Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

Когда он сказал ей, что уедет туда, где снег, если её не станет, и будет ждать. Говорить, укачивая её в ладонях было просто, теперь он понимает, что снег и ожидание ничуть не утешат эту боль…

Барбара приходит в себя в пустой комнате без окон. Она сидит за небольшим металлическим столом, её запястья прикованы железными оковами на винты. Женщина разминает пальцы, пробуя оковы на прочность. Вырываться нет смысла. В голове немного гудит от ударов, что обрушили на неё бывшие коллеги, простреленная нога болит, волосы слиплись от крови, мерно сочащейся из разбитого виска — никто не позаботился о том, чтобы обработать её раны. В углу начинает мигать лампочка камеры. Дверь открывается, пропуская Клинта с небольшим свертком ткани в руках.

— Привет, Бартон! — громко говорит она. Звук голоса отталкивается от стен, прыгает по пустому пространству.

Мужчина не отвечает. Он осторожно кладет на стол сверток и разворачивает его, доставая несколько склянок и шприцы.

— Пытаешься меня напугать? — ухмыляется Бобби.

— Знаешь, чем ты отличаешься от Ал? — тихо и спокойно начинает Клинт.

— Тем, что моя задница не такая упругая и тугая?

Мужчина усмехается, вытаскивая набор длинных иголок, стянутых резинкой.

— Я никогда не видел, чтобы она боялась. Что бы ни произошло, в какой переплет мы бы не попали, она не боится ничего. Она рассказывала, что с ней делали прежде — и я не верил. Ты правильно сказала про зубы, я учил ее целоваться с языком, и несколько раз рисковал остаться немым. Она постоянно готова сопротивляться. Мы пытались найти ее болевые точки, но каждый раз промахивались.

— Неужели было время, когда вы её не боготворили? И кто же пытался?

— Наташа…

— О, детка вела себя плохо, и мамочка пыталась её наказать?

– …Халк, Фьюри…

— Конечно, старый хрыч проверяет всех. А как же ты? Любовь ослепила тебя в первые секунды?

— Ты не хуже меня знаешь, что агентов приручают к боли, учат терпеть её. Но существует другой подход, — Клинт набирает в шприц лекарство из первой склянки. — Это парализующее средство, — он накрывает колпачком иглу и достает второй шприц, распечатывает вторую склянку, — а это, — обезболивающее. Ты не сможешь бороться с болью, потому что не чувствуешь её.

Две тонкие иглы протыкают кожу, впрыскивают лекарство. Клинт точно знает, когда эта смесь подействует. И когда это происходит, достает длинные иглы и по одной вставляет ей под ногти. Бобби только хмурится, она ничего не ощущает, только видит, как острие скользит под ногтевой пластиной, как сочится на стол кровь.

— Удивительно, да? — продолжает он. — Через некоторое время действие препарата закончится, и боль, что ты не чувствуешь сейчас, накроет всей свой мощью. Через некоторое время боль станет нестерпимой, ты захочешь устраниться от неё, избавиться. И тогда ты расскажешь, как и почему ты оказалась в Г.И.Д.Ре.

— Так чего же боится… прости, боялась, твоя малышка? Беспомощности или смерти? — ядовито спрашивает Барбара. — Ох, какой у меня опасный маникюр, — она шевелит пальцами с воткнутыми иглами. — Не боишься, что эти ноготки выцарапают твои зоркие глазки, когда я выберусь отсюда.

— Нет, не боюсь, — расслаблено отвечает Клинт. Бобби лишила его последнего смысла в жизни, всего, что у него вообще было. И поэтому он больше ничего не боится.

— Твоя проблема в том, Бартон, что ты меряешь все старыми мерками. Думаешь, от того, что мы были женаты, я пощажу тебя? Да я бы прикончила тебя при нашей первой встрече, но ты притащил с собой эту девку, и пришлось оставить тебя в живых, я не была готова к заголовкам в газетах «Влюбленная пара погибла от рук грабителя!». Тогда пришлось выпустить близнецов, чтобы получить место в команде. Я ставила на твою детку, и все мои ожидания окупились с лихвой. Она оказалась более приятной мишенью, самой лёгкой.

По лицу женщины пробегает нервная дрожь, она поджимает губы, чуть кривит рот и шевелит кончиками пальцев. В этот момент лекарства прекращают действовать, и боль постепенно проникает по нервам в сознание.

— Потеря одного члена группы не должна приводить к её распаду, — голос чуть срывается, но Барбара держится, боль приходит постепенно, скоро её станет много. Не только иголки под ногтями, с новой силой проявит себя простреленная в двух местах нога. — Это только показывает, какие вы слабаки. Даже знаменитая агент Романофф скатилась до уровня пустоголовой мамаши. Раньше её знали как смертельную опасность — Чёрная Вдова, Славянская Тень, Красная Смерть! Когда я смотрю на эту брюхатую утку, то совершенно не вижу в ней отражение этих имен. У беременных от выброса гормонов что-то ломается в голове, они не видят мира за пределами своего младенчика. Мне повезло быть нормальной, сохранить ясную голову до конца.

— Так вот как ты утешила себя после выкидыша, — Клинт опускает ладони на стол, нависает недвижимой горой, давит. — Ты вбила себе в голову, что это даже на пользу. Ты вообще не хотела детей, так к чему вся эта игра с обручальными кольцами была вообще нужна?!

— А твоя девка хотела?! — кричит Бобби, дергаясь безрезультатно в сторону.

— Я бы заставил её захотеть, — твердо отвечает Клинт. — А теперь говори: когда тебя завербовали, и что ты успела передать Г.И.Д.Ре? — он основанием ладони проталкивает иглы чуть глубже в пальцы Морс, одна из иголок выходит наружу через ногтевую пластину.

— Ты идиот, Бартон. Бесполезная ты тряпка!

Клинт вырывает одну из иголок и безжалостно вонзает в сустав, добивает глубже по головку.

— Ты ведь знаешь, что я могу уклониться от ответа… — хрипит Бобби, едва сдерживая крик.

— А еще я знаю, что ты этого не сделаешь. Через несколько часов тебя заберет военное ведомство. Там о тебе позаботятся лучше, чем здесь.

— О, да, нам ли с тобой не знать, на что иногда способен извращенный человеческий мозг. Ты ведь должен быть хорошим персонажем. Ты должен фотографироваться с детишками на руках, читать лекции о здоровом образе жизни и открывать Нью-Йоркскую биржу. Но ты здесь, втыкаешь иголки мне под ногти, угрожаешь расправой. Какой ты после этого герой?

— ЩИТ больше нет. А команда… Я не герой, тебе ли не знать, и никогда не был.

— Тогда почему ты здесь? Почему ты допрашиваешь меня?

— Потому что я хочу убить тебя, разобрать на части, раскидать по всей комнате, чтобы от тебя ничего не осталось. Будешь упорствовать — я начну. Но ты будешь, поэтому буду и я.

Барбара не боится. Её не пугают угрозы, не пугает даже знание того, что Клинт может сделать. Камера в углу всего лишь для безопасности, если за ними и наблюдают, то не для того, чтобы помешать Клинту её убить. Никто не помешает Клинту её убить.

— Перед отправкой в Мадрипур, где я провела много невыносимых лет, ублажая местных бандитов, чтобы выведать информацию для любимого и бесценного ЩИТ. Ты помнишь Мадрипур? Завоеванный флибустьерами столетиями назад, его пиратское наследие развилось в систему правительства, либеральная политика которого признает практически любую деловую сделку. Мадрипур не признает выдачу преступников, что делает эту страну дипломатическим приютом для множества международных преступников и организаций, которые помогают поддерживать стабильность правительства через сложную коррупционную систему. Уродливое место. Первоначально я должна была отправиться в Европу, но не прошла психологическое тестирование, моё назначение было под угрозой, моя работа в ЩИТ на должности оперативника была под угрозой, а возвращаться к задохликам в тесную лабораторию, я не хотела. И всё из-за какого-то тестирования, из-за того, что я неверно ткнула карандашом в клетку! Из-за этого, а не из-за какой-то беременности мою отправку задержали. Я была в столовой, запивала нашим кофе свой провал, когда ко мне подсел агент Сет. Мы не были знакомы, но мне хотелось с кем-то поговорить. Через час он предложил мне встретиться в ангаре, сказал, что познакомит меня с человеком, который мне поможет.