Что мне делать без тебя?

– Так вот, - продолжала она, - по-моему, папочка, ты должен почаще видеть маленькую Арину. Мне никто не жаловался, но я сама прекрасно знаю, что ты частенько забываешь о ней. В конце концов, существуют обязанности и долг...

О-о, опять ее любимые слова! Карену они и дома обрыдли. Он заскучал и взял авокадо. Можно попросту не слушать и не слышать.

Витковский тяжело вздохнул. Старшая дочь, хотя и любимая, иногда становилась совершенно несносной.

– У Арины-мамы есть только один недостаток, но недостаток серьезный: она никогда не понимала, "как трудно быть женой поэта".

– Не поэта, а твоей!
– уточнила Олеся.
– Но я больше беспокоюсь о сестренке.

– Давай оставим этот разговор, - снова вздыхая, попросил отец.
– Он сейчас совсем неуместен. Вернемся к нему позже.

– Да он у тебя всегда неуместен!
– взорвалась Олеся.
– Арина такая чудная девочка! Полина прямо влюбилась в нее!

– Ничего подобного!
– тут же предательски заявила Поля.
– Ни в кого я не влюбилась, это все враки!

– Помолчи!
– сверкнула глазами мать.
– То от тебя слова не добьешься, а то встреваешь на каждом шагу! Я окончательно не понимаю тебя, папочка!

– Ну и не понимай себе на здоровье!
– махнул рукой Глеб.
– Зачем тебе что-то понимать? Преподавай свою литературу, в которой ты, как видно, прекрасно разбираешься.

– Леся прекрасная учительница!
– быстро вставил Карен.

– Да уж!
– проворчал Витковский, покосившись на мальчика.
– Для тебя, конечно, нигде никого нет лучше нее! Дадите вы мне наконец спокойно поесть или нет? Иначе я отправляюсь к Юратке! Она там скучает без меня.

Полина сразу повисла на Глебе.

– Не уезжай! Ты ведь только что приехал! Или забери меня с собой! Я очень хочу познакомиться с твоей Юраткой!

– Ну, хорошо, детка, успокойся!
– мягко сказал Глеб.
– Никуда я не уеду! Куда от вас, таких противных, денешься?

Полина надолго устроилась на коленях у деда, нашептывая ему на ухо свои рождественские просьбы. Глеб согласно кивал, улыбаясь и поглаживая девочку по голове.

– Я понял, мартышка. И сделаю все, о чем ты просишь. А ты не хочешь сейчас поехать со мной проводить Валерия?

Олеся окаменела. Карен напряженно выпрямился.

– Куда проводить?
– насторожилась Полина.
– Разве он уезжает? А почему я ничего не знаю?

– Ну, я тоже не знаю, почему ты ничего не знаешь, - Глеб недоброжелательно глянув на дочь и ее нового избранника.
– Твоя матъ, похоже, сама об этом не слышала... Валерий улетает через два часа в Германию.

– На Рождество, - глухо добавила Олеся.

– Ну да, вероятно, на Рождество, - недобро согласился Витковский.
– Я собираюсь отсюда поехать в аэропорт. Поедешь со мной, Поля?

Девочка осторожно встала с колен деда. Она оказалась перед нехорошим и сложным даже для взрослого человека выбором: поехать - значит, оскорбить мать, не поехать - значит, обидеть дедушку и не увидеть любимого Валерия, давно пропавшего. Кроме того, в интонации Глеба ей почудилась тревога. Он словно на что-то намекал. А на что - Полина догадаться не могла.

Олеся пристально разглядывала свои руки. Карен удивленно уставился на Глеба темным немигающим взглядом - и Витковский против них... Полина внимательно посмотрела на мать, пытаясь прочитать в ее смятенной, непутевой душе хотя бы строчку.

– Я поеду с тобой, Глеб, - наконец решилась Поля.
– Я хочу попрощаться с Валерием.

Олеся даже не подняла головы. Карен смотрел озадаченно и недоуменно: почему же отец Олеси против них?..

Валерий отошел от взлетной полосы. Вдруг стало тоскливо, страшно и очень одиноко: что ждет его впереди? Что и кто?

Да никто на Земле не ждет тебя, господин директор. Ты летишь сейчас в никуда, только совсем один - вспомни стихи Витковского. Подумав о нем, Валерий решил позвонить и вытащил мобильник. Ответила Юрате. С милым акцентом, чудовищно искажая слова, она объяснила, что Глеб поехал к дочери - к своей старшей дочери - и будет не раньше десяти вечера.

Олеся... Задумчивые бровки и ничего не выражающий взор... Валерий снова направился к летному полю. Оно не отпускало от себя, манило полосками дрожащих болотных огоньков, мрачным простором и магической, реющей в воздухе уверенностью в том, что все будет хорошо: иначе здесь не рискнули бы пускаться в длинные и опасные перелеты. И вдруг Малахов увидел Полину. Девочка бежала к нему, раскрылив руки.

– Валерий!
– закричала она на бегу.
– Я так скучаю без тебя! Не улетай, пожалуйста!

Беспокойная мелодия сердца зазвучала громче.

– Поля...
– растерянно сказал Малахов, наклонившись.
– Ты что здесь делаешь? Ты одна?

Полина с плачем повисла на его плечах.

– Не улетай, Валерий! Мы с Глебом приехали тебя проводить, но я поехала, чтобы уговорить тебя остаться! Ты ведь не бросишь меня и Глеба, правда?

Сердце заговорило тяжело, глухо и совершенно невнятно. "Спокойно, это невроз", - сказал себе Малахов, пытаясь найти хоть как-то успокоить девочку. Глеб подоспел вовремя. Его трость болталась на руке некрасиво и нелепо.

– Ну что же ты плачешь, мартышка?
– загудел он.
– Разве он улетает навсегда? Он вернется через десять дней, и вы снова будете с ним видеться, только у меня, вот и все! Утри слезы, детка!

Полина оторвалась от Валерия и в замешательстве взглянула на деда. Как странно - почему она вдруг решила, что больше никогда не увидит Валерия? Ведь никто ни слова не говорил об этом. Девочка растерянно молчала, не вытирая мокрых щек, и переводила испытующий взгляд с Малахова на деда и обратно. Глеб пристально глянул в глаза Валерию. Тот мужественно и невозмутимо выдержал нелегкое испытание.

– Да, конечно, - хладнокровно подтвердил он, - я вернусь дней через десять. Ты что-то перепутала, Поля, но ты молодец, что пришла меня проводить! Здорово придумала!

– Это не я, это Глеб, - сказала девочка, успокаиваясь.
– Он сам предложил мне поехать с ним. Я люблю тебя, Валерий!

И она снова прижалась к нему, словно пытаясь возместить своей привязанностью все недоплаченное ему судьбой. Если бы Полина хоть что-нибудь могла сделать для него!..

– Возвращайся скорее, - сказал Витковский, продолжая неотрывно глядеть Малахову в глаза.
– Мы с Полей будем ждать тебя.