Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Нет, — очередным обманом отвечает.
— Это ведь ты самозабвенно настаивала на совместном ребенке…
— Костя, ты делаешь мне больно!
— Для того, чтобы позлить его? Отвечай!
— Отпусти!
— Хотела, чтобы он приревновал?
— Какая разница? — плюется, отнекивается, а потом вдруг начинает злобно хохотать. — Ревновать должен был он, а не ты! Дурацкий план. Да! Что уставился? Свят… — наотмашь затыкаю женский рот. — А-а-а-й! — кричит жена. — Сволочь! Ненавижу…
«Отпусти меня!».
«Точно?» — поглядываю на старшую Смирнову.
«Да» — вытягивает осторожно пальцы, ступает мягко и проходит дальше по поваленному и скользкому от вчерашнего
«Осторожнее» — широко расставив руки, страхуя, следую за ней. — «Смотри под ноги, а то…».
«Эй!» — орет вдруг не пойми откуда вылезший, прилипчивый и надоедливый мальчишка. — «Ты что творишь? Юла-а-а!» — он подбегает к ней, хватает внезапно замершую за тонкие лодыжки и нахально стаскивает с прокручивающегося бревна. — «Какого черта, дура? Шею решила свернуть?».
«Сам дурак» — заливисто смеется и, отклонившись, сильно прогибается у него в руках. — «Испугался, Мудрый?».
«Да!» — он суетится взглядом, при этом бешено вращает головой. — «Прекрати эти игры, Юля».
«За меня боишься или к нему» — кивком указывает на меня — «бешено ревнуешь?».
«Чтобы ревновать, надо бы любить» — парень встряхивает Юлю и возвращает в вертикальный ряд. — «А у нас с тобой…».
«Привет! Я Костя» — вклиниваюсь и протягиваю парню руку. — «А ты?»
А он спокойно отвечает:
«Привет, Костя. Я Святослав. Можно просто Свят…».
Глава 30
Они здесь!
«Сладкая, все нормально? Как любознательный натуралист там поживает? Почему не отвечаешь?» — без конца как будто в никуда отправляю простое сообщение, особо не рассчитывая на развернутый ответ с той стороны не слишком дружелюбного двора.
Уже, по-моему, трое суток Юла талантливо сохраняет эфирное молчание, а я настойчиво продолжаю бомбардировать стихийно образовавшийся чат незамысловатыми приветствиями и пожеланиями хорошего и плодотворного очередного дня.
«Волнуюсь, Юль. Как ваши дела? Ответь, пожалуйста» — письмо, расправив крылья, улетает, а я откладываю телефон и отдаюсь на откуп милой женщине, которой слишком много обещал, да так и не исполнил, потому как, видимо, о времени и месте нашей встречи самозабвенно, а главное, неоднократно привирал.
Она спокойно перебирает мои пальцы, внимательно рассматривает вычищенные, остриженные почти под корень ногти, упругой крохотной подушечкой елозя по лунообразному молочно-белому ободку; уверенно продавливает фаланги, намеренно перекрывает постоянное кровообращение, затем неспешно отпускает свой зажим и переворачивает мои кисти, обращая давно зажившими мозолями к себе «лицом». С опаской, довольно осторожно прикасается к холостому безымянному на моей правой руке, как будто приноравливается к мужскому крупному диаметру, и укладывает свою мелкую ладошку, совмещая наши пальцы, царапая огрубевшую кожу обручальным женским золотым кольцом.
— Как ты? — негромко спрашивает и по-кошачьи наклоняет голову, прижимая небольшое ушко к своему точеному плечу.
— Все хорошо, — как обычно, особо не задумываясь, автоматом отвечаю. — А ты?
— Встречаемся редко, Святослав. Избегаешь? — резко вскидывается на меня.
— Нет. С чего ты взяла?
— Вот так мы и становимся ненужными и надоедливыми старыми хрычами, — обреченно выдыхает.
— Я же здесь!
— «Мам», «пап», «я очень сильно занят», но «обязательно перезвоню», «давай, наверное, попозже», «сейчас мне некогда», «все хорошо», «пока-пока» и надоевшие до чертиков «ну, все, целую, жду, люблю». Запатентованный словарь эгоистичных засранцев и
изворотливых приспособленцев. Ладно, мальчик! — на все четыре стороны спокойно отпускает мои руки, неторопливо отклоняется назад, тяжело или с большим трудом вздыхает и украдкой посматривает туда, где Ксения с загадочной улыбкой на губах выбирает для нас разрекламированный официантами фондан. — Вот вы и быстро выросли, а мы стремительно состарились. Черт возьми! Мне до сих пор кажется, что все это произошло совсем недавно, позавчера или вчера. Оглянуться не успела, а уже внучата рядом скачут и лепечут что-то на своем, на юном.— Перестань! — отрезаю, поглядывая исподлобья на сидящую напротив.
— Как скажешь, — покорно соглашается.
— Были дела. Понимаешь?
— Еще бы! Тяжело совмещать работу, очень личное и то, на что почти вот такущий, — раздвинув по вертикали тоненькие руки, указывает размер сволочного пофигизма, — болт забил. Прости-прости, я вообще не упрекаю и желчь густую выпускаю не со зла. Это, вероятно, старость. Лешка тебя не эксплуатирует, не обижает?
— Нет, не обижает и щадит. Я очень благодарен ему за то, что он предложил работу и носится теперь со мной, хотя, в сущности, вообще-то и не должен. Кто я для него такой? Ты, вероятно, попросила?
— Ерунда, — отмахивается, как от назойливого комара.
— И все же?
— Нужно помогать.
— Хотя мы этого и не заслуживаем?
— Ты жесткий и колючий, — качает головой, недовольно прищелкивая языком.
— Мам, спасибо за все. Слышишь?
— Устанешь благодарить, Свят. Сережа, да и Женя, между прочим, тоже руки приложили. Ты ведь ушел со службы?
— Да.
— Не передумаешь? Я просто не могу в подобное поверить. Ярослав, кстати, тоже считает, что у тебя произошло какое-то помутнение рассудка. Что случилось?
— Нет, не передумаю. Возврата к военному прошлому не будет. Точно! — хочу еще добавить «ни при каких условиях», «ни за что» и «никогда», но сдерживаюсь и не выпускаю ни хрена не значащие для нее слова.
— С кем-нибудь встречаешься? Женщина есть?
— Нет.
— Нет? — она, похоже, сильно изумляется. — Проблема, вероятно, в большой загруженности? Или достойную тебя пока не повстречал?
— Издеваешься? — как будто в удивлении выгибаю бровь.
— Нет, что ты, — мгновенно на попятную идет.
— Ты ведь знаешь, что у нас с Юлей происходит?
— Знаю, — утвердительно кивает.
— Понимаешь? Одобряешь? Или считаешь меня козлом, желающим обскакать саму судьбу?
— Извини, — слишком очевидно мнется, стесняется и прячет карий взгляд, — но нет.
— Не одобряешь? — на всякий случай уточняю. — Или не понимаешь, а я, по-твоему, урод?
— Не стану комментировать последние слова. А вот мальчишка у тебя чудной, Свят. Очаровательный, смешной и очень непосредственный ребенок. Нежное и хрупкое создание. Я рада за вас обоих. За Юлечку и за тебя.
— Спасибо.
Еще хотелось бы узнать:
«Что дальше? Что там в остальном? За что, потупив взгляд, так обворожительно извиняется?»,
но она, по-видимому, не поддержит рвение, поэтому меняю тему и переобозначаю направление.
— Проехали. Что так долго-то? — с нетерпением поглядываю на снующую возле витрины через свое плечо. — Крутой ассортимент для нашей Ксю, по-видимому, неразрешимая проблема.
— Не торопи ее, — похлопывает по тыльной стороне моей ладони. — Пусть развлекается. Она так редко стала улыбаться и о глупостях болтать, что я перестала узнавать свою непосредственную маленькую дочь, а сейчас Ксю-Ксю сияет, рассматривая вращающуюся сладкую витрину. Хочу, чтобы так было всегда.