Черный часослов
Шрифт:
Она пропускает тебя внутрь, и ты застываешь на месте с открытым от изумления ртом.
– Это библиотека старцев. Проходи, я познакомлю тебя с ними.
Несмотря на стеллажи, возвышавшиеся до потолка, сразу заметно, что эта библиотека отличается от той, что открыта для воспитанниц и монахинь на первом этаже. Книги здесь не выстроены в строгом порядке на полках: это, скорее, библиотека для работы, потому что тома лежат, сгруппированные по переплетам, а не стоят вертикально, как ты привыкла видеть. И еще там есть мольберты, огромный рабочий стол, сотни баночек с красками самых разнообразных цветов, кисточки, пуансоны [10] , и в воздухе стоит запах выделанной кожи животных. Ты сразу замечаешь эти куски кожи, натянутые на деревянные рамки.
10
Пуансон в полиграфии – стальной
На центральном стеллаже красуется деревянная табличка с вырезанной надписью:
«Греби в своей собственной лодке».
ЕВРИПИД
Ты еще не знаешь об этом, но эти слова станут впоследствии твоим девизом по жизни.
– Сюда приходят читать какие-то старцы? – спрашиваешь ты. Тебя еще не озарило понимание, что перед тобой открылась дверь в новый мир.
– Вот они, старцы, – отвечает монахиня, показывая на древние тома вокруг. – Им сотни лет, и о них надо заботиться. Они ведь живые существа, и им требуется особый уход: они сморщиваются, рассыхаются, деформируются, теряют подвижность в сочленениях.
– Это мастерская по реставрации книг?
– Не совсем. Это место, где ты сможешь стать настоящим специалистом-библиофилом. И наш первый урок начнется прямо сейчас. Например, из-за того, что ты сделала с книгой, вырезав из нее иллюстрацию – кстати, нам придется заниматься ее реставрацией, – теперь этот экземпляр является некомплектным. – Сестра Акилина пронзает тебя своим взглядом, приковывающим тебя к месту. – Если б ты продолжила свои набеги и от книги осталось бы меньше половины, то такой экземпляр назывался бы фрагментарным. Но, представь себе, есть коллекционеры, собирающие и такие книги, и, напротив, есть те, кого интересуют только нетронутые экземпляры, с неразрезанными страницами. Многих очаровывает возможность обладать книгой, которую прежде никто не читал, – но парадокс в том, что сами они тоже потом ее не читают.
В первую очередь тебе необходимо понять странное поведение библиофила. Эти люди посвящают свою жизнь поискам какой-нибудь редкости, уникального экземпляра. Удовольствие, получаемое ими от приобретения книги, обратно пропорционально количеству экземпляров, оставшихся от тиража. Так, например, знаменитый библиофил девятнадцатого века по фамилии Пиксерекур приобрел единственный, как считалось, сохранившийся автограф Марии-Антуанетты. Однако спустя некоторое время на аукционе появился еще один автограф казненной королевы, тоже объявленный уникальным. Пиксерекур также приобрел его – и обнаружил, что подписи не совпадают. Но как же узнать, какой из автографов фальшивый, а какой – настоящий?
– О боже! Он уничтожил один из них! – вырывается у тебя.
– Именно. Один из экземпляров был сожжен. Наугад, потому что коллекционеру было важно, чтобы в мире остался единственный автограф Марии-Антуанетты, принадлежащий только ему. И для него не имело значения, подделка это или нет.
Ты молчишь, не в силах что-либо произнести, поглощенная словами монахини.
– И вот тут в дело вступаем мы.
– Кто – мы? Эгерии? – спрашиваешь ты.
– Чтобы узнать об обществе Эгерий, тебе придется провести здесь еще много ночей. Я обязательно тебе все расскажу. Не беспокойся, я это сделаю, – обещает сестра Акилина. – Но сегодня я хочу, чтобы ты слушала. И завтра тоже. И послезавтра… Итак, три самые вожделенные для библиофилов книги – это Библия Гутенберга, получившая название «Сорокадвухстрочной Библии», первое издание «Дон Кихота», так называемый принцепс, и первое фолио Шекспира. Согласно последним подсчетам, осталось всего двести двадцать восемь экземпляров этой книги. Также высоко ценятся – и мы тоже будем этим заниматься, – продолжает монахиня, и ты слушаешь, ловя каждое ее слово, – рукописные жалованные грамоты с королевской печатью и судебные постановления о признании благородного происхождения, с миниатюрами. На них обязательно изображен геральдический щит-герб. Как правило, подобные документы разыскивают предполагаемые потомки тех, кому они были выданы. Нужно понимать, что интересы у библиофилов могут быть самые разнообразные, у каждого из них – свой объект коллекционирования, своя специализация, какой бы экстравагантной она ни казалась. Я знала одного англичанина, который собрал триста шестьдесят пять изданий Овидия и заказал печать еще одного экземпляра на белом шелке. После его смерти, согласно воле покойного, эта ткань была использована для него в качестве савана.
Ты слушаешь, зачарованная, потому что сестра Акилина столько всего знает, она повидала мир. И ты впервые вспоминаешь те гастроли, так измучившие тебя несколько лет назад, и задаешься вопросом: правильно ли ты сделала, что отказалась от этого, ведь с тех пор у тебя не было возможности покидать Виторию.
– Также есть коллекционеры, собирающие произведения, где, например, присутствуют розы или
фиалки – будь то на иллюстрациях, в сюжете или в качестве имен персонажей. Говорят, будто граф де Навас, главный королевский библиотекарь, коллекционировал книги о курах… Но самая захватывающая история из мира библиофилии – загадка Испанского фальсификатора, ей уже почти сто лет. И ты станешь следующим Испанским фальсификатором.18. Ковидные наследства
Май 2022 года
– Честно говоря, я все еще так и не понял, – признался я. – Существует все-таки «Черный часослов» или это легенда?
– Существует два «Черных часослова» – по меньшей мере два, – находящихся в крупных музеях-библиотеках. Они были созданы во Фландрии в пятнадцатом веке. Самый известный из них был изготовлен по заказу Галеаццо Марии Сфорца, миланского герцога. Это самый великолепный манускрипт, который я когда-либо видел, – поверьте, я не преувеличиваю. Его красота кажется почти сверхъестественной. Рукопись выполнена золотыми и серебряными чернилами. Это восхитительный экземпляр, но у него есть своя черная легенда. Герцог заказал его на свадьбу своей младшей сестры, Елизаветы, однако сам Сфорца был убит в результате заговора, – как говорили, это произошло после того, как черная книга была доставлена к нему во дворец. Елизавету тоже ждала ужасная судьба: она вышла замуж в тринадцать лет за маркиза Монферратского, на тридцать лет старше ее – это было несчастливое замужество, и она умерла в шестнадцать лет от послеродовой лихорадки.
Я стиснул зубы, борясь с собственными воспоминаниями. Моя мама – или та, кого я считал своей мамой, – умерла после рождения Германа. К моей старой, хорошо знакомой боли прибавилась теперь новая – муки неведения: была ли Марта Гомес моей матерью, и если да, то действительно ли она умерла тогда, сорок лет назад?
– И где этот «Черный часослов» сейчас?
– В Вене. Он хранится без переплета, под листами акрилового стекла. Как видите, его местонахождение прекрасно известно и он должным образом каталогизирован.
– Должным образом каталогизирован? Это важно?
– Вы не представляете, сколько библиографических сокровищ таится в великих библиотеках мира – многие из них лежат где-то, безвестные, затерянные в их фондах, хранилищах и подвалах. Например, экземпляры из переданных в дар частных коллекций или из церквей и монастырей, чье имущество – в том числе и чрезвычайно ценные книги – были конфискованы государством в девятнадцатом веке при проведении дезамортизации Мендисабалем. Многие крупные учреждения, такие как Национальная библиотека или Эскориал, казалось бы, имеют полностью каталогизированные фонды, однако следует понимать, что они насчитывают десятки и сотни тысяч экземпляров, и происхождение многих из них неизвестно. Очередной директор, вступая в свою должность, сталкивается с таким положением вещей и продолжает работу как ни в чем не бывало, поскольку тщательная каталогизация не является приоритетом; важнее всего новые приобретения и сохранение наиболее ценных экземпляров. И вполне возможно, что, например, издание принцепс…
– Что, простите?
– Принцепс, первое издание, – пояснил мне Гаспар. – Так вот, я хотел сказать, что может случиться – и действительно случалось, – что первое издание «Поэтики» Аристотеля оказывается ошибочно каталогизированным больше века назад, и буквенно-цифровой код, указанный на его корешке, классифицирует книгу как обычный учебник ораторского искусства какого-то малозначительного автора. Таким образом, книга хранится в хороших условиях, в целости и сохранности – где-нибудь совсем рядом, скажем в Национальной библиотеке, – но на самом деле она, по сути, как первое средневековое издание «Поэтики» Аристотеля оказывается потерянной для всего мира библиофилов. С мифическими черными часословами произошло то же самое. В прежние времена ходила легенда, что их было семь. Всего семь, но сейчас достоверно известно лишь о двух. Второй – «Черный часослов» Марии Кастильской – находится в Нью-Йорке. Это тоже восхитительный экземпляр – возможно, даже еще более великолепный, чем книга Сфорца.
– Так что же все-таки с «Черным часословом» Констанции Наваррской?
– В настоящее время его местонахождение неизвестно, но я могу рассказать вам любопытную историю, которая, думаю, также заинтересует вас своим происхождением, инспектор Кракен.
– Не сомневаюсь, – подбодрил я своего собеседника.
– Последним известным владельцем этого часослова был влиятельный библиофил, живший в середине прошлого века. Он хвалился, что обладает этой книгой, хотя никогда никому ее не показывал. Не знаю, известно ли вам, что библиофилы бывают двух типов: одни – скрытные, предпочитающие держать свои сокровища в тайне от всех, и вторые – любители потешить свое тщеславие, выставляя все напоказ. Интересно, что Касто Оливьер принадлежал к скрытному типу. Это был суровый, сдержанный и замкнутый человек, поэтому меня всегда крайне удивляло, что он мог хвастаться именно таким экземпляром, как «Черный часослов» Констанции Наваррской.