Чжунгоцзе, плетение узлов

— И это ведь неплохо.

— Но я хочу поговорить с ним!

— Это можно, Нежатко, — отец Авраамий отодвинул заслонку печи и, поворошив ухватом, достал оттуда горшок. — На вот, поешь. Любимое варево твоего отца Феодула.

Нежата снял с горшка крышку и на него пахнуло пропаренной травой. Он зачерпнул ложку этой зеленой кашицы и подул.

— Не торопись, горячо очень, — предупредил его старец, крестя горшок и Нежату. — Помолись сперва, как раз остынет.

— Помолись со мной, отче, — попросил Нежата.

Они пропели вместе несколько псалмов, и Нежата, снова зачерпнув варево из горшка, подул и попробовал. Это не было похоже на траву, и не было похоже на безвкусную еду из сна. Было похоже на сладкий свет. Нежата торопливо ел, а отец Авраамий смотрел на него умиленно:

— Вот он, голод, о котором пророк-то говорит: «Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда я пошлю на землю голод, — не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних»[8].

Опустошив горшок почти полностью, Нежата проснулся. Как ему было жаль, что он не дома у себя проснулся, что батюшки его Авраамия рядом нет, что где-то вдалеке так тоскливо стучат стражники, оповещая о приходе новой стражи, что тающая луна выглядит такой одинокой и растерянной…

Вскоре он снова задремал, плутая между шелестящими шелковыми лентами, на узких концах которых позванивали колокольчики и позвякивали нефритовые подвески, под ногами шуршали листы бумаги, они осыпались на пол снегом, смешанным с лепестками. А громче всего в шорохе сухих листьев и лепестков, во влажноватом скрипе снега стрекотала бамбуковая музыка ветра, висящая под стрехой кабинета Ао Юньфэна. Гремок качался от дуновений ветра, настойчиво и уверенно, так настойчиво, что Нежата наконец-то проснулся снова и услышал осторожный стук в дверь и голос Юньфэна:

— Ты проснулся? Можно войти? Доброе утро!

Нежата вскочил с постели:

— Я понимаю тебя! — воскликнул он, подбегая к Юньфэну.

— Ты можешь говорить, — потрясенно пробормотал Юньфэн. — Мы наконец-то сможем говорить с тобой!

Стоит ли упоминать о том, как они оба ликовали. А вот близкие Юньфэна не слишком радовались, потому что теперь совершенно все свое свободное время Юньфэн проводил с Нежатой. Они никак не могли наговориться. Ао Юньфэн знал столько прекрасного, так интересно рассказывал! Но и Нежата знал то, о чем Юньфэн никогда не слышал. Им не хватало дня и ночи, чтобы обо всем потолковать.

Как-то раз они гуляли возле пруда с карпами и Юньфэн вдруг, улыбнувшись, начал рассказывать[9]:

— Однажды Чжуан-цзы и Хуэй-цзы переходили через реку, и Чжуан-цзы, глянув с мостика вниз, сказал: «Вот рыбка-востробрюшка плавает и резвится в воде, и в этом ее счастье». На что Хуэй-цзы резонно заметил: «Ты же не рыба, откуда тебе знать, в чем счастье для рыбы?» Чжуан-цзы ответил: «Но ведь и ты не я, откуда тебе знать, что я не знаю, в чем рыбья радость?» Хуэй-цзы парировал: «Я, конечно, не ты, и я не знаю, что ты там знаешь, но ведь и ты не рыба, и не можешь достоверно знать, в чем ее счастье». На это Чжуан-цзы сказал: «Давай вернемся к тому, с чего начали: ты спросил, откуда я знаю, в чем радость для рыбы. Но когда ты меня спрашивал, откуда я это знаю, ты ведь уже знал, что я знаю. А узнал я об этом, глянув в воду с мостков».

Нежата сначала слушал серьезно, но все-таки не выдержал и хихикнул.

— Такие вот серьезные разговоры вели некогда наши философы, — кивнул ему Юньфэн.

К тому же Юньфэн стал учить Нежату читать и писать. Начали они с самого простого детского текста под названием «Саньцзыцзин» — «Троесловие». Однако и эти простые тексты требовали пояснений, а объяснения вызывали споры и глубокомысленные беседы об устроении мира.

Люди рождаются на свет

Собственно с доброю природою.

По природе взаимно близки,

По навыкам взаимно удаляются.[10]

— Понимаешь, что это значит? — спросил Юньфэн, разобрав с Нежатой все по слову.

— Да, это похоже на наше учение: человек сотворен по образу Божьему, это значит, что человек сотворен по природе причастником всякого блага. И пока этот образ подчиняет себе вещественную природу человека, природа в нем освещается и уподобляется божественной красоте. Если же животная бренная природа берет верх, то уродство вещества скрывает образ, как едкая грязь.[11] Вы ведь тоже так думаете?

— Верно. И чтобы сохранять природу в чистоте, нужно научение. Повреждение природы происходит от дурного воспитания. Учиться — значит следовать правилам. Об этом как раз следующий текст.

Если не научать,

То природа изменяется;

Способ же научения

Требует всей тщательности[12].

— Ты замечал, что следовать правилам, всем правилам, очень трудно, даже невозможно? Ты знаешь, какое самое главное правило?

И Нежата вдохновенно рассказывал о главнейших заповедях христианства, о том, что человек призван к совершенству и что «человекам это невозможно, Богу же все возможно»[13]. Потому что лишь Он смог преобразить человеческую испорченную грехом природу, освятить ее и дать ей возможность обрести совершенство обожения в Цзиду.

Юньфэн потрясенно молчал. Бог, сходящий на землю и приносящий Себя в жертву, чтобы спасти людей, казался невозможным. У Юньфэна возникало много вопросов, он спешил задать их, и не на все Нежата мог ответить сразу.

***

Порой, правда, тексты из «Троесловия» вызывали у них улыбку, особенно если Юньфэн позволял себе пошутить над примерами прилежания и добродетели, набившими оскомину всем школярам между четырьмя морями.

Они как раз разобрали пример про двух знаменитых своим трудолюбием студентов Че Иня и Сунь Кана:

То при светлячках,

То при отражении снежном,

Будучи в бедном состоянии

Не переставали учиться.

— Дело в том, — пояснил Юньфэн, — что Че Инь был очень беден, и не имел денег на свечи или масляную лампу. Приходилось ему заниматься при свете светлячков. Сунь Кан же занимался ночами при лунном свете, отраженном от снега. Ты должен запомнить такое выражение: «Свет светлячков и отраженный свет». Это значит: упорство и трудолюбие, несмотря ни на что.

И вот однажды приходит Сунь Кан к Че Иню, а того нет. «Где же Че Инь?» — спрашивает. «За светлячками пошел».

Как-то раз заглянул Че Инь к Сунь Кану, а тот стоит посреди двора и ничего не делает. «Что же не учишься?» — говорит Че Инь. — «Похоже, — отвечает Сунь Кан, — снега сегодня не будет»[14].

— Так, правда, было? — удивился Нежата. Юньфэн усмехнулся:

— Это шутка, которую передают из уст в уста все ученики в Поднебесной.

— Ах, шутка, — Нежата рассмеялся. — А я думаю: что-то неправильное в этой истории.

***

Они сидели на берегу реки Сянцзян, любуясь водой цвета цин. Нежата вдруг спросил, не отводя глаз от реки: