Черная вдова
Шрифт:
– Что это?
– наивно спросила девочка.
– Посмотри...
На лице бабушки, пожалуй, впервые промелькнуло что-то наподобие улыбки.
Лена осторожно открыла длинный футляр. И замерла, очарованная красотой золотого колье и перстня, усыпанных драгоценными камнями.
– Шпинель, - дотронулась до самого крупного из них искривленным ревматизмом пальцем старуха. Камень таинственно чуть желтовато искрился лучиками, исходившими из его глубины.
– А это - бриллианты... Бразильские...
Они венчиком окружали шпинель.
В других коробочках были сережки, тоже с бриллиантами;
Дав насладиться девочке этой завораживающей красотой, старуха сложила драгоценности в ларец, заперла его и сказала:
– Когда я умру, а это будет скоро...
– Что вы, бабушка!
– запротестовала было Лена, но та остановила ее властным жестом.
– Я знаю... Я чувствую... Так вот, после моей смерти все это достанется тебе. Храни до конца дней своих.
– Она указала на портрет своего отца в рамке из красного дерева, стоявший на столе.
– Его подарки.
Через день или два, Лена не помнит точно, отец привез в дом нотариуса.
После этого баба Лика уже не выходила из своей комнаты. Умерла она через три месяца.
В завещании, которое прочитал Лене отец, была выражена последняя воля Леокадии Модестовны: все свои сбережения и имущество она оставляла сыну, Антону Викентьевичу Гоголеву, за исключением драгоценностей, которые переходили по наследству к ее внучке Елене Антоновне Гоголевой по достижении восемнадцати лет. Список драгоценностей приводился полностью и с дотошным описанием камней.
Тогда еще Лена не придавала значения наследству и не имела понятия о его стоимости. Да еще была обижена за мать, которую свекровь, будучи даже на смертном одре, не простила за что-то.
– Подумаешь - завещание!
– сказала Лена матери.
– Предрассудки! Носи что хочешь!
– Нет, Леночка, - наотрез отказалась мать.
– Ни за что! Душу будут жечь.
Она тоже не могла забыть и простить. Что именно, Лена так и не узнала.
Отец вручил (пустая формальность, конечно, коробочки с вензелем как лежали в шкафу, так и остались там лежать) фамильные драгоценности дочери в тот день, когда Лене исполнилось восемнадцать. Но одеть их ей в общем-то так ни разу и не удалось. По настоятельной просьбе Антона Викентьевича.
– Прошу тебя, доченька, - сказал он, - не дразни гусей. Люди завистливы, и при моем положении могут подумать бог знает что.
И теперь, когда надо было решать, стоит ли заявлять в милицию о похищении драгоценностей, Лена засомневалась.
– Давай посмотрим на вещи трезво, - сказала она.
– Если смотреть на вещи трезво, то голова пойдет кругом, - заметил Глеб.
– Может, позвонить папе?
– неуверенно предложила Лена. Посоветоваться...
– Хочешь, чтобы его хватила кондрашка?
– усмехнулся муж.
– Не дай бог!
– замахала она руками.
– Как же быть? Что я скажу, где драгоценности?
– С чего это он вдруг заинтересуется ими?
– А если все-таки спросит?
– Будем надеяться, что в ближайшее время не спросит. Словом, как-нибудь выкрутимся.
– Как?
–
Закажем у ювелира.– Это же безумные деньги!
– На золото найдем. А уж камни придется вставить поддельные. В дальнейшем же...
– Нет!
– решительно отказалась Лена.
Бабушкино наследство было ее единственной надеждой. Вдруг Глеб уйдет от нее? Что тогда?
– Значит...
– вопросительно посмотрел на нее муж.
– Звони Копыловым!
– Неудобно!
– поежился Глеб.
– Пользоваться добрым его отношением... Видя недовольство жены, он добавил: - Я позвоню дяде Гоше завтра на работу. А сейчас - дежурному по городу.
Глеб набрал 02.
Дежурный по горуправлению внутренних дел принял сообщение от Ярцева в двадцать два часа семь минут. Через три минуты из ворот горуправления милиции вылетела спецмашина с оперативной группой в составе следователя Воеводина, эксперта-криминалиста Баранчикова, оперуполномоченного уголовного розыска Богданова и кинолога Васильева со служебно-розыскной собакой по кличке Король.
В двадцать два часа двадцать пять минут они уже звонили в квартиру потерпевших.
Открывшая дверь хозяйка ахнула: так быстро работников милиции не ждали.
– Я думала, что подобная оперативность существует только в кино, слабо улыбнулась Лена.
В прихожей сразу стало тесно: помимо сотрудников милиции зашли еще дворник и соседка по лестничной площадке - в качестве понятых.
Следователь Воеводин попросил рассказать о случившемся. Лена повела работников милиции в спальню и поведала о пропаже.
– Когда вы видели ваши ценности в последний раз?
– спросил Воеводин.
– Сегодня. В половине седьмого. Понимаете, собиралась на концерт Антонова. Из бабушкиных драгоценностей я надела лишь перстень. Остальное лежало в футлярах.
Эксперт-криминалист занялся фотографированием и снятием отпечатков пальцев на футлярах, трельяже, на ручках дверей - входной и той, что вела в спальню.
– Кто помимо вас был еще в квартире?
– продолжал спрашивать следователь.
– Никого. Муж, - показала Лена на Глеба, стоявшего в коридоре, - ждал меня внизу, в машине.
– Кто закрывал дверь?
– Я.
– На сколько замков?
– На два, - ответила Лена.
– Как всегда. Верхний - "аблоу", нижний нашего производства.
– Хорошая машина, - заметил Баранчиков, внимательно осматривая верхний замок.
– Финны умеют делать.
– Капризный, - заметил Глеб.
– Чуть перекос - заклинивает.
– Есть такое, - согласился эксперт-криминалист, щелкая фотоаппаратом со вспышкой.
– Когда вы обнаружили пропажу?
– спросил Воеводин.
– Когда вернулись. Без двадцати пяти десять, - ответила Лена.
– Откуда такая точность?
– Муж включил телевизор. Заканчивалась программа "Время". Погоду говорили.
– Сколько у вас ключей от входной двери?
– продолжал вести допрос следователь.
– Я имею в виду - комплектов?
– Два, - ответила Лена.
– У меня и у мужа.
– Она зачем-то открыла сумочку, показала связку.
– Хорошо, - кивнул Воеводин.
– Вспомните, вы когда-нибудь давали ключи посторонним?
– Он посмотрел на Лену, потом на Глеба.