Человек с крестом

И ничего не потеряет. А вот ежели потом подсчитать убытки церкви после письма в редакцию какой-нибудь из газет, то они кое-кого недосчитаются.

Вообще Иванин не советовал благочинному о чем-нибудь докладывать епископу, потому что лично он, благочинный, вот где у него сидит. Иванин показал довольно увесистый кулак, покрытый густой черной порослью. Молодой священник покрутил им перед ошеломленным гостем, а потом наклонился к нему и что-то прошептал ему на ухо.

Лицо гостя стало медленно бледнеть, а на большом, изрезанном крупными морщинами лбу выступили бисеринки пота.

— Сын… сын мой, не губи! — благочинный приложил руку к груди.

— Упаси меня более! — У молодого священника округлились глаза. — Ни-ни-ни…

— И не один я поступил так, сын мой.

— Конечно, не один, — миролюбиво согласился Иванин. — Все мы одним миром мазаны…

Благочинный испуганно закрестился, стал озираться вокруг и хотел тут же убраться восвояси, но Иванин возмущенно замахал руками: как можно?

Всю ночь напролет, Иванин и благочинный звенели рюмками, клялись в вечной любви и пели псалмы.

Благочинный выехал в епархию только на третьи сутки.

Глава 4 «Богомаз»

Всего этого настоятель Петровского собора не знал. Он был в отъезде. Последнее время стали его одолевать тяжкие думы: никого он не оставит после себя, никто не пойдет по его стопам, не завершит дела, им начатого.

Он твердо решил: надо взять кого-нибудь на попечение и сделать из него человека, по собственному духу своему и разумению на самого отца Василия схожего.

Эти мысли овладели Прохановым особенно после одного случая, чрезвычайно его обрадовавшего.

Евдокия, прочно воцарившаяся в доме после Маргариты, однажды рассказала ему, что в районе объявился человек, который скупал старые иконы, реставрировал их, выгодно перепродавал и тем жил.

Что за Человек такой?

Проханов бросил на поиски этого иконолюбителя всех членов двадцатки. Искали его по селам и деревням, а он, оказывается, жил почти рядом с домом настоятеля и работал инспектором в райфо.

Но как с этим человеком познакомиться? Настоятелю издали показали Константина Обрывкова — так звали иконолюбителя. Высокий, бледный, худой, глаза ушли куда-то вглубь. Было такое впечатление, что Обрывков смотрит на тебя и тебя совершенно не видит. Очень сосредоточенный, в себя углубленный, будто сам к себе же прислушивается. Обрывков носил длинные волосы. Они делали его похожим на богослова-семинариста давних, но хорошо памятных Проханову времен.

Познакомились они довольно просто: через своего человека Проханов послал инспектору Госстраха записку, в которой настоятельно просил его пожаловать к нему, священнику Проханову, на дом, так как он сам по причине старости прийти к нему не может. Он, Проханов, желает застраховать свою жизнь и убедительно просит не отказать ему в этом его желании.

Обрывков явился точно в назначенное время. Он не спеша вошел в комнату, молча огляделся и невнятно сказал:

— Здравствуйте.

— Здравствуй, здравствуй, сын мой, — двинулся ему навстречу Проханов и вдруг остановился, качнулся и схватился рукой за сердце.

Да неужто тот самый?

А Костя стоял молчаливый, равнодушный, ничем не давая понять, что узнал его.

Еще бы не узнать! Именно из-за него-то все и началось…

Когда Нина рассказала своей бабке о намерениях Кости «заступиться» за Проханова, бабка не осталась в долгу.

Для Кости настала сытная и вольготная жизнь.

Нина приходила в госпиталь теперь каждый день, притом не с пустыми руками. Раньше она приносила только цветы, а теперь в придачу к цветам начали появляться пироги. Бабка работала в пекарне. В голодные военные годы после оккупации пекарня считалась золотым дном. А бабка не из тех, кто теряется.

Костя поправлялся медленно. Рука его зажила быстро, а с ногой было худо. Два раза хирургам пришлось ломать ее заново…

Скучно лежать было с подвешенной ногой. Костя решил заняться портретом Нины. Как-то так уж случилось, что ом вспомнил о давно забытом. Костя хорошо рисовал.

В детские годы Костя отличался редкой для его лет нелюдимостью. Болезненный и слабый физически, он все время дичился своих сверстников. Его дразнили, иногда колотили — мальчишки признают силу и терпеть не могут слабых, несчастных. Поэтому Обрывков еще, с детства привык к одиночеству. А потом он пристрастился к чтению.

Но в деревне, в которой вырос Обрывков, не было ни электрического света, ни радио, ни библиотеки. У матери от родителей осталось много религиозных книг. Сама она их не читала, и они долго лежали в чулане среди разной рухляди. Здесь-то их и отыскал Костя.

Читал он все подряд. Библейская фантастика увлекла его, как увлекает ребенка сказочный мир.

А потом у Кости открылась страсть к рисованию. Сначала цветными карандашами, потом акварелью, а позже и маслом.

Первым серьезным рисунком Обрывкова была их деревенская церквушка, служившая в то время складом для зерна.

За этим рисунком последовала целая серия с сюжетами, навеянными библией. Мать потихоньку стала показывать их соседям.

По деревне поплыл слух, что у Обрывковых «Костя-то святой». Так к нему и приросла эта кличка.

Как ни странно, Обрывков не стал верующим, хотя мать его приложила к тому немало усилий. Почему так случилось — не мог объяснить и сам Костя.

В школе заметили способность мальчика к рисованию, но вся беда была в том, что Обрывков хотел создавать картины только на библейские сюжеты. Учителя не сумели сломить его упрямство, заинтересовать другими темами, увлечь его. Действовали они прямо: не смей рисовать то-то, а рисуй вот это. Он, разумеется, «вот это»

рисовал, но кое-как, наспех, зато всю душу вкладывал в «свою» работу во внеурочное время.

И в техникуме Обрывков был одинок. Особенно он замкнулся в себе после того, как его не приняли в комсомол. Костя сам подал заявление, благополучно прошел комитет, а на собрании случился конфуз. Когда очередь дошла до Обрывкова, кто-то из остряков присвистнул от удивления.

— В комсомол такого иисусика?

Хохот глыбой обрушился на Обрывкова. Он вскочил и, как затравленный, стал озираться. Хохот усилился. Не замечая катившихся слез, Костя с трудом выбрался из зала и бросился бежать.