Черный ворон

– Почему миссис Генри ее невзлюбила?

А что, если она так же невзлюбит Кэсси?

– Без понятия. Кэт была непоседой – не могла усидеть на месте, не слушалась. Всегда хотела быть в центре внимания.

– Тебе, наверное, было непросто.

– Да нет. Я-то как раз не любил, когда на меня смотрят. – Он помолчал. – Миссис Генри настаивала, чтобы Кэт показали психологу. Отец бесился – говорил, что с Кэт все в порядке, просто ей быстро становилось скучно. Что учительница не справляется с умным ребенком. – Он снова улыбнулся. – Этого я тоже не должен был слышать.

Фрэн услышала наверху шаги и приглушенные голоса – Брюсы осматривали спальню, где когда-то зачали своих детей. Теперь это была спальня Юэна. Брайан, казалось, закончил, но дом явно пробуждал воспоминания, несмотря на серьезные перемены.

– В тот день Кэт путалась у мамы под ногами. Мама стирала занавески – стояла на стуле, снимала их. Окно тогда было меньше, но все равно неудобно. Кэт бегала вокруг, задела стул – мать упала, ткань порвалась. Она закричала, чтобы мы шли играть во двор. – Он замолчал. – Она уже развесила первое белье – полотенца, наволочки. Я до сих пор вижу, как они развеваются на ветру. Странно, как некоторые картинки врезаются в память.

– Как кадры из фильма, – сказала Фрэн, думая о Кэтрин.

– Точно. Как фильм.

– И тогда Кэт убежала?

– Нет, мы еще поиграли. В какую-то ее игру – она всегда командовала. Потом она стала рвать цветы в саду – мамину гордость. Я сказал, что будут неприятности. Она ответила, что это для Мэри и мать не рассердится – велела быть к Мэри доброй.

– Мэри – мать Магнуса? Из Хиллхеда?

– Она была совсем древняя, – сказал Брайан. – Мне казалось, что ей лет сто, – раз Магнус старый, а она его мать. Хотя ему было лет шестьдесят, а ей, наверное, за восемьдесят. Кэт перевязала цветы лентой и побежала в гору. Я спустился к пляжу, где были другие дети. Мать, наверное, решила, что Кэт со мной, позвала нас на чай. – Он замолчал. – Дальше все расплывчато. Только это помню четко.

На голой деревянной лестнице раздались гулкие шаги. Брюсы стояли в дверях, Мораг за ними. Сандра прижимала к глазам платок.

– Пойдем, сынок, – сказал Кеннет. – Нам пора.

Брайан встал, кивнул Фрэн и Юэну, который снова повернулся лицом к остальным, и вышел вслед за родителями. Юэн не проводил их до двери. Фрэн дошла с семьей до машины и решила, что должна извиниться за грубость хозяина.

– Для мистера Росса это страшный удар, – сказала она. – Уверена, вы понимаете.

Когда она вернулась в дом, Юэн уже сидел за кухонным столом. Перед ним лежала зеленая сумка, а на столе – раскрытая тетрадь. Он уставился в нее, дожидаясь, пока Фрэн сядет рядом, затем дрожащей рукой потянулся, чтобы открыть. Фрэн придвинулась ближе, чтобы читать с ним вместе. Сквозь запах кофе от него слегка пахло перегаром.

Первая страница была им уже знакома: «ЛЕД И ПЛАМЯ» – написано словно не буквами, а выточенными изо льда узорами. На следующей странице те же слова, но теперь они были связаны с другими – что-то вроде карты мыслей. От «пламени» тянулись нити к страсти, желанию, безумию, белым ночам, фестивалю Ап-Хелли-Аа, жертвоприношению. «Лед» соединялся с ненавистью, подавлением, страхом, тьмой, холодом, зимой, предрассудками. Линии между словами были жирными, резкими.

– Наверное, ключевые темы фильма, – сказал Юэн.

– Возможно, она хотела связать визуальные образы с исследованием этих эмоций, – предположила Фрэн. – Что-то о крайностях природы и света. Амбициозный проект.

Юэн оторвался от страницы, уловив в словах Фрэн скрытую критику.

– Ей было шестнадцать. В шестнадцать можно быть амбициозной.

Он перевернул листок. Там ничего не было. Пролистал остальные – все пустые. Он швырнул тетрадь на стол и с размаху ударил по столешнице ладонью. Его ярость испугала Фрэн.

– Этого мало! – прошипел Юэн. – Мне нужно знать, что с ней случилось.

Фрэн растерялась. Перед ней закатил истерику взрослый мужчина, но сказать ему «возьми себя в руки» она не могла.

– Мы еще не закончили, – осторожно произнесла она. – В сумке есть папки. Давай проверим их?

Он встал, и Фрэн подумала, что он уйдет, оставив ее в одиночестве. Ее тон прозвучал снисходительно, и Юэн имел полное право обидеться. Но вместо этого он подошел к раковине, пустил воду, набрал в ладони и плеснул себе в лицо. Вытерся полотенцем и вернулся за стол.

– Ты права, – сказал он уже спокойно. – Конечно, права. – Как будто вспышки и не было. – Давай проверим папки.

Их было три: «История», «Психология» и «Английский». Фрэн предоставила выбор Юэну. Он быстро отложил первые две – там были конспекты уроков. Папка по английскому оказалась очень тонкой, Фрэн боялась, что там пусто. Но тут она заметила на картонной обложке те же наброски – «Лед и пламя». Юэн открыл папку и вытащил единственный лист бумаги формата А3, сложенный вдвое. Он развернул лист и встал рядом, чтобы они могли рассмотреть его вместе.

Сначала Фрэн ничего не поняла. Казалось, это просто черновик, где она фиксировала случайные мысли. Лист был разлинован на квадраты, в каждом – наброски чернилами, неразборчивые пометки. Не похоже на обычную аккуратность Кэтрин. Почерк такой мелкий, что почти нечитаем.

– Что думаешь? – спросил Юэн, и в его голосе прозвучало отчаяние. – Это все, что у нас есть.

– Может, это раскадровка? – предположила Фрэн. – Каждый квадрат – сцена. Не совсем, потому что иногда она заменяет рисунки словами, но в целом – план для фильма.

– Чтобы она знала, какие сцены нужно снять.

– Возможно.

Она последовательно закрывала ладонью или кусочком бумаги соседние квадраты, чтобы сосредоточиться на одном за раз.

– Начинается с воронов. Рисунок отличный. Значит, фильм стартует здесь, дома. – Она перешла к следующему. – Это тебе о чем-то говорит?

– Тут написано «гостиная». Так в школе называют комнату отдыха для старшеклассников. Наверное, сцена проходит там.

– А это?

Он покачал головой:

– Пара человечков из палочек, будто ребенок рисовал. Для нее это что-то значило, но мне не ясно, что. Однако план дает нам направление. Можно попытаться восстановить ее замысел.

Фрэн сомневалась, что им когда-либо удастся понять задумку Кэтрин, но промолчала. Радовало то, что настроение Юэна улучшилось. Она медленно продолжила. В одном квадрате они разглядели овец, в другом – тюленей. Может, это фон для закадрового голоса. Но как это связано с пламенем и льдом?

По всему листу были разбросаны инициалы. Большинство ничего не говорили Фрэн, пока она не наткнулась на «РА». Она не ожидала, что Юэн поймет, но он понял.

– Роберт Айсбистер, – тут же сказал он. – Это может быть Роберт Айсбистер.

– Или кто-то другой.

– Но инспектор Перес спрашивал о нем, знаю ли я его. Инспектор видел здесь его фургон, правда уже после смерти Кэтрин, так что вряд ли это важно.

«Если только он не приезжал украсть фильм и сценарий», – подумала Фрэн. Юэн начал искать их лишь через несколько дней после убийства. Но она не стала произносить это вслух. Как объяснить, почему она знакома с Робертом? «Он взрослый сын любовницы моего мужа»? В том же квадрате было нацарапано что-то еще.