Чернокнижник и феи

Одли повернулся на сиденье – до этого он рассеянно смотрел в окно:

– И…?

Себ пробормотал:

– Оливия сказала, что мэрия решила полностью привести полицию в соответствие к требованиям Тальмы.

Лео лениво приоткрыл один глаз:

– И что следующее? Они отобрали у нас форму, они отобрали пилотки и оружие, выдав бесполезные куски дерева – защищайтесь от аристо дубинками! Что еще можно у нас отобрать?

Одли потемнел лицом и тихо выругался:

– Твою дивизию к Сокрушителю… – он понял, что у них еще можно отобрать. Фиксаторы с дорогими потенцитовыми кристаллами в полиции Аквилиты носили все, даже патрульные-новички. Это была их защита от беспредела леров.

Кейдж подтвердил его опасения:

– Оказалось, что в Тальме служебные фиксаторы положены только суперинтендантам и экспертам. Слишком дорогие игрушки для обычных констеблей.

Лео даже выпрямился:

– Бездна! Они хотят отобрать у нас фиксаторы?! Они вообще знают: почему в Аквилите все констебли носят фиксаторы?!

Одли скривился:

– Они знают главное – цену фиксаторов. Остальное их не интересует.

Лео не выдержал:

– И мы сдадимся? Мы послушно снимем и сдадим фиксаторы?!

Себ промолчал, рассматривая носки своих ботинок – их бы не мешало почистить. Хорошо, что сегодня одно дневное дежурство, вечер он проведет в участке, занимаясь бумагами. Одли мрачно напомнил:

– Лео, мы уже сдали форму и пистолеты. Так что фиксаторы… Это просто следующая ступень. Полагаю, потом они сравнят жалование в Аквилите и в Тальме и поймут, что мы тут получаем в два раза больше, чем положено…

Лео яростно поджал губы и закрыл глаза, снова засыпая или просто изображая дрему. Хватит с него сегодня таких вот новостей. Эфир вокруг него бурлил – из Лео вышел бы хороший маг, которого бы с руками и ногами взяли на государственную службу, если бы не его несдержанность.

Одли молчал. Смотрел в окно. Историю реформы полиции Аквилиты из-за лера из рода Эвироков он помнил. Древний род, приближенный к королю и развращенный властью и деньгами.

Это случилось во время Летнего карнавала, более сдержанного по сравнению с зимним. Из шикарного паромобиля в разгар веселья выбросили мертвое тело девушки. Прямо в центре города. Среди гуляющих горожан. Не стесняясь закона и полиции. Возможно, правосудия сотворившие такое тальмийцы и избежали бы – на тот момент у полиции Аквилиты не было ни одного служебного паромобиля, но веселящиеся молодые люди не учли специфики Аквилиты – уже на следующей улочке, на которую они свернули, они попали в толпу и завязли намертво. Констебль Монти и сержант Руссель предприняли попытку арестовать находящийся в паромобиле, но те оказали сопротивление. Констебль погиб на месте от применения магического боевого плетения, сержант применил оружие, смертельно раня двух подонков в паромобиле. Обычная история во время карнавала – приезжающие покутить в Аквилите часто принимали веселье за вседозволенность. Только в этот раз повеселился единственный сын герцога Эвирока, лишаясь жизни. Герцог отказался признавать версию полиции о случившемся. Свидетели ареста все как один испарились или отказались давать показания. Слово сержанта против слова родовитого лера… Русселя через три дня после суда повесили. Его признали виновным в убийстве графа Клавера из рода Эвирока. Еще через три дня вся полиция Аквилиты подала рапорты об увольнении. Через две луны в полиции работать было некому, а те, кто все еще служил, пугали горожан больше, чем преступники. Еще через луну начались переговоры с полицейским профсоюзом и оснащение фиксаторами сперва сержантов, а потом, через год, и каждого патрульного. Потомки рода Эвирока с тех пор ни разу ни приезжали в Аквилиту, потому что тут каждый полицейский помнил имена Монти и Русселя.

Себ не выдержал:

– Серж…

– Ммм…? – отозвался тот, прям как Брок.

– И мы это спустим?

Тот вздохнул и напомнил:

– Полиции запрещено устраивать забастовки, митинги и массовые увольнения. Полиции запрещено создавать профсоюзы. Полиции…

Лео фыркнул, не открывая глаз:

– Нам теперь разрешено одно – вновь прогибаться под лерами, позволяя им творить что угодно. Или танцевать на веревке, как станцевал Руссель.

Себ выругался:

– Ну их же мать… Уволюсь к Сокрушителю. Вот закроем дело о нападении на Вики, и уволюсь.

Лео криво улыбнулся – он сам, видимо, обдумывал рапорт об отставке, а Одли хмуро буркнул:

– И ты, Себ, стерпишь на улицах бардак?

Лео ответил вместо Себа:

– Вытерпим – вытерпели же, когда об Брока ноги вытирали, вытерпели же, когда закрыли Особый отдел. Стерпим, когда заберут фиксаторы – стерпим и бардак на улицах. Плевать.

– Ну-ну, – Одли стащил с себя шлем – кожаный подбородочный ремень уже успел натереть шею. – Что-то я в этом неуверен, парни.

– Пфф! – выдохнул Лео. – Разбудите, когда приедем. Я лично подам в отставку, как только начистим вчерашние рожи леров. Начистим – и сразу рапорт подам.

Одли скривился, но ничего не сказал – может, он тоже хотел бы подать рапорт, но после утреннего разговора с комиссаром Ренаром было как-то неловко подводить его. Неплохой, в общем-то, мужик. Хоть и бывший лер. Брок вон тоже лером оказался… М-да…

После тепла паровика промозглый ветер с океана был особенно противным. Одли морщился, натертая кожа под подбородком болела, идиотский шлем совсем не грел. Плащ отсырел и противно хлопал по коленям, прилипая и мешая. Ботинки, пригодные для патрулирования улиц, были совершенно бессмысленны в грязи у речки Петлянки. А им еще в этих ботинках в саму речку лезть.

На берегу, нахохлившись в кожаной куртке, как больная ворона, рисовал в грязи какие-то руны Брок. Он вставал, хромал в новое место, садился и снова рисовал. Лео хмыкнул, Себ вздохнул и вернулся на набережную, покупая еще один бумажный стаканчик кофе, Одли выругался, направляясь к другу:

– Ры. Жий!

– Ммм? – Брок даже голову не приподнял, продолжая выписывать свои руны, сидя на корточках у самого берега.

– Что. Ты. Тут. Делаешь?

Брок выпрямился и отбросил в сторону ставшую ненужной ветку ивы, которой рисовал руны:

– Пытаюсь найти нашу проклятую амфибию – Эван телефонировал и сообщил, что эту тварь так и не нашли. – Он мрачно оглянулся на полный воды тоннель, уходящий под набережную: – Надеюсь, что он мертв и ждет нас там.

Одли поправил его:

– Надеюсь, он мертв и НЕ ждет нас. Вот как-то только нежити не хватало в этот канун.

Брок подошел к друзьям и поздоровался со всеми за руку, кроме Себа, конечно – тот протянул вместо руки горячий кофе. Брок удивленно оглядел друзей:

– А что такого мерзкого уже случилось в этот канун? Университетские антимеханиты вновь что-то планируют? Лео, как, кстати, они? Ты их деятельность же продолжаешь отслеживать?

Лео буркнул, грея ладони о стаканчик с кофе:

– Теперь это не мои проблемы, а проблемы лера Ривза. Или как там эту вчерашнюю пьяную мразь зовут?

Брок, делая осторожный глоток кофе, криво улыбнулся:

– Увы, Лео. Ривз не тот, кто быстро найдет оперативников для работы со студентами и школярами. Нам только бомбистов для счастья не хватало. Придется все равно отслеживать – пока еще люди Ривза примутся за работу.

Одли не выдержал, рассматривая, как вода затягивает в тоннель льдинки и мелкий городской мусор:

– Не наши проблемы. Мы скоро подаем рапорты на увольнение.

– О! – опешил Брок. – И кто вас успел обидеть?

Себ хмуро выдавил:

– У нас фиксаторы отбирают. И оклады будут урезать – до требований Тальмы. Так что ты вовремя свалил.

– Я не свалил – я дурака свалял, как оказалось, – признался Брок. Хотя в подвале бывшего Особого после обработки Палача он бы и ондурским шпионом себя признал, и монийским, и даже карфианским, лишь бы прекратилась боль.

Одли сделал глоток кофе и махнул рукой: