Чёрный лёд, белые лилии

— Справляется неплохо, — кивнул Звоныгин, тоже по-доброму оглядев Антона.

— Неплохо! Эх, не цените вы моих парней совсем. И Назаров, Назаров-то — тоже какой клад! Жаль, что в отпуске, уж повидал бы его сейчас. Так что наши лучшие офицеры, цвет российской армии, у вас, Сергей Сергеич, уж цените, берегите.

— Побережём, Владимир Сергеич, да здесь и беречь не от чего: кроме бомбёжек ничего не бывает. Ты о себе лучше думай.

— А что о себе беспокоиться, — сказал Самсонов, вдруг посерьёзнев; но и серьёзность была у него какой-то светлой и доброй. — Все в землю ляжем, а помирать раз только.

— Товарищ генерал-майор, звонок из Центрального, вас срочно просят, — в дверях появился дежурный, и Звоныгин вышел.

Они помолчали. Просто… что сказать, если понимаешь абсолютно всё? Если не то что каждое слово, но и каждое чувство в человеке напротив тебе известно и близко?

— Как наши, Владимир Сергеич? — тихо спросил Антон.

Чтобы понимать друг друга, слова ни к чему. Он знал это и раньше, знал, прикасаясь к плечу Соловьёвой: «я здесь», «всё хорошо». Знал, бинтуя её худенькую руку и пытаясь поймать затравленный, тяжёлый взгляд: «всё заживёт», «ты сможешь жить дальше».

Самсонов смотрел на него мягко и тепло. Ну, сколько? Пять? Десять?

— Семнадцать, Антон. Тимохин, Сысоев, Мухин, Трофимов, Аброшин… Ну, много славных ребят. Много… Капитан Гайдаш тоже. Майор Цапыгин, храбрый был офицер, ребят своих жалел, без дури в голове… Да и вообще. Ну! Жалко, конечно, — Самсонов снял фуражку, отёр платком вспотевший лоб и быстро перекрестился. — Царствие небесное, упокой, господи, их души.

Семнадцать, Антон. Вечно растрёпанный и сонный Сысоев, покрытый веснушками с ног до головы Аброшин, Гайдаш, снабжавший весь полк сигаретами, тонкий, как вешалка, Трофимов, с которым Антон ходил на первое своё задание…

— Да ведь война, Антон, — слабо, будто извиняясь, улыбнулся Самсонов. — Сам ты как?

— Нормально, товарищ подполковник.

— Тяжело тебе тут?

— Нет. Обратно хочется, товарищ подполковник, — слегка улыбнулся Антон.

— О! Это же славно, очень хорошо! — лицо Самсонова вдруг оживилось и засветилось искренней радостью. — Так в строю ты, а? Славно! Вот и славно! Что, хочешь к нам обратно? А? Не врёшь?

— Да зачем мне, Владимир Сергеич!

— Ну, ну! Верю! А уж и переспросить нельзя, всё вы в штыки. Так если хочется, чего ж не поехать? А? Съезжу по делам в этот Петрозаводск, будь он неладен, а на обратном пути, может, тебя и захвачу? Как думаешь? По полку-то скучаешь? А нам разведчика такого очень не хватает, мы-то всегда рады.

— Три месяца назад, кажется, не так уж все рады были, — заметил Антон и тут же пожалел об этом, потому что лицо Самсонова приняло испуганно-детское выражение, будто он не знал, что теперь делать с такими словами.

— Да ведь сам ты знаешь, Антон… Ну да нельзя же… Такая ситуация была, что ещё делать-то оставалось? Ну, я и… И всё…

— Нет, вы… простите, товарищ полковник. Я всё понимаю, и тогда тоже всё понимал. Я вам спасибо должен сказать, что вы всё сделали так и что сюда помогли устроиться. Спасибо.

— Ну, славно, рад я, но мне за что же…

— Вы мне один тогда поверили.

На несколько секунд в кабинете повисло молчание.

— Тебе спасибо, Антон, утешил ты старика, — кротко улыбнулся Самсонов, и на мгновение Антону показались слёзы, блеснувшие в умных глазах полковника.

Эх, Владимир Сергеич, за что нам выпало столько всего в этой жизни?

— Про фронт — я согласен. Девушек моих отправляют на снайперские курсы, мне здесь делать нечего, и… и всё уже зажило. Мне здесь делать нечего, так что если возьмёте, то поеду с вами.

— Вот и славно! Очень хорошо! Рад я очень, Антон, а здесь и правда рассиживаться нечего, фронту такие, как ты, нужны сейчас очень. Во Владивостоке-то, слышал? Нет? В кольцо взять хотят, а если подойдут, так… Так и всё. Ну, не дай Боже, а уж мы за землю нашу постоим. Постоим, а?

— Постоим, Владимир Сергеич, — Антон улыбнулся.

Антон ожидал многого. Думал, что Соловьёва может рыдать в три ручья, может даже кричать, может лежать ничком на диване или сидеть, прислонившись лбом к стене, но того, что он увидел, неслышно открыв дверь квартиры в половину десятого вечера, Антон даже не мог предположить.

— А как он её любил, как любил! В общем, это была история из разряда незабываемых, — Мия в соловьёвском оранжевом свитере орудовала около плиты. Махнув рукой, чтобы, вероятно, подчеркнуть незабываемость рассказываемой истории, она снесла на пол несколько вилок и тут же, прыснув, нагнулась поднимать их.

Чёрт, она-то тут что забыла?

Да блин, сам же пригласил! Но, мать его, откуда ж он знал, что сестра Соловьёвой засобирается в мир иной?

И что теперь делать? Наверняка Соловьёва в полудохлом состоянии, и сейчас Мия, не в меру говорливая и весёлая…

— И как всё кончилось?

На несколько секунд Антону показалось, что он ослышался. Потому что голос, разговаривающий с Мией, был абсолютно спокоен. Да, чуть сдавлен и заглушён, но полностью контролируем, это было очевидно.

Соловьёва, в какой-то тёмной кофточке и чёрных лосинах вместо своей обычной несуразной одежды, совершенно прямо сидела у барной стойки, подперев голову руками.

Ему, блин, снится всё это?

— Ну, если коротко, то она отказалась, — жизнерадостно делилась Мия подробностями личной жизни брата. — А что с Христин стало дальше, я так и не смогла узнать. Когда Антон поступил в училище, она пропала.

— И что товарищ старший лейтенант делал дальше? — голос Соловьёвой всё так же твёрд и спокоен.

Ему на секунду захотелось ущипнуть себя за руку или как минимум протереть глаза.

— Кто? — Мия нахмурилась, упорно не замечая Антона. — А, Тон-то… Ты так страшно его называешь, я и не сразу понимаю, о ком речь. Мы его всю жизнь Тоном звали, а Христин на свой манер Тони окрестила. Правда, сейчас он всё шипит, когда я его Тоном зову, потому что…

— Потому что ты безбожно коверкаешь моё имя, — Антон поднял брови и скрестил руки на груди.

Мия, впрочем, никак не смутилась присутствием брата и только шире улыбнулась. Соловьёва чуть вздрогнула, ещё несколько мгновений оставаясь в том же положении, будто проверяя, всё ли с её выражением лица в порядке, и только тогда повернулась. Окинула Антона спокойным взглядом.

С ума ты сошла, Соловьёва?

Что это нахер такое?!

— Мы заждались, Тони, что ты так долго, — продолжила свой щебет Мия, быстро подходя и весело помогая ему снимать бушлат.

Но он, что-то невпопад отвечая сестре, не мог оторвать глаз от похудевшей чёрной фигурки, так прямо сидевшей у стойки и смотрящей на него прямо и спокойно.