Человек с крестом

Полтора часа длился разговор. Председатель исполкома, измучившись, махнул рукой. Проханов взял его измором.

Отец Василия возвратился к себе с оформленным документом.

Доволен был и приезжий из патриархии.

— Храм блистать должен, сын мой, — внушал он Проханову. — Паства наша похожа на малолетних. Она идет туда, где ярче и звонче.

«Отец» патриарший был моложе Проханова, но настоятель ему только «сын» — таков ритуал.

Проханов ходил в учениках и был лишь исполнителем, когда добывали строительные материалы. Патриарший посланник куда-то звонил, посылал многословные телеграммы, а Проханов заботился о транспорте, чтобы доставить кирпич и лес со станции.

Проханов учился, удивляясь ловкости «отца». По молчаливому уговору оба они не только добывали материалы, но и набивали собственные карманы.

Но патриарший посланник оказался человеком благочестивым. Он долго молился перед отъездом, а потом попросил Проханова отпустить грехи его. Проханов вообразил, что он шутит, но гость и не думал шутить. Пришлось облачиться, идти в церковь и по всей форме отпускать его грехи.

Это было хорошим уроком для Проханова.

После отъезда патриаршего деятеля начался ремонт. Подрядчики нашлись быстро, но работали они не спеша, Проханов, никому не доверяя, следил за ними лично.

«Истину говорят: нечестный человек — самый недоверчивый человек», — укорял себя отец Василий.

Он грешил и каялся. Но все-таки больше грешил.

Однажды произошел эпизод, который надолго остался в памяти прихожан. Как-то так случилось, что в одном из домов, в котором жила семья Галкиных, людей верующих, начала обваливаться крыш.а. Дом был старый, сильно пострадавший от бомбежек.

Галкин сумел довольно быстро вытащить из комнаты наиболее ценные вещи и бросился к церкви, которая находилась неподалеку от злополучного дома. Он много раз видел богатые запасы строительного леса. Галкину нужно было срочно добыть два бревна, чтобы подпереть балку.

Он прибежал к церкви, но, заметив замок на церковных дверях, громко крикнул:

— Эй, кто здесь?

Ему никто не ответил. Раздумывать было некогда. Он схватил нетолстое бревно и потащил его к своему дому.

И вдруг перед ним будто из-под земли вырос Проханов. Произошел скандал. На шум сбежался народ. Галкин просил, умолял, вытащил деньги, чтобы тут же заплатить, сколько бы ни стоило, но Проханов был непреклонен.

— Пусть за тебя власть думает…

Галкин растерялся:

— То есть как?

— А так. Она тебе дворец построит, а я должен сам о себе заботиться.

— Сам о себе! — обозлился Иван Трофимович. — Сколько я Тебе — передавал четвертных вот этими руками? — Он показал священнику свои потрескавшиеся ладони. — Эх ты… На словах — любовь к ближнему, а за бревно задушить готов.

Галкин плюнул себе под ноги и ушел. А Проханов, ни слова не сказав в ответ, подхватил бревно и оттащил его за церковную ограду.

Толпа еще долго стояла перед церковью и, всяк на свой лад, обсуждала происшествие.

Через год в церковном мире произошло печальное событие — умер патриарх Московский и всея Руси Сергий.

Вскоре состоялся Поместный собор. Новым, патриархом был избран митрополит ленинградский и новгородский Алексий. А вслед за ним произошло еще одно немаловажное событие: была ликвидирована Брестская уния, опора папы римского. На соборе униатского духовенства во Львове было принято решение о ликвидации унии, о выходе из подчинения римскому папе и о возвращении ранее «заблудших братьев» в «лоно» православной церкви, разумеется, с подчинением патриарху Московскому и всея Руси.

Проханов представил себе, какой был вид у ватиканца…

«А что я радуюсь? — одернул себя Проханов. — Мне-то что за дело? Я и при унии мог бы жить безбедно».

Да, ему было действительно совершенно все равно, где служить, лишь бы жилось хорошо. А-креститься с правого плеча на левое или с левого на правое ^:— какая в том разница?

Где-то сейчас тот ватиканец? В Африке, в Индии, в Южной Америке?

Впрочем, пусть себе катает по городам и весям, а у него, Проханова, свои заботы.

…Дошла наконец очередь и до решения вопроса о втором священнике. На все просьбы прислать помощника сверху отвечали: «Оных пока не имеется».

Тогда Проханов решил действовать самостоятельно.

Ему повстречался однажды на станции любопытный старичок — Никита Андреевич Афонин. Он недавно вышел на пенсию и жаловался: сил у него полно, и очень ему тоскливо без дела. Из дальнейшей беседы выяснилась любопытная деталь: любил Никита Андреевич в молодости петь в церковном хоре.

За эту деталь его биографии Проханов и ухватился. Он взял слово с Никиты Андреевича, что тот в ближайшее время побывает у него.

Афонин не замедлил с визитом. Проханов по-царски встретил гостя. Они пили, ели, говорили, и чем больше, тем откровенней.

Проханов, почти никогда не хмелевший настолько, чтобы не отдавать себе отчета в своих поступках, заметил, что гость с жадным любопытством рассматривает обстановку в доме, откровенно ею восхищается и, кажется, завидует ему.

А потом Никита Андреевич не выдержал. Вопрос последовал именно тот, какого и ожидал Проханов: неужто все это богатство он нажил на поповской службе?

Проханов не обиделся.

У гостя разгорелись глаза. А хозяин подливал масла в огонь, перечисляя источники доходов: за крестины — сто рублей, за похороны — сто, за исповедь — столько-то и за причастие — столько-то. Пять тысяч в месяц — это самый бедный и скудный его заработок. Он, конечно, не считает и подношений — яички, сало, куры…

А потом гость и хозяин пели псалмы. Гость вспоминал слова, а хозяин подсказывал. Пели с упоением, оба прослезились от воспоминаний о доброй юности, давным-давно минувшей. Выпили по новой чарке и снова стали петь, а когда подошло время службы, вместе отправились в церковь.

Проханов служил и краем глаза наблюдал за Никитой Андреевичем, а вечером не захотел отпустить его домой. Гость остался ночевать. На следующее утро Афонин пел в церковном хоре.

Так и началась их дружба. С той поры они часто встречались, еще чаще выпивали, а захмелев, откровенничали. Никита Андреевич аккуратно посещал хор, за что Проханов с той же аккуратностью выдавал ему довольно значительные вознаграждения из церковной кассы.

Однажды Проханов будто бы ненароком заметил:

— А вы, почтеннейший Никита Андреевич, вполне достойны занять место со мною рядом.