Что мне делать без тебя?
Шрифт:
– Всегда рад вас видеть, - ответил, тоже поднимаясь, Малахов.
– Поверьте, мне искренне жаль...
Он не закончил фразу, внимательно взглянув Джангирову в глаза. Мужчины улыбнулись друг другу.
– Передайте Маргарите Петровне, что в школе все очень довольны Кареном. Убедите ее, что все будет прекрасно. Я искренне в это верю и хочу, чтобы вы тоже разделили мою уверенность.
– Спасибо, - тихо сказал Ашот.
Никогда еще он не чувствовал подобного бессилия и беспомощности.
Дверь за Джангировым едва слышно захлопнулась. Малахов откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза.
– Чему ты можешь научить, моя девочка?
– с ласковой иронией часто интересуется Глеб.
О-о, многому! Она многому может научить, эта маленькая Олеся, шлюха с разлетающимися волосами! Твоя дочь, Глеб!
Валерий открыл глаза и тоже уставился в стену. Нет, видно, и правда, пришло время уходить... Скоро Рождество, недавно овдовевшая тетушка Лиза, которая вышла когда-то замуж за немца и без малого сорок лет живет в Германии, настойчиво зовет его к себе. Вот и повод поехать. Эмме ничего объяснять не придется, она поймет, что ему нужно отдохнуть и развлечься. Валерий решительно встал со стула. Дожить бы только до конца декабря...
В коридоре ему на глаза попалась Олеся, потому что очень старалась попасться. Странно, подумал Малахов, что она тут делает в этот час и почему ее больше не караулит верный мальчик?
– У тебя был Ашот Джангиров, - утвердительно сказала Олеся.
– Был, - согласился директор.
– А почему ты беспокоишься? Просто честный ребенок рассказал все родителям и теперь вашу волшебную тайну будем хранить не только мы втроем, но и они тоже. Вполне порядочные и достойные люди. В отличие от тебя.
– Валерий...
– пролепетала Олеся.
– За что ты так меня?..
– И ты еще спрашиваешь за что?
– возмутился Малахов.
– Прямо верх издевательства! Кстати, это твоя идея - снять караул у школы?
Олеся молча кивнула.
– Умница!
– похвалил директор.
– Просто золотая голова! Вы свободны, госпожа Водяная! Можете спокойно ехать домой и ни о чем не горевать.
– Валерий, - заторопилась вдруг Олеся, - я хочу тебе кое-что объяснить... Понимаешь, это настоящее безумие, это амок, как у Цвейга, понимаешь? Я просто ничего не соображала тогда...
– А сейчас ты что-нибудь соображаешь?
– вежливо поинтересовался директор.
– Боюсь, что нет. И не нужно мне ничего объяснять, я сам все прекрасно понимаю. Езжай домой. И передай привет Полине. Я очень скучаю без нее.
– А без меня?
– спросила вдруг Олеся, подняв на него светлые глаза.
Это был запрещенный прием. Олеся ударила так больно, как умеют делать одни только женщины около тридцати, которым нечего терять.
– Ну, ты и дрянь!
– с тихим ожесточением сказал Валерий.
– Настоящая стерва! Я и не знал...
– Теперь знай!
– с торжеством выпалила Олеся.
– Знай, что любил дрянь и стерву! И будешь любить ее вечно! И расплачиваться за свою любовь, потому что до этого ты еще за нее не платил!
И она, повернувшись, пошла по коридору, маленькая учительница с рассыпающимися волосами, которые она вечно тщетно поправляла...Любимая во веки веков... Мерзавка, шлюха, негодяйка...
Малахов прислонился к стене и осторожно потер левый бок. Боль опять напомнила о себе. Как хорошо, что тетушка Лиза живет в Германии! Только бы дотянуть до Рождества... Сгруппируйся, Валерий! Осталось не так уж много времени.Олеся тихо вошла в квартиру. Полина у себя в комнате спокойно измалевывала очередной лист. В гостиной с книгой сидел Карен. Он не слышал, как открылась дверь. Олеся опустила сумку на пол. В косметичке что-то тихонько звякнуло. Карен поднял голову и просиял.
– Почему ты сегодня так долго?
– Работа, - неопределенно ответила Олеся и скользнула в гостиную.
– Вы ели?
– По-моему, мы уничтожили разом все твои недельные запасы. И Полина, и я были страшно голодны. Потом она мне рассказывала о своей школе, которая ей не нравится.
Олеся вздохнула.
– Это прямо беда...
– Ну почему?
– не согласился Карен.
– Левон тоже терпеть не может заниматься, просто каждому свое. Полина вот рисует...
– Не хочешь ли ты сказать, что она собирается стать художницей? В ее рисунках нет таланта ни на йоту.
– Все равно, - не сдавался Карен, - она может быть дизайнером, оформлять книжки, журналы. Ты устала, Леся? Я сейчас тебя накормлю.
И Карен отправился на кухню. Олеся задумчиво посмотрела ему вслед. Мальчик умел делать абсолютно все, что было странно для ребенка, выросшего в семье Джангировых. И освоился он в чужом доме чрезвычайно быстро.
Полина действительно не любила школу, но не это беспокоило Олесю. С возрастом девочка становилась все равнодушнее и безразличнее к окружающему. Утром стоило невероятных усилий ее растолкать. До машины Полина тянулась еле-еле, то и дело останавливаясь и отвлекаясь. Ее совершенно не волновало ни возможное опоздание, ни полученные оценки, ни собственный вид. Олеся с большим трудом научила дочку смотреться в зеркало, причесываться, чистить одежду и обувь. Олеся пыталась привить Полине вкус, развить в ней кокетство, разбудить интерес к тряпкам, украшениям, краскам. Но ее по-прежнему интересовали только краски на бумаге.
Кроме того, уход Валерия как-то странно повлиял на Полину. То ли она действительно к нему искренне привязалась, то ли стала значительно больше понимать, но на Карена она иногда бросала угрюмые взгляды и уходила в себя. Оживала Поля лишь с приходом деда. Иногда Олеся со страхом смотрела на дочь: что она знает, что понимает? А вдруг - все?! И в груди неприятно холодело, словно под блузку попала ледышка и долго-долго там не тает.
Карен принес из кухни поднос. Олеся глянула и поразилась.
– Ты просто клад!
Темные глаза блестели таинственно и загадочно. Олеся взяла вилку, но едва лишь поднесла ее ко рту, как замурлыкал телефон. Звонила Мэри.
– Как поживаешь, училка? Мальчуган с тобой? А ты не могла бы одолжить его мне на пару деньков? Скучно чего-то...
– У вас разные ростовые категории, - проворчала Олеся.
– Не говоря уже о несовпадении желаний.
Мэри хихикнула.
– Это верно, но очень несправедливо. А как там Глеб?
– Как всегда прекрасно, - вздохнула Олеся.
– А вообще я не очень интересуюсь его делами и настроением. Свои замучили.