Чипсы
Шрифт:
– - Ну и в общем твоя мама подошла...
– - К твоей маме...
– - Не перебивай!
– заорал Дэн, схватил и затряс меня за предплечье.
– - Да не перебиваю, не перебиваю. Совсем что ли?
– - Не хами!
– Дэн замахнулся на меня, но я молниеносно перехватила его руку, вскочила и заломила его руку за спину.
– - Ты будешь рассказывать или будешь культяпонами тут махать?
– - сказала я. Папа всегда так говорил на старой работе. Я не часто, но бывала у него в кабинете. Особенно после того случая, когда от меня отвернулся весь класс. Тогда папа и начал показывать мне, какие бывают люди. Тогда, в девять лет, я и узнала, как мой воспитанный тонкий и спокойный папа умеет ругаться матом на подчинённых и подследственных.
Я отпустила Дэна. Он опять сел на
– - Ну... она подходит. Нет... Она ещё до того, как моя мама пришла в школу, подходила ко мне и говорила: "Я буду говорить с твоими родителями. Я буду говорить с твоими родителями..." А какие, Арина, у меня родители? Папа умер. Отравился водкой. А я только через два месяца родился.
– - Тогда многие отравились. В девяносто пятом. Известное было по области дело, вошло в учебники как хрестоматийное.
– - Ну и я конечно расстроился, когда твоя мама мне пригрозила. Противно, неприятно. Потому что твоя мама тёте Лене всё жаловалась, как я тебе больно дал и как ты дома вечером плакала. Я больше всего переживал, что ты дома плакала. Потому что я-то, естественно, маме ничего рассказывать не стал и тем более плакать. Мама тогда не работала в Москве маляром. Она на нашем родном игрушечном заводе работала.
– - Я помню. Завод самоликвиднулся, то есть распустился, то есть разорился в четвёртом году - сказала я.
– Хоть это и не папино было дело. Все опер-отряды тогда подняли митингующих работников разгонять.
– - Да. Оставили только отдел народной игрушки при колледже, а завод закрыли. Мама там конструктором работала.
– - Это как?
– - Это так. Ну на игрушку одежда нужна. Помнишь может -- были такие игрушки. Филя, Хрюша.. Головы резиновые, а тело мягкое, тряпичное и ножки резиновые. Всё, что тряпичное, это - по маминым лекалам. И одежда, и само тело. Встань!
– - Зачем?!
– - испугалась я.
– Я никуда не уйду, пока ты не расскажешь.
– - Да нет. Встань. Я игрушки тебе покажу.
Я встала. Дэн открыл сундук - вылетела моль, я моментально её прихлопнула.
– - Да пусть летает. Моль - один из древнейших видов насекомых, Моли изображены в средневековой азбуке двенадцатого века...
Я прихлопнула ещё одну моль, вылетевшую из сундука...
– - Опасны же личинки, моль не опасна. Зачем убивать?
– - Если мальчик -- не опасна, если девочка - опасна.
– - Почему?
– - Как почему. А размножение?
– - А ну да, ты всё о своём, -- Дэн достал какой-то старый полиэтиленовый мешок и вынул оттуда кукол: -- Вот эта с фарфоровой головой - это после войны такие куклы у нас выпускали... А вот это - последние пальчиковые куклы. "Домашний театр" набор назывался. Он, кстати, дорого стоил. Мама говорила, в Детском мире в Москве по девятьсот эти наборы продавались. Когда завод уже закрыли, мама стала в Москве окапываться, и она ходила в Детский Мир на куклы с нашего завода смотреть. Но сейчас и Детский мир закрыли. Короче, завод уже не работал, а куклы продавались. Персоналу раздали зарплату куклами. Помнишь, наверное: у нас на рынке все тётки с завода торговали этими игрушками. Филя, Степашка, Хрюша и вот это. Он протянул мне куклу. Резиновая башка, огромные глаза, мягкое тряпичное тело, сарафан, украшенный тесёмкой в виде синусоиды, и резиновые лапти!
– - Злата!
– выдохнула я.
– - Называется "Кукла Алёнушка", -- Дэн тыкнул мне в лицо грязную бирку.
– - Эта мамина последняя. Художников-то давно уволили. Вот эту куклу мама и вела от начала и до конца.
– - А Злата знает?
Ден замотал головой:
– - Не знаю. Всю партию магазин при колледже выкупил. Напротив Кремля магазин, знаешь?
– - Видела. Мне там столик хохломской покупали, когда я маленькая была, и стульчик.
Я вспомнила, как в детстве я представляла, что тёмные силы хохломского стола хотят съесть волшебные красные ягоды.
– - К ним иностранцев водят на покупки, у них там договорённость.
– - Знаю, -- сказала я.
– Из-за этой договорённости в девяносто девятом двойное заказное убийство произошло. Директора и бухгалтера.
– - Ну так. Деньги какие. Прибыль. Они этих
Алёнушек по четыреста продавали. Это восемь лет назад ну большие деньги,--опять занукал Дэн.– - Ты мне скажи: Злате куклу показывал?
Дэн опять замотал головой.
– - Значит, не знает?
– - Может и знает. Куклы продавались же. Но местные в художественный салон редко заходят. В основном туристы.
– - А сама Злата в сундук не лазила?
– - Что ты! Злата не станет лазить по моим вещам!
– - Защищаешь, значит?
– - Допустим. Я ей благодарен за всё. Ну, слушай. Приходит моя мама к нам в гимназию на ёлку. А твоя мама всё разбухает, всё с тётей Леной лясы точит, какой я драчун и гад. И вот моя мама садится на банкетку в коридоре. И я - сразу к ней. И твоя мама подсаживается к ней и говорит, как ты это называешь "мило и приветливо": "Здравствуйте!" Ну моя мама ей тоже приветливо: "Здравствуйте!" Моя мама ценит когда с ней приветливо здороваются, потому что с ней редко кто здоровается вообще. А в Москве так теперь вообще никто -- малярша. Что с маляршами здороваться? И твоя мама, Инга Ильгизовна...-- Дэн теребил в руках пальчиковые игрушки с резиновыми головами. Получалось, что две игрушки разговаривают. И головы игрушек были всё те же: Филя и Степашка, но маленькие.
– Твоя мама говорит: "А вы знаете что вчера произошло?". " Нет, -- говорит моя мама.
– А что произошло?" И твоя Инга Ильгизовна: "Ваш сын избил мою дочь кулаками по лицу!" Арин! Ну разве было такое?
– - Не было, -- говорю.
– Но это нормально. Все преувеличивают. Это нормально.
– - Это враньё!
– - Все врут. В суде все всегда врут. Ты просто не был ни на одном суде, а я их пересмотрела...
– - Я был...
– - тихо сказал Дэн.
– Я был.
Я тоже осеклась: у Дэна же брат... как я могла забыть...
– - Ну и моя мама тогда меня спрашивает: "Денис! Ты бил девочку?!" А ты пойми, Арин. Нас же трое у мамы. У неё опыт. Сколько раз она разруливала наши драки. Ну и она, моя мама, меня значит спрашивает: "Ты бил девочку?" Я стою у стены, в рубашке клетчатой, которую мы с мамой два дня искали по шкафам - у нас же не всегда дома такая нищета, как сейчас была. Стою в шляпе, которую папа, когда ещё был жив, привёз из Болгарии ещё старшему моему брату... Стою, смотрю в пол и киваю...Бил, мол, бил. Тогда мама спрашивает: "Сколько раз ты ударил?" А я отвечаю: "Один". И опять -в пол. Тогда твоя Инга Ильгизовна подходит ко мне, толкает меня в плечо и говорит: " Она его так вот легонько один раз толкнула..." Легонько, Арин, ты слышишь?
– - Да слышу, -- я сидела поражённая просто: да какое право мама могла трогать Дэна вообще? Или Дэн врёт?
– - И дальше: "А он ей ударил в челюсть". У неё теперь припухлость. И зуб шатается". Тогда мама моя, моя мама, говорит: "Покажите мне припухлость, следы". Тогда твоя Инга Ильгизовна говорит с такой рожей, вроде у неё все умерли. "У Ариши вчера было покраснение! Ариша плакала. У неё теперь зуб шатается!" А моя мама говорит: "Но почему вы мне вчера не позвонили?" А Инга твоя Ильгизовна говорит, вякает как жаба: " А потому что у вас мобильника нет!" Арин! Но можно же было позвонить на городской, или на рабочий, если ей так было неприятно. У Елены Вячеславовны все телефоны были в журнале, да и у тёти Лены тоже. И моя мама тогда говорит: "Значит, в таких случаях надо вести было девочку в травмапункт". А твоя мама: "Я сама врач. Я в какой-то лицевой... работала".
– - В челюстно-лицевой хирургии.
– - Да. А то мы с мамой всё понять не могли, все эти восемь с половиной лет. Теперь понятно: челюстно-лицевой работала. А рядом стоят тётя Лена. Пялится родительский комитет. Тут Мумия подходит и уводит меня, и тоже внимательно смотрит на мам, твою, мою и родительский комитет. И мне потом моя мама говорила: "Что это такое Денис! Если бы кто-то ссорился, я бы поскорее ушла. А эти, родительский комитет, Лена, стоит и смотрит. Свидетель типа". И когда меня увели тётя Лена моей маме говорит: "Вы ведёте себя безобразно!" А моя мама, Арин, не вела себя безобразно в отличие от твоей Инги Ильгизовны. И тогда моя мама взяла себя в руки, потому что там у них с Ингой Ильгизовной началась перепалка. И твоя мама всё тявкала, как шавка.