Черный часослов

Раздается еще один стук, и теперь становится ясно, что это камешек. Гаэль поднимается и как можно бесшумнее открывает окно.

В кромешной темноте ночной улицы невозможно ничего разглядеть.

– Кто здесь? – шепчет Гаэль в пустоту.

– Это я, Итака, – отвечаешь ты.

У Гаэля перехватывает дыхание. Он сразу понимает, что, если ты одна, среди ночи, оказалась вдруг в Вильяверде – несомненно, произошло что-то ужасное. Дон Касто никогда бы не позволил, чтобы честное имя его внучки и будущей жены его внука оказалось запятнано слухами.

– Подожди, я сейчас спущусь.

Гаэль быстро натягивает на себя джинсы, свитер и слипоны. Спальня его родителей находится рядом с лестницей. Отец всегда спит очень крепко, но мама часто мучается бессонницей, так что он предпочитает не рисковать.

Окно расположено на высоте лишь около двух с половиной метров, и Гаэль, взобравшись на подоконник, прыгает в темноту.

– Потом тебе придется помочь мне забраться обратно, – шепчет он, поцеловав тебя. – Пойдем, в постирочной нас никто не услышит.

В Вильяверде в это время насчитывается едва сорок жителей, большинство из которых уже старики, фермеры и пастухи, не желающие бросать свою работу, тогда как их сыновья учатся в школе Хесус Обреро, а дочери ходят на курсы, чтобы стать секретаршами или швеями. Многие дома заброшены или пустуют в будние дни в ожидании выходных, когда на улицах появляются дети, играющие в резиночку, «во вкладыши» и «банду двоих». Гаэль один из немногих молодых людей, совмещающих работу в Витории с помощью своему отцу в деревне.

Постирочная находится рядом с участком отца, где они работают часами, занимаясь прополкой и сажая помидоры, латук, клубнику и кабачки. Это сооружение уже давно перестало быть местом, где женщины когда-то собирались поболтать и посплетничать с соседками, стирая простыни и темно-синие комбинезоны своих мужей, но источник с ледяной водой по-прежнему работает, и там почти всегда стоит ужасный холод, как в склепе.

Гаэль ведет тебя вниз по узким ступенькам. Через большие проемы окон виднеются очертания горной цепи, вершина Сан-Тирсо и растущая луна, белая и великолепная.

– Что произошло, Итака? Как ты здесь оказалась?

– Я не могу тебе это сказать, чтобы никого не впутывать, – если полиция будет тебя об этом расспрашивать.

Гаэль застывает на несколько секунд и в конце концов переспрашивает:

– Полиция?

– Диего мертв. Он ударил меня прикладом ружья.

Ты поворачиваешься так, чтобы свет луны попадал на твое лицо, и Гаэль видит твой опухший глаз и деформированную щеку.

– Тогда нужно идти в полицию! Это законная самооборона. Мы всё там объясним.

– Что мы там объясним, Гаэль? Что мы будем объяснять, когда пройдет несколько месяцев и станет понятно, что я беременна, не замужем и в отношениях с тобой? Они подумают, что я убила Диего, чтобы избавиться от него. Кто-нибудь захочет поверить сироте, забеременевшей от друга своего жениха, внука дона Касто Оливьера? А ты представляешь, что со мной могут сделать в тюрьме?

Гаэль не понимает, о чем ты говоришь: это совершенно новый для него мир. Этот мир, казалось бы, всегда был перед ним, но он никогда его прежде не замечал.

– Подобное уже было раньше, – продолжаешь ты, чтобы не терять времени. – Дедушка Диего разрушил жизнь семьи сестры Акилины. Ее отец – его звали Матео Гарай – был уважаемым и успешным промышленником. Однако дон Касто устроил так, что тот попал в тюрьму по ложному обвинению в мошенничестве: его доброе имя было растоптано, и через несколько недель его самого зарезали в заключении – якобы в драке, которая так и не была расследована. На самом деле это была просто расправа. Убийцы нанесли ему пятнадцать ударов своими самодельными ножами. Это была никакая не драка. На самих нападавших, как выяснилось, не было ни царапины.

– Но… из-за чего было все это?

– Из-за книги, «Черного часослова» Констанции Наваррской. Он стоит миллионы, и Оливьер жаждал заполучить его; они оба – дон Касто и отец сестры Акилины – были библиофилами. Дон Касто завладел библиотекой Гарая, когда им пришлось продать ее за бесценок. А Диего… я не хотела его убивать, но он оказался совсем не таким, каким я его считала. Он знал, что дон Касто убил сестру Акилину.

– Но разве ты не рассказывала мне, что она погибла из-за ветки, упавшей ей на голову во время бури?

– Я сбежала тогда из школы, чтобы увидеть все своими глазами. Я видела ее разбитую голову, но рядом не было никаких веток – только грязь, кровь и осколки разбитого горшка. Однако я никому не рассказывала об этой детали – меня слишком ужасала мысль о том, что кто-то мог расправиться с сестрой Акилиной таким образом. А Диего, как оказалось, об этом знал – он пригрозил, что я тоже могу получить цветочным горшком по голове, если не соглашусь сделать аборт.

Гаэль молчит, словно лишившись дара речи.

– Он хотел, чтобы ты сделала аборт?

– Диего сказал, что это был уже не первый раз, когда он отправлял женщину к врачу в Лондон. Я отказалась, но он не давал мне уйти. В руках у него было ружье, и он преградил мне дорогу, когда я сказала, что хочу разорвать помолвку. Потом он ударил меня прикладом, и я толкнула его… позади оказалось чучело африканской антилопы. Ее рог воткнулся ему в спину и прошел насквозь. Он умер, Гаэль. Диего умер, и я до сих пор не могу в это поверить.

На лице Гаэля появляется неожиданная решимость.

– Тогда я сам пойду и сдамся полиции. Я смогу выжить в тюрьме, сумею себя защитить. Тебе нельзя туда попадать, тем более в твоем состоянии.

– Ты не можешь взять все на себя. Горничная видела меня, я говорила с ней, так что теперь она, конечно, уже рассказала все полиции и дону Касто. Меня, наверное, уже ищут по всей Витории. Мне нельзя возвращаться. Именно поэтому я приехала сейчас к тебе, Гаэль. Чтобы проститься.

– О чем ты говоришь? – не понимая, спрашивает Гаэль.

– Я больше не вернусь, это невозможно. Но когда родится наш сын, Микаэла передаст тебе его. Уверена, это будет мальчик. Я хочу назвать его Унаи, на баскском языке это означает «хороший пастух». Ты рассказывал, что твой отец в детстве был пастухом, прежде чем стал заниматься земледелием.