, за неплатеж семью безработного, состоящую из четырех детей, больной жены и умирающей матери… Когда газетный корреспондент спросил ее: — А как же с христианской любовью к людям? — домовладелица спокойно ответила:
— Любовь мою посылаю в Африку, а это для меня не люди, а квартиранты. На что я слово божие поддерживать стану, если мне за квартиры платить не будут? Да они и в церковь-то редко ходят. Лютеране.
Вы утверждаете, что без веры нельзя жить. С этим не согласиться нельзя. Однако же вы считаете, что есть только одна вера — религиозная, с ее загробным идеалом спокойствия и правосудия, вера непротивления злу насилием и т. д. В этом вы глубоко ошибаетесь.
У нас есть вера наша, советская, вера в строительство коммунистического общества, вера в прогресс, в хорошее в человеке.
Директор одного из ремесленных училищ Челябинской области М. Туренский пишет: «Нельзя оправдать заблуждения Разуваевой только смертью мужа, жизненными трудностями, возникшими на ее пути. Жизнь — борьба, борьба за счастье людей и, следовательно, за свое счастье. А разве было легче Асхату Зиганшину, Филиппу Поплавскому, Анатолию Крючковскому и Ивану Федотову в борьбе со стихией за жизнь? Не вера в бога спасла жизнь этим солдатам. («Вот уж правильно!» — подумала Мария Ильинична). И куда правдоподобней прозвучал ответ одного из них на вопрос американского журналиста:
— Что вам помогло так долго бороться с океаном?
Солдат ответил просто:
— Наша дружба. Так мы воспитаны.
Да, такими их воспитала наша жизнь, наша советская действительность. Но
ни в коем случае не церковь! Не религиозная нравственность, а коммунистическая нравственность дала этим героям товарищескую спайку, чувство веры в себя и в товарища».«Выбирайтесь из «джунглей» религии», — обращался к ней, Марии Ильиничне Разуваевой, Осаков.
— Дорогой профессор, — прошептала про себя Мария Ильинична, — если бы вы только знали всю правду!.. Выбраться отсюда надо, но как?
«Куда же вы собираетесь идти, М. Разуваева? — читала она дальше. — Неужели сознание ваше так задурманено религиозным чадом, что вы не можете почувствовать правду окружающей вас жизни, увидеть прелесть ее, радость, счастье? Прогоните прочь этот дурной сон.
Посмотрите кругом, жизнь-то как хороша! Улыбнитесь. Станьте рядом с нами. Пойдемте вместе…»
«Ах, как бы хорошо!» — мечтательно подумала Мария Ильинична, но в это время заворочался в кресле Проханов и, вздрогнув, Мария Ильинична уткнулась в газету.
«Неужто он и сейчас что-нибудь придумает? — подумала Мария Ильинична, стараясь не поднимать головы,
чтобы не привлекать к себе внимания Проханова. — Ведь разбит по всем статьям. Ничего не осталось. Да и что может остаться? Он, кажется, даже сам не верит тому, что пишет… Боже мой! Неужели он и сам не верит?»
Подозрение об этом мелькнуло у нее, когда она переписывала второе письмо в редакцию. Ее тогда смутили слова: «А что мне за дело до того, что в Евангелии и Библии есть противоречия?! До того, что и фигура Христа мифична? Я нашла для себя лекарства, и мне ничего больше не нужно».
Выходит, отцу Василию и крыть-то нечем. Он даже признает, что фигура Христа мифична. А если мифична, стало быть, никогда, абсолютно никогда Христа не было, бога-отца не было, никакого бога-духа не было… Ничего вообще не было…
Рано утром Проханов выехал в епархию. Оттуда он возвратился через два дня. На него было жалко смотреть. Был он понурый, расстроенный, постаревший.
— Да, Марьюшка… Все прахом идет… Все прахом, — тихо повторил он и затравленно оглянулся, будто отовсюду ждал нападения врагов своих.
А потом закрылся в библиотеке и не выходил оттуда часов шесть подряд. Оказывается, писал ответ ненавистному ему Осакову. А вечером снова диктовал ей этот ответ.
Глава 13
Финал «Святой любви»
Ребенок появился в марте, хотя, по расчетам Марии Ильиничны, она должна была родить в начале мая. Когда у нее начались схватки, Проханов незаметно выскользнул из дома, и она осталась одна. Мария Ильинична хотела уйти сама в родильный дом, но за последние дни так ослабела, что без посторонней помощи двигаться по улице не могла.
Как она выжила в тот день — просто чудо. Мария Ильинична уже теряла сознание, когда в доме появился конюх Егор. Он ахнул, увидев ее распростертой на полу.
Егор-то и спас ее. Он принял ребенка, помог Марии Ильиничне в первую минуту, а потом опрометью бросился за врачом. В больницу ее привезли уже в беспамятном состоянии…
Но все обошлось благополучно. Перед выпиской Мария Ильинична со страхом думала — куда ей деваться? Старушка, у которой она раньше снимала комнату, на зиму уехала к детям, а Проханов никого ни разу не послал к ней, чтобы узнать, как она и что с ребенком.