Чжунгоцзе, плетение узлов

— А если нет, отец, мы сами можем убедить его на мне жениться. Ведь посуди: все знали, что договор у нас с ним был, хоть не было помолвки. Когда узнают, что Ао не хочет брать меня, пойдут такие пересуды! Кто ж в жены после этого меня возьмет? А коли меня в паланкине к нему принесут с приданым, то волей-неволей придется меня взять.

Сначала господин Сяхоу не хотел слушать дочку, но, поразмыслив немного, решил, что не так уж она не права. Хорошей жене, которая умеет быть ласковой с мужем, несложно его потихоньку направить, настроить. Глядишь, Ао Юньфэн начнет заниматься и сдаст столичный экзамен, получит хорошее место, почет и богатство…

И хотя неосторожной выходкой юноша поверг достопочтенного господина Сяхоу в гнев и недоумение, дева Сюэлянь, несмотря на нежность и невинность, своего добиваться умела. Она-таки успокоила отца, убедила его договориться с матерью Ао Юньфэна, и без конца повторяла, что, выйдя за него, сумеет переубедить упрямца.

Пока господин Сяхоу вел переговоры с матушкой Ао, пока сваха так и бегала из дома Сяхоу в дом Ао, пока ждали счастливого дня, Сюэлянь задумчиво перебирала струны лютни-пипа и напевала:

Была весна,

Когда, надежд полна,

У зеркала с подставкою красивой

Сидела я. Вновь зацветают сливы,

Но я одна.

В саду, в цветах,

Гуцинь твой перестал

Звучать, но отчего же

Луны мелодия по-прежнему тревожит

И сердце бьется в такт?

Надежды нет,

Цветы засыпал снег,

Вино для подношения пролито.

Но, может, жар свечи, тепло молитвы

Вернут тебя ко мне?

Если бы Юньфэн не ушел в затвор, он бы заметил, что происходит нечто странное: матушка постоянно с кем-то пьет чай и ведет беседы, его не бранит и не упрекает, напротив, покладистой стала и мягкой. Его кабинет располагался в глубине двора, до него суета не доходила, так что Юньфэн и не приметил, как несколько дней подряд в кухню несли припасы, как дым поднимался над очагом, ароматы еды наполняли воздух. Саньюэ ходил с загадочным видом, но Юньфэн и этого не замечал, погруженный в свои думы, свои свитки… В один прекрасный день слуга на завтрак и на обед принес Юньфэну только чжоу и овощи, однако тот и теперь ничего не заподозрил.

И вот ближе к вечеру матушка вошла в его покои, неся нарядную одежду, и ласково попросила переодеться.

— Что за праздник? — не понял Юньфэн. — Зачем так одеваться? В красное? — лишь теперь он заподозрил неладное.

— У нас нынче гости, — уклончиво ответила матушка. — Оденься и выходи поскорее встречать.

— Что происходит, матушка? И что за гости такие прибыли, что нужно наряжаться в свадебные одежды?

— Ох, сяо И… такое дело… — матушка смущено теребила подол.

Юньфэн выскочил за ворота и в смятении увидел, что по улице уже несут нарядный паланкин, а следом слуги дома Сяхоу тащат сундуки и тюки с приданым. За ним следом выбежала матушка:

— Скорее, сяо И, одевайся! Ах, как дурно, дурно выходит… Ты только подумай, Фэн-эр, прилично ли будет сбежать прямо сейчас? От такой хорошей невесты! Рассориться с господином Сяхоу плохо, но еще хуже обидеть невинную девушку.

Юньфэн потрясенно молчал. Как матушка — самый близкий ему человек — могла так бесцеремонно распорядиться его судьбой? Он не находил слов, чтобы выразить нахлынувшие чувства. Наконец они вернулись в комнаты Юньфэна, и Саньюэ, матушка и служанки засуетились вокруг жениха, торопливо одевая его и причесывая.

Чуть задержавшись, он все-таки встретил невесту. Выходя из паланкина Сюэлянь, впервые коснувшись юноши, сжала его ледяные пальцы и, растерявшись, слишком долго, возможно, держала их в своей горячей ладони. Он все-таки освободил руку. Сюэлянь, глядя сквозь красное покрывало, никак не могла понять, какое же выражение на лице ее будущего мужа.

Проведя все положенные церемонии, хозяева и гости расселись за столами, ели-пили, для них играли музыканты… И поздним вечером уже мужа с женой проводили в покои.

За все это время Юньфэн не проронил ни слова. А оставшись с невестой наедине, просто пожелал ей спокойной ночи. И гордо удалился.

Конечно, впоследствии он не мог оставаться совершенно безучастным к прекрасной влюбленной девушке, живущей рядом с ним, однако поначалу он и вовсе не желал ее трогать. Умная Сюэлянь, впрочем, так угождала свекрови, как матери родной бы не служила, и очень уж она полюбилась матушке Ао: та ее баловала, ласкала, да только печаль не сходила с лица девушки.

Выпытывать стала старушка Ао, в чем дело, и Сюэлянь наконец-то созналась, что муж ее избегает, к ней никогда не приходит. Матушка Ао потихонечку стала подзуживать сына, ворчаньем и лаской пытаясь добиться цели. Мол, род прекратиться и некому будет чтить души предков, а девушка-то хорошая, зачем же ее огорчать?

— Ты к ней заходи, побеседуй, сыграй на гуцине. Музыку она любит. Стихи почитайте, сыграйте хоть в пальцы.Бедняжка скучает — я, старая, ей не подруга.

Со вздохом Юньфэн согласился: лишь бы матушку успокоить. И потихоньку Сюэлянь смягчила его сердце кротким и нежным нравом, терпением, чуткой заботой.

Она не только много читала, но и тонко чувствовала музыку, хорошо пела и играла на пипе. Сюцай Ао вынужден был признать, что проводить время в беседах с женой было довольно приятно.

И все же случались дни, и часто они случались, когда ему не хотелось видеть ее и слышать сладкие напевы ее лютни-пипа.

Слишком много было того, чего она не понимала. Например, почему он не хочет сдавать столичный экзамен и, получив хорошую должность, служить своими талантами Поднебесной. Он и сам не знал толком, откуда пришло это решение и почему он так держится за него, и объяснить что-то Сюэлянь никак не мог. Были и еще вещи, о которых с девушкой было бесполезно говорить, во многом из-за того, что Юньфэн и сам не очень хорошо понимал их. Откуда эта смутная тревога, томление души, не находящей отклика даже в самых близких людях? Почему он чего-то ждет, чего-то ищет, сам не понимая, что ему нужно?

Устав от этих смутных мыслей, Юньфэн вышел вечером в сад побродить по дорожкам, проветрить голову. Сюэлянь играла на пипе и нежно пела:

Я легким облаком летала над землей,

не зная бед,

был пустотой наполнен мой покой,

таящей свет,

хранящей теплый дождь

и нежных всходов ласковую дрожь,

что до поры скрываются в земле,

таинственную проявляя вязь

лишь по весне на желобках полей…

Но юный князь,

вошедший дерзко в мой лесной чертог,

меня пленил своею красотой.

Гуцинь в его руках, что лук тугой,

звенел и пел,

и отражались от отрогов гор

удары стрел,

и каждый звук тревожный пробуждал

уснувший свет,

и кровью родниковая вода

текла в траве.

И растворилась облачная мгла,

я вниз к нему сошла.

Бьет из земли, пульсируя, родник,

я золотистый дождь напрасно лью.

В саду изысканных стихов и книг

одну лишь цитру любит он свою…

Юньфэн, слушая под ее окном, теребил лист банана и случайно его оторвал. Он горько усмехнулся и пошел к себе. Вернувшись, написал такие строки: