Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Не воспринимай все, что я вчера говорил за чистую монету. Накатило. Определенно, вчера был не мой день.
— Он уже закончился, — растягивает рот доброжелательной улыбкой. — Все наладится. Скажи лучше, мне не идет эта косынка?
Скорее, наоборот. Слишком вызывающе! Господи, да что со мной?
— У тебя красивые черты лица, — неуклюже начинаю. — Ты идеальна, Рома. С тебя только картины писать.
— Как художник говоришь?
— Как мужчина, — хриплю, глупо заикаясь.
— Тогда спасибо за комплимент. Картины и все? Рассчитывать на большее не могу?
«Извини» — визжу вертящимися серыми извилинами. — «Но
— Ты обязательно встретишь достойного и честного человека, с которым обретешь личное счастье.
— Не хорони меня, пожалуйста. Я до последнего шанса еще не дотянула. По крайней мере, надеюсь, что выгляжу не жалко…
— Все не так! Отнюдь. Какая жалость…
— Я не размениваюсь на ерунду, Костя, и уважаю свое одиночество. Да! — взмахом ресниц все сказанное подтверждает. — На меня иногда накатывает и я забиваюсь в уголок поплакать о том, как тяжела моя судьба, но я все еще сильна, Костя, а горечь от обиды нет-нет, да и промелькнет, как въедливое послевкусие. Сыновья — моя сила, мое движение, моя пока еще не реализованная цель. Я буду бороться за счастье, но не той ценой, которую ты вчера хотел назначить.
— Я не хороню, — мгновенно вскидываюсь. — Врать не могу, Рома. Ты очень необычная женщина. Пожалуйста, давай считать произошедшее — пьяным бредом и состоянием аффекта. Что с охраной? Ты договорилась о круглосуточном дежурстве?
— Да, конечно. Я уверена в тех людях, которым доверяю жизнь Анвара и Закарии. Но тебе лучше остановиться и не расточать медовые слова, иначе я передумаю и решусь на то, чтобы подложить твоей жене свинью. Ты, кстати, жареные баклажаны любишь? — лукаво мне подмигивает, а затем кивком указывает на что-то, находящееся за моей спиной.
— Да, — и зачем-то, наверное, на всякий случай, передергиваю плечами. — Замолкаю!
— Окончен торг, Костя. Подъем! — взмахивает двумя руками, виртуально отрывая мою задницу с импровизированной кровати. — Знаешь ведь, где ванная комната?
Это, если можно так сказать, мой реализованный проект! Было бы очень странно, если бы я свернул не в ту степь.
— Да.
— Ответь на это! Возможно, там что-то важное, — Романа добродушно обращает мое внимание на светящийся экран смартфона, ерзающего по стеклянному журнальному столику от настойчивого вибровызова…
Весьма продуктивная часть сегодняшней ночи и свежее начало морозного дня. Нечего сказать!
Здесь три пропущенных звонка…
Шесть очень содержательных сообщений в семейном мессенджере от Эс. ЭМ. Смирнова…
Десять коротких посланий, отправленных согласно предложенному тарифу моего корпоративного номера…
Там, что, какая-то беда с кем-то из многочисленного семейства приключилась? К чему такая спешка и откровенное нетерпение?
— Красов, привет! — шипит в динамик чем-то взведенный Смирнов. — Какого хрена? Повесился, утонул, застрелился из обреза? Ты забываешься, Костя!
— Доброе утро, Сергей Максимович, — лениво отвечаю, рассматривая свою заросшую рожу в зеркало, вытянутое по горизонтали. — Были дела…
— У тебя сегодня встреча в два часа дня в пабе, — почти приказывает тесть.
— Нет, — сально ухмыляюсь. — Вы ошибаетесь, — елейным тоном зачем-то добавляю.
— Да.
— Нет.
— Будешь препираться?
— Говорю, что занят. Извините, но вынужден отказаться.
— Кость?
— Что? — сжимаю подбородок и «кручу» лицо.
— Он ждет, — Сережа шепчет,
что ли? Уж больно тихим голосом в трубку произносит.— У меня деловая встреча. Я вообще не в городе.
— Заберешь кое-что прежде, чем заваливать на свидание. Номер заказа скину в сообщении. Там же сообщу для кого, на чье имя и что.
— Вы не слышите, Сергей? — прикрыв глаза, мычу. — Играете со мной, как с куклой на веревках. Дернули туда — Костя привез семью, чтобы мудила с подпаленными крыльями посмотрел на женщину, которую беременной оставил. Дернули сюда — сдавили шею Красову и подложили собственную дочь, мою жену, в кровать к психически нездоровому бывшему. А сейчас Вы обрезаете нити и подкидываете мое тело носком своих модельных туфель… — открываю на полную кран и пускаю шипящую с ревом холодную воду, и только после этого громко выговариваю. — Это Вы! Вы исключительно и единолично. Вы! Вы! Вы! Вы сделали все, чтобы разбить наши отношения, разрушить крепкий брак и втоптать мое имя, фамилию, всю жизнь в грязь. Вы меня с дерьмом смешали, Смирнов, и заставили улыбаться и терпеть те экзекуции, которым Вы меня с оскалом подвергали. Я развожусь с Юлей. Что еще…
— Приезжай, — и внезапно добавляет, — пожалуйста. — Я хочу поговорить, сынок. Ты… — Смирнов, похоже, трезв, по-видимому, оттого так тяжело идут его слова. — Все поймешь. Это правильно…
— Я был счастлив, Смирнов. Ох.ительно счастлив! У меня был дом, отношения, у меня была любовь и тишина на личном фронте. Я, чтоб Вас, был ей мужем. Был мужем для Вашей старшей дочери. Я… Я на руках ее носил, сдувал пылинки с ее стоп, расчесывал волосы, прислушивался к ее сердцебиению. Я жил, черт возьми!
— Костя, Костя… — пытается врезаться в эмоциональный криз и затолкать обратно то, что вылезло и не заметило очерченных берегов.
— Я был отцом! У меня был сын! Пусть названый, приемный, усыновленный, неродной, но я…
— Так будь им до конца. Будь папой, Красов.
— Я не буду разговаривать с Мудрым, — кашляю, сиплю и выдыхаю странный свист. — Ей-богу, я ведь не сдержусь, — вожу ладонью под ледяной струей толщиной с мой средний палец. — Я ударю, изобью паскуду и обязательно получу сдачи. Вы хотите… Я, блядь, не боюсь, но…
— Четырнадцать ноль ноль, Красов. Вы не разведены с Юлей. У тебя по-прежнему есть перед ней обязательства. И да! — мне чудится, или он, пиздец, хихикает. — Не впутывай сюда Петруччио. У них непростые времена, а Велихов, хоть и строит из себя недалекого или играет в пришибленного, на самом деле чересчур эмоциональная натура. Там два члена общества с дефектом! Это на одну семью — откровенный перебор.
Доморощенный, почти ручной, фискал, похоже, «дону» шустро отстучал!
— Не Ваше дело.
— Он сделает, Костя. Петр сделает так, как ты просишь. Но… Алло, ты на линии? Фу, фу, фу… — он дует в трубку, полосуя мои слуховые перепонки порывами интерактивного ветра.
— Ваш «младший» зять — трепло! Прием? Слышно? — издевательски хихикаю. — Папенькин сынок, верящий в институт брака, как в Божью заповедь. Он пошляк… Он… Он…
— Отнюдь-отнюдь! У Буратино есть чертова дюжина секретиков в кармане — я уверен в этом. И уж, куда без этого, свои миленькие шалости. Уж больно парень интересный, хоть и немного глупый. Валюша подправит этот незначительный дефект и молодому папке придется стать значительно серьезнее. Он уже, между прочим, хорошо подрос. О-хо-хо, такая все риторика!