Черная вдова

– Панки, - отмахнулся киноартист.
– На уме лишь хэви металл. И вообще какое-то танцующее поколение. Книжки читают единицы.

– А кто виноват, старик?
– усмехнулся Лежепеков.
– Лично я не знаю, как еще сохранил любовь к литературе. Во всяком случае, в школе сделали все, чтобы убить ее. Вот я смотрю на свою Иришку. Какие у нее могут быть идеалы, стремления? Ты же знаешь, она не из одноклеточных...

– Ирка у тебя чудо! Тонкая натура.

– Поэтому ей не позавидуешь, - продолжал режиссер.
– Совершенно не переваривает телевизор! С ума, говорит, можно сойти от такой серятины! И потом, наше с тобой сознание давно закалилось, адаптировалось к тому, что мы живем как бы на кратере вулкана. Я имею в виду атомную бомбу... А как же им, с их хрупкой психикой? Зачем мучиться над загадками и сложностями бытия? Стоит ли заниматься образованием, самосовершенствованием, если все и так пойдет в тартарары? Так уж лучше забыться, успеть вкусить все наслаждения жизни!

На экране телевизора один номер сменялся другим. Глеб заметил, что ни Лежепекова, ни Великанова, ни тем более Вику зрелище особенно не привлекало. Зато вызывало восторг у остальных посетителей. Ярцев невольно прислушался к тому, что говорили за соседним столиком подростки. Каждый новый ансамбль или исполнителя они узнавали с первого звука.

Очередной фильм был фривольного содержания, и Глеб, никогда ранее не видевший ничего подобного, удивился, как это Руслан осмелился показать его публично.

Полумрак в зале, происходящее на экране, запах кофе и сигарет, застывшие в немом возбуждении юные лица, - все это рождало в голове эротические фантазии. И Глеб понял: именно этим привлекает посетителей "Зеленый попугай".

Бармен знал, что им нужно, зажигать их постепенно, начиная с невинных, казалось бы, песенок.

– Как тебе?
– неожиданно прервала его мысли Вика, кивнув на экран.

– Так себе, - ответил небрежно Ярцев, чтобы не показаться лопухом-провинциалом, завороженным созерцанием полуголых девиц.

– После двенадцати - еще интереснее, - сказала Вербицкая.

– А видеоустановка шикарная, - одобрил Глеб.
– Цветопередача, экран...

– Интересуешься?
– спросила Вика.

– Давно. Но у нас купить невозможно.

– Если ты серьезно...
– начала было она.

– Да хоть сегодня бы взял, - перебил Ярцев.
– Разумеется, только фирму. Наша электроника мне и задаром не нужна.

Глеб заметил, что Великанов и Лежепеков посмотрели на него как-то по-иному, уважительно, что ли.

Вербицкая, бросив "момент", встала и подошла к одному из столиков, за которым сидел молодой человек лет двадцати - двадцати трех. Вика перекинулась с ним парой слов и поманила Ярцева. Когда он подошел, она представила Глеба своему знакомому, которого звали Феликсом.

Несмотря на молодость, Феликс вел себя по-деловому.

– Могу кое-что предложить, - сказал он, скользнув по Ярцеву быстрым оценивающим взглядом, а затем, уже обращаясь к Вербицкой, добавил: Загляните ко мне завтра, часиков в семь.

– Договорились, - кивнула Вика.

Возвращаясь к своему столику. Глеб спросил:

– А сколько денег брать с собой?

– Думаю, тысяч семь-восемь хватит, - ответила Вика.

Великанов и Лежепеков говорили о том, почему здесь, в кафе, нет ни одного свободного места, а в театр зрителей и калачом не заманишь. За исключением, конечно, таких, как МХАТ, Театр сатиры, на Таганке, и еще нескольких.

– Да потому, что докатились, как говорится, до ручки, - в сердцах произнес артист.
– Из года в год на сцене одна и та же жвачка! Ей-богу, иной раз хочется плюнуть и бросить все к чертовой матери! Обрыдло играть роли, от которых тошнит. Недаром говорят: ржа ест железо, а лжа душу. Я вот не понимаю, каким образом покупают бездарные пьесы. Более того, почему серых так много, а ярких, талантливых - кот наплакал?

– Очень просто, - усмехнулся Лежепеков.
– За плохие, но правильные пьесы никого не ругают. А все мало-мальски значащее пахнет конфликтом.

Лежепеков хотел что-то еще сказать. Но Вика вдруг облегченно воскликнула:

– Наконец-то явился!

– Привет!
– крикнул кому-то артист, подняв руку.
– Рули сюда!

Глеб повернул голову и увидел парня лет двадцати, стоящего посреди кафе и мрачно озирающегося вокруг. Ярцев почему-то догадался, что это и есть Жоголь-младший.

Михаил совсем не был похож на отца: шатен, с курчавыми волосами под Валерия Леонтьева, высокий, с не до конца еще оформившейся фигурой.

Жоголь разглядел наконец в полумраке Викторию и на секунду замер, но вместо того, чтобы подойти к их столику, порывисто подскочил к бармену и сказал ему несколько слов, которые отсюда не были слышны. Руслан кивнул, выключил видео и нажал кнопку магнитофона.

Густая, тяжелая синтез-музыка заполнила кафе. Все повернулись к Михаилу. И вдруг тот совершенно преобразился. Человек словно превратился в робота. Он медленно двинулся на середину кафе, где пустовало небольшое, свободное от столиков пространство. Движения были дерганые, рваные и в то же время пластичные, не лишенные своеобразной гармонии.

Это был робот, но какой-то необычный, нежный робот.

Посетители "Зеленого попугая" замерли в восторге, наблюдая за Жоголем.

– Верхний брейк, - прокомментировал кто-то за соседним столиком.

Но Михаил недолго оставался "роботом". Неожиданно он бросился на пол и стал вытворять нечто невообразимое: крутился на голове, на спине, на одной руке, на двух, перекатывался, как пресс-папье.

Кафе взорвалось восторженными криками.

– Давай, Майк, давай!
– подбадривали танцора.

– Нижний брейк, - снова раздался комментарий соседей.

А Михаил продолжал вытворять свои головокружительные трюки все в более убыстряющемся темпе.

"Так вот он какой брейк-данс", - подумал Ярцев.

Об этом увлечении молодежи ему приходилось только слышать или читать в прессе. В основном - ругательное. И вот - увидел собственными глазами.

Глеб посмотрел на своих компаньонов. Великанов откровенно наслаждался зрелищем. Лежепеков наблюдал за Жоголем скорее с любопытством, а вот лицо Виктории выражало непонятное смятение.

– Молоток!
– не удержавшись, похвалил танцующего Великанов.

– А ведь на Западе, точнее, в Америке, - сказал Лежепеков, - где и родился брейк-данс, его танцуют исключительно только негритянские парни. Белые - ни в коем случае!

Рок кончился. Кончился и танец. Кафе разразилось аплодисментами.

Великанов и Виктория позвали Жоголя, но он будто и не слышал. Направился к стойке бара, одним махом выпил коктейль, с улыбкой предложенный Русланом.

Вика не выдержала, резко встала, подошла к Михаилу и взяла его за локоть, но он грубо выдернул руку. Вербицкая, видимо, растерялась, что-то сказала ему, но тот ответил ей с гримасой злобы на лице. Затем он решительно повернулся и почти бегом покинул кафе.