Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
Решив же подняться, орк неловко перевалился на бок. Опершись на изящную пятипалую конечность, с удивлением понял, что дарованное Ниар тело не только сильно, но и крайне выносливо. С улыбкой на устах взмыв на ноги, урук пошатнулся с непривычки. Поймав равновесие, замер на месте, пальцами ног чувствуя мокрую от росы траву.
— Принцесса Дор Даэделота, — он намеренно произнес мысли вслух, привыкая к новому звучанию собственного голоса. Глубокий и чистый тенор поразил чернокрового своей вкрадчивостью. — Воистину, Саурону не понять твоей силы…
Переполненный воодушевлением, радостью и счастьем, Больг громко расхохотался, вскинув руки к небу. Любуясь миром, принялся танцевать на лугу в солнечных лучах нового дня. Вновь рожденный, еще не видевший собственного отражения,
Таким было решение первого из Авари Третьей Эпохи, таким оказалось слово первого Кинн-Лаи возрождающихся сил Белерианда. Оно запечатлелось на полотне судьбы чернильным пятном и обещало остаться неизменным до конца сущего.
И никто не в силах был изменить предрешенное.
И никто не в силах был изменить предрешенное. Во всяком случае, так казалось. Траин уже начинал сомневаться в неколебимости постулатов своих предков. Глядя на каменные двери, за которыми крылось сокровище Миас, гном задумчиво мычал себе под нос, вспоминая Саурона.
Колдун явно рассчитывал застать Ниар врасплох, настроив орков Мории против ее семейства. Азог старался исполнять волю хозяина достойным образом: всячески подначивая собратьев, он рассказывал абсурдные истории о Миас и не чурался лишний раз опорочить Анаэль. Чернокровые день ото дня теряли веру в новых хозяев, помышляя бунт. Они готовились, точили ножи, планировали, ждали вестей с Мордора. А Анаэль, все явно замечающая и все явно понимающая, будто бы и не видела угрозы. С завидным хладнокровием бессмертная продолжала подыгрывать Азогу. Последний факт особенно сильно пугал гнома. Ведь получалось, что не только Саурон имел в запасе жутковатый план мести.
— Я знаю, о чем ты думаешь, пробужденный из камня, — рычащий бас балрога вынудил Траина отвлечься от скорбных размышлений. Демон, приставленный эльфийкой к Королю-под-Горой в качестве личного охранника, стоял рядом. — Не будет толка тебе в мече из звездного металла.
— Что вообще ты можешь знать, проспав тут другую сотню лет? — быстро свыкнувшийся со странной компанией, подгорный житель прицыкнул на Патао. — Истукан, исполняющий чужие приказы.
— Истинный сын рода Дурина, — балрог не обозлился. Лишь мудро кивнув, рукой указал в сторону от себя. — Упрямый, надменный, глупый. Я, быть может, и пропустил сотни бравых сражений, но разума не растерял. Саурон всегда был достойным соратником Хозяина, но он не чета пелорийской тройке. В нем много храбрости, много бойкости и рвения, но не стоить думать, гном, что он поступает с тобой справедливо.
— Вот уж точно не собирался так думать, — Траин поморщился. Выслушивать чужие отповеди настроения не было. Однако Патао говорил искренне. Что подгорного жителя ввергало в еще большее смятение. — И вообще, что ты там удумал себе? Неужели считаешь, что я собрался помогать этому проходимцу?
— Ниар ведет сюда твоего сына, дабы открыть заветную дверь, — валарауко прищурился, улыбнувшись. Белые клыки кинжалами торчали из огромной пасти. — Все считают, что после Торин падет от ее руки, но я сомневаюсь в этом. Старшую Миас Хозяин воспитывал мудрой и великодушной правительницей. Я сам лицезрел чудо ее милостивой души. К тому же, тебе стоит знать, что она уже спасла единожды Дубощита от гибели неминуемое и тяжкой.
— О чем это ты? — ни разу не веря словам демона, Король-под-Горой шарахнулся в сторону. — Впервые слышу подобную глупость. Зачем ей поступать так? Ведь если она умна настолько, насколько о ней говорят, не стала бы тратить силы на смертного. Проще воспользоваться ложью и наивностью людской, нежели…
— Рассуждаешь весьма недалёко, дитя Аулэ, — балрог расхохотался, выбрасывая из ноздрей снопы искр. — Ты, как и твои собратья, считаешь, что Миас – воплощение зла, истинное его средоточие. Однако это не так. Их силу питает страна света, их тела сотворены словом старшего Вала, их ум ярок и чист, как звездные переливы. Их души полны переживаний таких же, какими полнится
твоя собственная душа. Ты не поверишь мне, но я скажу тебе правду. Ниар пропела песнь, и слышали ее все, кто жизнью своей обязан Мелькору. В нее Красная Колдунья вложила частицу себя и отдала ее Создателю в залог за жизнь твоего сына. Теперь Торин и принцесса связаны узами гораздо более крепкими, чем узы крови. Любой удар Дубощита перейдет на Ниар, и даже смерть отведет от него магия Миас.— Почему я должен верить тебе? — Траин покачал головой, смело глядя в глаза огромного демона. — Зачем?
— А зачем мне врать тебе, смертный? — Патао посерьезнел. Опустив руку с хлыстом, склонился над гномом. Теперь подгорного жителя обдувал горячий воздух, вырывающийся из пасти балрога. — Что я получу от этой лжи? Ты не отойдешь от двери и не станешь нашим союзником. Ты поступишь так, как привык поступать. А между тем реальность останется прежней, и жизнь твоего сына отныне будет расцениваться нами как самое дорогое сокровище, которое существует во вселенной. Потому что смерть его будет означать смерть сильнейшей из нас. А на нашем веку и так было слишком много потерь. Подумай, Траин, хорошенько подумай, прежде чем пытаться заполучить Гуртанг. Меч может дать тебе свободу выбора. А может и лишить ее.
Балрог зарычал, медленно отходя в сторону. Ошеломленный, старый Король-под-Горой проводил надсмотрщика взглядом. Не смея пошевелиться, сглотнул, вновь возвращаясь мыслями к Саурону.
— Патао, — окликнув валарауко, подгорный житель вытянулся в струнку. Вновь и вновь чувствуя, как уверенность в будущем рушится под натиском перемен, Траин дал себе слово больше не торопиться с выводами. — Есть ли у Саурона хоть один шанс выиграть эту битву?
— Есть, — балрог задумался, вскинув голову к потолку. Огромный, окутанный тучами пепла, он походил на оживший в камне огонь. — Однако не считай, что его победа станет и для тебя таковой. Вспомни, как должно поступать с врагом и друзьями его. Рассуди, кем для Ниар является Торин. Разумею, сделать верные выводы порой чрезвычайно сложно. Но сейчас от них многое зависит. Помнить следует, что существуют те, кому война выгодна. Задайся правильным вопросом. Кому именно?
Кому именно? Кому Ниар молилась, глядя в небеса? Потерянному отцу? Или тому самому Первому Певцу, который обратил ее жизнь в сущий кошмар? Осаа терялась в догадках и, глядя на Красную Колдунью, лишь убеждалась в том, что не понимает ангбандку.
— Прости, что наши с тобой разговоры в последнее время происходят исключительно по ночам, — оторвавшись от своих мыслей, чародейка улыбнулась. Подобрав под себя ноги, оправила повязку на глазах. — Я не хочу проверять на прочность терпение Торина. Оно и так не слишком крепкое.
— Ничего, Ваше высочество, — Осаа грустно улыбнулось. — Молчание устраивает меня. К тому же, Вам следует отдыхать. Впереди Вас ждут великие свершения.
— Ничего великого свершено не будет, — чародейка безошибочно определила, о чем думала собеседница. Все еще удивляясь проницательности ангбандки, гномка нервно поежилась. — Тебе не обязательно так говорить со мной, Осаа. Ты ничего не должна мне, как ничего не должен мне твой сын. Я спасла Торина, но это не значит, что я изменилась. Наши цели веками оставались нетленными. Мне не по силам отойти от заданных принципов.
— Я говорю с Вами так, как Вы того заслуживаете, Ваше высочество, — мягко пояснила гномка, находя речи Красной Колдуньи несколько горьковатыми на вкус. — Понимаю, Ниар, что ты все еще намерена освободить отца. Просто мне теперь не кажется, что принятое о вас суждение совершенно правдиво. Возможно, ты действительно вынуждена была совершать жестокости и чинить расправы, но я не вижу в тебе жажды крови. У всего есть причины. Твои причины мне теперь понятны.
— Сложно поверить, — призналась ангбандка, склоняя голову набок. — Однако подумай дважды, прежде чем присоединяться ко мне. Твой народ всегда будет считать меня врагом. Я отдала приказ, получив который Смог разрушил Эребор. Я убивала гномов и до этой истории, не задумываясь о морали и правилах. Моя семья воюет за разрушение мира. Мы не такие, как вы.