Черная вдова

– Иди ты!
– встревожился Великанов и, повернувшись к Лежепекову, пояснил: - Я тебе рассказывал о Мише Жоголе. Совсем еще пацан, а кистью работает - как бог!

Лежепеков чинно кивнул, пыхнул трубкой. И вообще Глеб обратил внимание: насколько просто и контактно вел себя Великанов, настолько был сдержан и даже высокомерен его приятель.

Киноартист попросил Вербицкую рассказать подробнее, и Глеб узнал, что в то время, когда он с Буримовичами слушал дебаты в научно-технической секции, буквально за стенкой разбирали картину Миши, которую он выставил на суд членов клуба "Аукцион".

– Представляете, никто ничего не успел сказать, поднимается один деятель и начинает разнос: пропаганда религиозного дурмана, спекуляция на приближающемся тысячелетии крещения Руси!

– Погоди, - перебил ее Ярцев.
– Эксперт, что ли?

– Какой там эксперт? Чиновник из отдела культуры райисполкома! Никто и не звал его на обсуждение. Пришел посмотреть: а вдруг, не дай бог, крамолу разводят?

– Сюжет действительно религиозный?
– поинтересовался Лежепеков.

– Более патриотичного нельзя и придумать!
– ответила Виктория.
– Между прочим, подсказал Решилин. На историческом материале. Сергий Радонежский благословляет на битву с Мамаем Пересвета и Ослябю.
– Она обратилась к Глебу: - Вот ты, как историк, скажи, что в этом религиозного?

– Господи, да это ведь один из самых великих моментов в истории России!
– сказал Ярцев.
– Доподлинно известно, что московский князь Дмитрий, когда шел со своим войском в донские степи, заезжал в Радонеж к Сергию... Потом была Калка, принесшая славу русскому воинству. Стыдно не знать эти вещи!

– Да весь сыр-бор из-за того, что, как я поняла, Ослябя и Пересвет были иноками, - сказала Виктория.

– Ну и что?
– усмехнулся Глеб.
– Нельзя, черт возьми, требовать, чтобы у них был в кармане комсомольский билет! Другие времена! Научного материализма еще не существовало! Сознание у людей основывалось на религиозных представлениях. Более того, в монастырях развивались ремесла, искусства, а такие, как Сергий Радонежский, несли просвещение в народ. Монахи же умели не только молиться, а и землю пахали, строили, воевали. И забывать подвиг Пересвета и Осляби, полегших на Куликовом поле за землю русскую, - кощунство!

– Ну а что Михаил?
– нетерпеливо перебил его Великанов.

– У парня - нервный срыв. При всех разорвал холст и убежал. Ребята за ним, но его и след простыл. Представляю, что у него в душе! Все накинулись на райисполкомовца, а тот все свое гнет: мол, понаразрешали всякое, дошло до того, что уже в литературе открыто занимаются богоискательством. Назвал Солоухина, Айтматова...

– Прямо как у Полунина, - серьезно проговорил Лежепеков.
– Помните ленинградского мима? "Низ-з-зя!" По рукам и ногам вяжут: так не делай, так не думай, так не поступай. Захочешь в магазине примерить перчатки "низ-з-зя"! Задумал на своем садовом участке вырыть нормальный погреб, так, оказывается, глубже метра девяносто - "низ-з-зя"! Предлагаешь директору киностудии острую тему - опять-таки "низ-з-зя"!

– Потому что последнее слово все равно за чинушами. У них одно: не пущать, не разрешать!
– в сердцах произнесла Вербицкая.

– Вика, милая, да если дать народу свободно думать и делать, кому что положено, без всяких запретов и помех, - чинушам этим смерть!
– усмехнулся Ярцев.
– Таков закон жизни: одним хорошо, когда другим плохо.

– Но почему же этих одних так мало, а других, кому плохо, так много? грустно улыбнулась Вика.

Великанов щелкнул пальцами. Подошел бармен. Поздоровавшись с Вербицкой как со старой знакомой, спросил, что подать.

– Принеси нам, Руслан, четыре...
– распорядился киноартист, кивая на пустые бокалы из-под коктейля.

– И столько же кофе.

Глеб, обвыкнув в полумраке, разглядывал помещение кафе. Оформление не отличалось особой изобретательностью. Что же касается посетителей, - в подавляющем большинстве своем зеленые юнцы с такими же девчонками.

"Да, заведеньице, прямо скажем, не шик", - отметил про себя Ярцев.

Он вспомнил кафе и рестораны, которые обычно посещал в Средневолжске, - роскошь по сравнению с этой забегаловкой. Что публика, что меню, что джаз! А тут даже нет официантов. Посетители сами подходили к стойке и получали свой коктейль или кофе с бутербродами.

Для Великанова, видимо, Руслан сделал исключение - принес заказ сам.

Коктейль Ярцеву тоже не понравился, кисло-сладкая водичка, и ни грамма алкоголя.

– Шеф, скоро видео врубишь?
– вдруг выкрикнул кто-то из зала.

– Даешь хард рок и хэви металл!
– подхватил другой.
– Уже одиннадцать часов!

Бармен невозмутимо подождал, пока кончится очередная запись на магнитофоне, и только потом включил видеосистему. На большом экране телевизора, который Глеб поначалу не заметил, под густой тяжелый ритм забесновались длинногривые парни с цепями на шеях.

– Группа "Меноур"!
– восхищенно передавалось от столика к столику.

– Ну, у детишек начинается кайф, - улыбнулся Великанов, снисходительно глядя на возбужденные молодые лица.

Несколько пар выскочили на средину зала и энергично дергались под музыку.

– Встряхнемся?
– неожиданно для Ярцева предложила Вербицкая.

Глеб встал, подал ей руку.

– Вот уж не думал, - признался он Вике, когда они присоединились к танцующим, - что буду сидеть с Великановым за одним столиком.

И рассказал о приезде киноартиста в Средневолжск, о своем недоумении по этому поводу.

– Все очень просто, - объяснила Вербицкая.
– Общество книголюбов платит за выступление больше, чем бюро пропаганды Союза кинематографистов. Ты думаешь, Саша один такой? Многие наши звезды с удовольствием ездят от книголюбов.
– И она назвала несколько известных артистов.

– Неужели не хватает?
– Глеб потер большой палец об указательный, имея в виду деньги.

– А кому их хватает? Потом, актеры, старик, люди зависимые. Не пригласит режиссер - соси лапу. Ты обратил внимание, как Великанов обхаживает Севу Лежепекова?

Глеб и сам заметил, что киноартист слишком уж почтителен с тем.

– Лежепеков режиссер?
– догадался он.

– Постановщик, - кивнула Вербицкая.
– Получил несколько дипломов на международных кинофестивалях. Саша мечтает сняться у него в главной роли.

Рок-группу на экране сменили девицы в предельно откровенных нарядах. Под томную мелодию с явным восточным акцентом они исполняли танец живота.

Глеб и Вика вернулись к своему столику. Лежепеков и Великанов говорили о молодежи.

– Детки, детки...
– попыхивал трубкой режиссер.
– Что мы о них знаем? Что творится в этих головках с растрепанными волосиками?
– кивнул он на соседнюю компанию подростков, жадно впившихся в экран телевизора.

На головах у них творилось черт-те что: космы, словно специально смазанные каким-то жиром, торчали во все стороны. Трудно было отличить ребят от девушек. К тому же у парнишек поблескивали в одном ухе сережки: принадлежность к клану почитателей "металлического" рока...