Четырнадцать ночей длиною в жизнь

– Успокойся, родная, все образуется. Думаю, на следующий год поедем в нашу Литву. А пока там наводят порядок.

– Такой порядок, как здесь?

– Фрида, мы ужинать будем сегодня?

Она пошла накрывать на стол, но тревога ее не отпускала.

– Ишие, вчера слышала, что немцы зашли в Польшу и всех евреев арестовали.

– Тем более надо радоваться, что Литва вошла в СССР, а у Москвы с Берлином договор о ненападении. Так что все с нашими родными будет хорошо.

За ужином Ишие подробно расспрашивал Фриду о детях. Ему все было интересно.

– Я тебя очень попрошу, когда приходишь на обед и зовешь их к столу, не кричи, "Мейске, Срулик, Хайке, Генах" гейт эсун!" (Здесь перечисляются еврейские имена, а потом идите есть (на идиш)

– Фрида. Почему мне не надо их так звать, они стесняются своих имен?

– Дело не в этом. Они не стесняются имен, но каждый день ты их зовешь одинаково и во одно и то же время, и как только окно открывается, все дети хором начинают кричать вместе с тобой.

Он рассмеялся и пообещал, постарается звать их за стол по-другому, но обедать они должны все вместе.

ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ, ДЛИВШАЯСЯ 1418 СУТОК

В небольшом областном городе на начало Великой Отечественной войны проживало менее двухсот тысяч жителей, но в этот вечер, казалось, все они находятся на вокзальной площади, да еще, наверное, и гостей пригласили из соседних районных центров и деревень.

Это была одна огромная возбужденная встревоженная толпа, но в то же время, где-то надрывался баян и неслась залихватская песня, некоторые еще не догадывались о наступившей длинной ночи, после которой из всего населения этого города возвратится домой, хорошо, если каждый десятый.

По громкоговорителям вызывались те, кто стоял на учете в военкомате, они получали обмундирование, оружие, после чего прощались со своими родственниками и волнение их на время покидало. Нет ничего лучше, чем определенность, так они считали.

В другом месте записывались добровольцы. Там происходило то же самое, что и с призывниками

Семья Фриды и Евсея, конечно, находилась здесь, они слышали и это уже не было секретом, как немцы относятся к евреям.

– Пойду я запишусь добровольцем, надо семью защищать, - сказал Евсей.

– Я тебя прошу, помоги нам уехать, а потом, видно будет. Ишие, ты не знаешь русский язык, ты никогда не держал в руках оружие, ты курицу не мог убить. Подожди, не спеши, придет и твоя очередь, думаю, это будет скоро.

Иногда к вокзалу подходили составы поездов, но к ним никого не подпускали, грузили оборудование с заводов, а в пассажирские вагоны садились работники этих предприятий.

Оставшиеся на вокзале, завидовали отъезжающим, кричали знакомым, может кто-нибудь может их взять с собой, но этого никогда не происходило, все проходили строго по списку.

После этого началась эвакуация мирного населения. В первую очередь в поезда сажали многодетные семьи. Так семья Фриды попала в один из поездов.

В вагоне было очень душно, дети плакали, люди ссорились из-за всего, из-за малейшего повода .

Туалеты были закрыты во время стоянки, а когда поезд тронется, никто не знал, но народ не роптал, они были счастливы уже тем, что находятся в поезде и когда-нибудь он тронется с места.

Когда это произошло, люди сначала не поверили, но удостоверившись в этом, забыли все дрязги, начали обниматься и верить в будущее.

Никто не знал, куда направляется состав, наверное и машинист не был осведомлен об этом.

Вот так медленно, поезд двигался в восточном направлении. Где-то останавливался и никто не знал, когда он двинется дальше, иногда получалось развить хорошую скорость и без остановок проехать довольно большие перегоны.

Какими-то путями, приказами сверху, но семья Фриды и Евсея оказались в Средней Азии, в Узбекистане, в небольшом городке, Шаббаз, в районном центре Каракалпакской автономной республики.

Поселились они в одной узбекской семье, которая им выделила небольшую времянку, но и на этом им большое спасибо, сказал Евсей, как только вошел в это строение.

Вскоре они устроились на работу, дети пошли в школу.

Фрида работала в столовой, еды не хватало, но ей выделяли картофельные очистки, чему она была очень рада, в другое время вообще собирали крапиву и варили из нее суп.

Дети ходили в степь собирать кизяк, который сушили и им отапливали с помощью небольшой печки свое жилище.

Но они не роптали, так жили все эвакуированные.

В один из весенних дней 1942 года пришла повестка Евсею явиться в местный военкомат.

*****

Этой ночью они не сомкнули глаз ни на секунду.

– Ишие, я буду ждать тебя столько, сколько надо.

– Ты детей береги. А в твоей любви я не сомневаюсь.

– Пиши мне, каждый день я буду ждать твои письма.

– Обязательно, родная моя, буду писать. Я все время хотел тебе сказать, я ни разу не пожалел о своем выборе. По прошествии стольких лет, я вспоминаю нашу свадьбу, хупу, под которой мы стояли. Фрида, ты прости меня, что я не выполнил обещание, и мы не смогли вернуться в Литву.

– Мне неважно было где жить, только с тобой рядом хочу быть всю жизнь. Если мне сегодня скажут, вы будете жить всю жизнь в Шаббазе, но всегда рядом будет твой Ишие, я соглашусь, не задумываясь.

Они держались за руки, и не смотря на полную ночную темноту, они видели глаза друг друга.

– Фрида, не плачь, не надо.

– Я не плачу, просто мы никогда так надолго не расставались.

– Скоро мы разобьём немцев и я вернусь. Представляешь, прихожу домой, стол накрыт, я открываю окно и зову, Мейске, Срулик, Хайке, Генэх гейт эсун.