Четвертое сокровище

^{Тетрадь по неврологии, Кристина Хана Судзуки}

Мистер Роберт пожал плечами, застегивая рубашку. Он заправил ее в брюки и застегнул на них молнию.

— Это неважно, потому что я отступаю.

— Перед чем?

Он повернулся к ней, воздев руки, будто сдаваясь.

— Уступаю твоей новой жизни, новым друзьям, они выиграли.

Выиграли? Это слово вызвало в ней раздражение. Выиграли что?

В ее мысли проникли слова Мистера Роберта:

— Или, лучше сказать, выиграл этот твой Уиджи.

Уиджи? Неужели мистер Роберт узнал о том, что произошло в лаборатории МРТ? Но он никак не мог этого узнать. Кроме того, инцидент — секс — был шуточным, почти смешным. И, конечно, в нем не было ничего эротического. Ну. может, только чуть-чуть. Принять правильную позицию, любую позицию, на том столе было физически невозможно. Да еще кто-то должен был сидеть в контрольной будке и производить сканирование.

Ее оргазм был долгой волной удовольствия. Скан ее мозга не показал того же рисунка, что скан Уиджи: его мозг был как минимум на пятьдесят процентов активнее. На ее снимке появилось лишь несколько ярких точек.

— Единственное, чего я хочу, — сказал Мистер Роберт, — это получить обратно свою жизнь, чтобы продолжать занятия сёдо.

— Что? — переспросила Тина. — Я никогда не брала его из твоей жизни.

— А как насчет сэнсэя Дзэндзэн?

— Я ни у кого его не забирала. У него случился удар. Я пытаюсь понять, что его состояние значит для него самого, что может с ним случиться в дальнейшем. Если когда-нибудь у него вообще восстановится способность общаться.

— Ты забираешь его. И я хочу это обратно. Ничего больше.

— О чем ты говоришь? — Тина повысила голос. — Я ни у кого его не отбираю. Я пытаюсь помочь.

Тон Мистера Роберта стал ледяным:

— Я бы предпочел, чтобы ты оставила его в покое. Пожалуйста, держись от него подальше.

— Ты не понимаешь. Я ничего не сделала с сэнсэем. И ничего с ним не делаю.

Мистер Роберт взял со стола свои конспекты и поломал в рюкзак.

— Пожалуйста, оставь его в покое. — Он надел рюкзак и вышел из квартиры.

Тина открыла дверь в материнскую квартиру; руки дрожали, когда она пыталась вставить ключ.

— Эй, ма?

— Ха-тян. Я здесь.

Ханако была в ее чулане — она рассматривала открытый ящик, в котором раньше хранилось галлонов шесть соевого соуса «Киккоман».

— Что ты здесь делаешь?

— Убираюсь. — Она копалась в коробке. — А ты чем сегодня занимаешься?

— Учеба в университете и работа. Я уже отстаю по всем предметам.

— Отстаешь? Из-за меня?

— Нет, ма. Из-за того, что очень медленно читаю.

Тина стояла в дверях своей комнаты и наблюдала, как мать укладывает старые счета и чеки в коробку Тина хотела сказать матери, что они с Мистером Робертом расстались. Ей хотелось свернуться калачиком на своей постели в этой комнате, закрыв двери, — так, чтобы стало совершенно темно.

Но она могла лишь наблюдать, как мама закрывает коробку и ставит ее в угол.

Киото

Кандо уже собирался к поезду до нового аэропорта Кансай — того, который построили на дамбе, и он теперь опускался под воду и увязал в илистом дне в три раза быстрее. чем предполагалось, служа тем самым наглядным символом японской экономики, — как позвонил Тэцуо Судзуки. Кандо почувствовал легкий холодок, когда взял трубку и услышал его голос. Неужели он узнал, что Кандо едет в Сан-Франциско по делу, связанному с его бывшей женой?

Но у Судзуки для него было другое предложение.

— Извините, — ответил Кандо. — Меня не будет в городе пару дней, у меня одно дело.

— Это может несколько дней подождать, — уточнил Судзуки, — но не дольше.

— Я позвоню вам, как только вернусь.

— Хорошо. А куда вы направляетесь?

— Вы в курсе, что всю работу, которую я выполняю для вас, я держу в секрете? Поэтому вы, надеюсь, извините меня, если я сохраню конфиденциальность информации других клиентов?

Судзуки хихикнул:

— Разумеется, если вам так угодно.

Интерлюдия

Ничего не стоит

Июнь 1977 года

Кобэ, Япония

По дороге домой Кандо остановился в крошечном «номия»^[62], где подавали сакэ, «сётю»^[63] и маленькие блюдечки с киотосскими деликатесами: в основном это тофу и слегка пропеченная на гриле рыба. Хозяином номия был старик с лицом цвета «умэбоси»^[64], что особенно бросалось в глаза, когда его что-нибудь возбуждало. Кандо заказал бутылочку остуженного сакэ и попросил хозяина выбрать закуску на свой вкус.

День был долгим и досадно непродуктивным. Необходима была далеко не одна бутылочка хорошего сакэ, чтобы он смог отнести неудачи на счет злой судьбы и начать все сначала утром следующего дня. Три дела, которыми он занимался, — а именно исчезновение человека. — возможное хищение и проверка связей на стороне. — ничего сверхсекретного из себя не представляли, но но каким-то необъяснимым причинам все три клиента особо попросили его соблюдать строгую конфиденциальность. словно эти дела были связана с вопросами национальной безопасности. Теперь люди подозревали всех и каждого.

День провалился по его вине. Он постоянно отвлекался: у него из головы не выходили сэнсэй и Ханако Судзуки. Он закрыл это дело две недели назад: разузнал, где живет и работает Ханако Судзуки, написал отчет, выставил счет и вручил все это сэнсэю с грустными глазами. Закончено.

А неделей позже достоянием гласности стало исчезновение сэнсэя: особенно настойчиво выдвигалась гипотеза самоубийства на почве нервного расстройства; любовная история не упоминалось вообще. Новость о том, что вместе с ним исчезла и Тушечница Дайдзэн, произвела настоящий фурор. Почему всех так волновала тушечница, просто кусок камня? Кандо это было совершенно непонятно.

По собственной инициативе он принялся наводить справки. Время у него имелось, но даже если бы он был загружен, то все равно бросил бы остальные дела. Учитывая любознательность сэнсэя, он предположил, что тот не наложил на себя руки после того, как ознакомился с результатами его расследования. Он предполагал — точнее, был практически уверен, — что сэнсэй отправился в Сан-Франциско. Однако ему хотелось лично в этом удостовериться.

В поисках источника слухов он поспрашивал соседей сэнсэя, но ничего не выяснил. Навел справки в родном городе Симано, но никто в последнее время его там не видел.