Четвертое сокровище

Картинки замелькали одна за другой, и Тина начала видеть закономерности рисунков; при этом некоторые менее походили на иероглифы, чем другие.

Когда все рисунки были просмотрены, Уиджи помог ей освободиться. Они пошли в компьютерную комнату и распечатали снимки.

— Вот твой мозг, — сказал Уиджи, показывая ей одну из распечаток.

— Есть какие-нибудь сходства между твоим и моим?

— Тебе повезет, если не будет.

Они разложили снимки в два ряда на большом столе.

— Ничего особенного не происходит, — заметила Тина. — А как дела у сэнсэя?

Уиджи распечатал страницу со снимком сэнсэя и положил рядом.

— Ну, что ты думаешь по этому поводу?

— Трудно сказать так сразу.

— Я распечатаю остальные. Как насчет шампанского, пока ждем?

Они выпили, чокнувшись бумажными стаканчиками с шампанским.

— За наш первый эксперимент, — провозгласил Уиджи.

— За твой эксперимент, — поправила Тина и отпила. — Очень мило. Хороший выбор.

— Да, мило. День без шампанского… ну, просто плохой день. — Уиджи ухмыльнулся и выпил.

— Похоже, у тебя никогда не бывает плохих дней, — заметила Тина. — Все равно, с шампанским или без.

— Патологическое невежество, скорее всего.

— Сейчас бы и я не отказалась от капельки твоего невежества.

— Вообще-то я просто избегаю вещей, которые могут оказаться хоть как-то неудобными.

— Но ты же не можешь постоянно избегать их. Когда-нибудь обязательно выпадет несчастливый день — хотя бы раз в жизни.

Уиджи посмотрел на нее с легкой улыбкой:

— Был у меня раз такой день.

— Какой? Расскажи, — попросила Тина.

— Ты никому не расскажешь?

— Конечно, нет.

— И еще одно условие.

— Какое?

— После того как я тебе расскажу, мы не будем об этом говорить. Ни слова.

Тина собиралась было спросить почему, но, пожав плечами, ответила:

— Ни слова.

Уиджи сделал большой глоток шампанского, снова Наполнил стаканчики и начал:

— Я был ординатором в больнице в пригороде Денвера. Рядом располагалась детская больница, и я вызвался добровольно участвовать там в одном исследовательском проекте. Изучение детей с сильной аллергией на арахис. Исследователи пробовали новую вакцину, которая облегчала аллергическую реакцию. Возможно, они надеялись, что смогут ослабить ее настолько, чтобы спасти жизнь своим маленьким пациентам, ведь аллергическая реакция на арахис может привести к летальному исходу… Исследователи собрали контрольную группу детей, у которых не было такой аллергии. Половине ввели вакцину, другой же половине сделали инъекцию раствора арахиса. Экспериментальную группу детей с аллергией тоже поделили на две части.

— И никому из них не вводился раствор арахиса, так?

— Верно. Одной половине ввели вакцину, а другой — успокоительное. Моя работа состояла в том, чтобы сделать инъекции части детей. Очевидно, что это был эксперимент вслепую. — Уиджи помолчал и отпил шампанского.

— Ты не знал, какие у тебя дети или какую инъекцию ты им делаешь?

^{Сексуальные реакции в большинстве своем контролируются ядром гипоталамуса подбугорья), хотя нейроантомическое строение (и реакции» мужчины и женщины значительно отличаются. У мужчин срединное предзрительное ядро направляет саморегулирующиеся импульсы к пенису (например, увеличенный кровоток = эрекция) и посылает сигналы коре головного мозга, вызывая сознательное сексуальное возбуждение. У женщин за половое возбуждение в основном отвечает вентромедиальное ядро (интересно, что вентромедиальное ядро отвечает также за аппетит во время еды; вполне вероятно, именно это объясняет двойную реакцию на каннабиноиды: сексуальную и чувство голода). Вопрос: Почему мы так много знаем о биохимических основах того, что переживаем, и так мало — о сознании? Почему я практически ничего не знаю о себе? Иными словами, я просто набор клеток, которые ведут себя регулярным, заранее установленным образом. Как личность появляется из набора химических реакций? Почему столь многое еще остается тайным, непредсказуемым?)}

^{Тетрадь по неврологии, Кристина Хана Судзуки}

— Да, таков был протокол эксперимента. А ночью — помню, я работал весь день до этого — я появился в детской больнице. Как обычно, взял в исследовательской группе поднос со шприцами и пошел в палаты, где дети ждали уколов. Меня всегда сопровождал кто-то из ассистентов. Они вели записи и следили, чтобы детям делали те инъекции, на которых указаны их имена… Все шло нормально. Я устал. но дети всегда заряжали меня энергией. Они так смело подставляли свои маленькие ручки. Особенно храбрился один мальчик, Джереми. «Я готов, давайте быстрей». Ему было одиннадцать, он все рассказывал, что на следующий год идет в среднюю школу… Я сделал ему укол, сказал, что он прекрасно проведет время в средней школе, особенно когда он начнет догонять девочек. «Какое мне дело до девчонок?» — ответил он. «Хорошо сказано», — ответил я… Потом зашел в следую-палату, радуясь, что уже практически закончил. Мне хотелось пойти домой и отрубиться. Не прошло и секунды, как вошла одна из больничных медсестер. И сообщила, что с Джереми проблема… Но это было больше, чем проблема. Когда я вернулся к нему, он уже не мог дышать. Его дыхательные пути полностью сузились, пульс едва прощупывался. Он лишь смотрел на меня, и глаза его молили о помощи, а лицо и горло распухли, словно воздушные шары. У него были все симптомы анафилактического шока. Я предположил, что у него тяжелая редакция на то, что я ему ввел. Нужно было немедленно сделать укол адреналина. Я заорал сестре, чтобы она принесла эпинефрин, и она вылетела из палаты. Но когда вернулась, было уже поздно. Я сделал Джереми инъекцию, но это не помогло. Когда он умер, его глаза так опухли, что полностью закрылись.

Уиджи допил шампанское. Тина не знала, что могла бы сказать, если бы Уиджи разрешил ей. Он снова посмотрел на нее и сказал:

— Один из исследователей перепутал растворы. В шприце Джереми была инъекция раствора арахиса. Джереми был в экспериментальной группе. Сильная аллергия.

— Уиджи… — начала Тина.

— Прошу тебя, — сказал Уиджи.

Некоторое время они посидели молча.

— Стало быть, у тебя это сознательно, — наконец сказала она. Уиджи потер челюсть.

— Сознательно что?

— Уход от боли.

— Думаю, большей частью подсознательно. Как большая горилла в джунглях. Ты ее не видишь, но знаешь, что она там. И у тебя нет желания идти туда, где она может появиться.

Когда они допили шампанское, Уиджи наклонился к ней, и они поцеловались. Уиджи отстранился и сказал:

— Прекрасный урожай. Семьдесят седьмой или семьдесят восьмой год?

— Семьдесят восьмой. — На этот раз Тина сама поцеловала его. — Я должна тебе кое в чем сознаться.

Уиджи отодвинулся:

— О-ё-ёй.

Тина улыбнулась:

— Я подумала о кое-чем слегка извращенном.

— Извращенном?

— Определенно извращенном.

— O-о-о’кей, — ответил Уиджи, растягивая слово. — Насколько извращенном?

— Ты никогда не думал о том, а как выглядит мозг человека, когда он испытывает оргазм?

Уиджи посмотрел на «Эйч-5100».

— Это точно попахивает извращением. Но…

— Мы не то чтобы займемся любовью, — поспешно сказала Тина, пока он не вспомнил ее же собственных слов, сказанных тои ночью в его квартире.

— Нет?

— Мы сделаем это ради науки.

Уиджи взял у нее стаканчик, в который она вцепилась, и поставил его на стол.

— Ну если только ради науки.

Сан-Франциско

После пешей прогулки из «Тэмпура-Хауса» домой и долгого восхождения по лестнице Ханако сняла кимоно и завернулась в юката. Сев за кухонный стол, она разложила перед собой рисунки сэнсэя. И палочкой ДЛЯ еды, взятой на манер кисти, стала водить по рисункам. Она вспоминала уроки сэнсэя, когда тот говорил, как важно копировать работы мастеров каллиграфии. Ученик тогда начинает чувствовать правильные движения.

^{Правильный порядок черт должен отрабатываться до такого совершенства, чтобы каллиграф при написании иероглифа не задумывался об этом. Сознательная концентрация на порядке черт разрушит единство тела и сознания. необходимое для сёдо.}

^{Копируя и обводя работы великих мастеров, начинающие могут преуспеть в тренировке руки и сознания, приспосабливая их к движению кисти в процессе написания совершенных черт. Не следует проводить слишком много времени в таких упражнениях, ибо каллиграф должен взращивать свое собственное сознание.}