Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:

Я коротко вздохнул, читая между колонн Дома Советов полузабытую мантру: «Мир. Труд. Май». Всё! Никакого ублюдочного «Дня Весны и Труда»! Мы сегодня празднуем Международный день солидарности трудящихся!

На площадь я вышел со стороны улицы Карла Маркса, забитой грузовиками, увешанными расписными щитами. Замысловатые конструкции из брусков и фанеры, прятавшие под собою бортовые «ГАЗ-53» и даже «МАЗы», нагоняли ассоциации с карнавалом.

Праздничный люд то и дело выталкивал из себя ликующий клич «Ура!», и колонны радостно подхватывали его, не жалея связок.

– Уля-я-я! – поднялся восторженный писк.

Я резко тормознул, пропуская малышку с огромными бантами,

из-за чего она приобретала сходство с Чебурашкой. Весело ковыляя, девочка тащила перед собой голубой воздушный шар, чуть меньше её самой. Папа догнал её в тот самый момент, когда «Чебурашка» оступилась – шар под нею гулко лопнул, и кроха заплакала от горя. Сильные ласковые руки тут же вскинули херувимчика и усадили на крепкую шею – хныканье моментально сменилось заливистым смехом.

Самую большую колонну собрал завод «Фрегат», я её еле обошёл и сразу же наткнулся на двуручный щит «СШ № 12». Директор школы в чинном костюме изображал опору и надёжу, а за его широкой спиной прятался педагогический коллектив – шаловливая Белочка, строгая Нина Константиновна, элегантная Мэри Поппинс, сухонький Пал Палыч, пьяненький дядя Виля, мужиковатая химичка Генриетта Львовна, прозванная бабой Геной, подтянутый военрук…

– Миша! Мы здесь! – запрыгала Маша Шевелёва, призывая заблудшего. – Мы здесь!

Раскланиваясь и роняя торопливое «здрасьте», я протолкался к своим. Сулима глядела на меня безмятежно, Ефимова отчитывала Динавицера за нечищеные ботинки, а близняшки наперегонки надували шарики, зелёный и красный.

– Привет! – Дурачась, я слегка притиснул Риту.

– А Инка тебя не убьет? – Девушка легонько хлопнула меня по плечу, освобождаясь.

– А её сегодня не будет! – Смеясь, я нехотя отпустил Сулиму. – Они с Ларисой к бабушке подались.

– Вертихвост! – заклеймила меня Рита, но в её глазах мелькнуло весёлое одобрение.

– Дорогие товарищи! – гулко разнеслось над площадью. – Сегодня вся наша страна отмечает праздник Первомая…

Начался митинг. Первый секретарь райкома нудно читал по бумажке, а над колоннами всё чаще, всё гуще колыхались флаги, трепеща на лёгком ветерке. Я потянул носом – нет, каштаны ещё не цветут. Густо обвешанные пальчатой листвой, деревья выстроились вдоль улицы Шевченко, придавая той вид широкой парковой аллеи, но ко Дню Победы должны украситься белыми свечами соцветий – и поплывёт удивительный, слегка горьковатый и сильно мужской запах…

– Да здравствует Первое мая – день международной солидарности трудящихся в борьбе против империализма, за мир, демократию и социализм! – грянули динамики, пуская эхо вдогонку. – Ура, товарищи!

– Ур-ра-а-а! – ответили товарищи.

Воздушной волной ударила музыка, накатила, отражаясь от стен, – и загуляла, закружилась, поднимая настроение и трогая с места колонны. Словно кто вынул пробку, и пёстрая человеческая масса медленно, как густой мёд, потекла в бутылочное горлышко улицы.

– Строимся, строимся! – забегала Циля Наумовна.

Мы с Ритой заняли места в колонне. Близняшки, равняясь на меня, хихикали, а Ефимова школила Изю. Я улыбнулся: Але достался «трудный подросток» – Динавицер ни в какую не желал перевоспитываться, а педагогическим стараниям подруги умилялся, за что ему тоже попадало…

– Юноши и девушки! – заголосили с трибуны. – Настойчиво овладевайте марксистско-ленинским учением, достижениями науки, техники и культуры! Преумножайте славные революционные, боевые и трудовые традиции советского народа! Ознаменуйте завершающий год пятилетки отличной учёбой!

«Надо будет Михал Андреичу присоветовать насчёт идеологии, – подумал я, морщась. – Ну нельзя же так топорно работать! Никакой

выдумки, креатива – ноль целых, ноль-ноль…»

– Держим строй, держим строй!

Колонна родимой школы втягивалась в устье улицы Шевченко – до революции её называли Большой. Подходяще, по-моему. И без этого навязшего в мозгу украинства.

Улица сходилась в недалёкую перспективу, у привокзальной площади. Широкие тротуары до самой бровки заполонили первомайцы, не избалованные зрелищами, – они махали флажками, кричали, смеялись и радовались жизни, а юноши и девушки мерно шагали мимо, старательно овладевая, преумножая и знаменуя.

– Ура, товарищи! – долетело с площади.

– Ура-а! – дружно подхватили мои одноклассники.

Выходя на перпендикуляр улицы Революции, колонны таяли врассыпную – знаменосцы спешили поскидывать флаги с транспарантами в кузова машин-хозяек и расходились последними. Но заряд воодушевления, пусть даже полученный в добровольно-принудительном порядке, всё равно оставался с ними. Даже алкаши в этот день пили за Первомай!

– Да здравствует… – едва донеслось с площади и растаяло.

Тёплый ветер в ясном небе играл унесёнными воздушными шариками, красным и зелёным.

Тот же день, позднее
Первомайск, улица Мичурина

Бруно отворил калитку и зашагал по дорожке, мощённой неровно отёсанным плитняком. Всё было так, как рассказывал Лукич. Обиталище спецгруппы занимало скромную усадьбу князя Святополк-Мирского – громадный, тяжело расплывшийся приземистый дом, столько раз белёный, что уже и не понять, из кирпича он сложен или из каменных глыбок. Буйно разросшиеся виноградные лозы наглухо заплели деревянную веранду, ни к селу ни к городу пристроенную на углу. За её окнами в мелкую расстекловку мелькали смутные фигуры, белея рубашками и блузками, а рядом, у парадной лестницы, смирно стояли две «Волги» вороной масти, бампер к бамперу. Легчайший ветерок играл с их длинными штыревыми антеннами.

Пока Хинкис добрался до веранды, она уже обезлюдела, лишь сизый дым сигарет вился потихоньку, утягиваясь сквозь щели. Зато обширный, немного сумрачный холл, открывшийся за порогом дома, встретил оперативника КПК гвалтом и суетой. Десяток человек разного возраста и пола толклись между столов, заваленных бумагами и картами, заставленных рациями и пишмашинками. Народ задевал стулья, потрясал картонными папками, доказывая правоту и срочность, звонил по телефонам, прикрывая ладонью трубку или зажимая свободное ухо, делился чаем из термоса, спорил или остервенело листал брошюрки ДСП [103] . И во всей этой шумной карусели было лишь одно место покоя, словно обведённое магическим кругом, – маленький письменный столик, за которым сидела молодая светловолосая девушка и, высунув кончик язычка от старания, оформляла документы.

103

Гриф «Для служебного пользования».

Выставив плечо, Бруно протолкался к ней и вежливо улыбнулся в ответ невинному голубому взгляду.

– Меня зовут Хинкис, – отрекомендовался он. – Бруно Хинкис. Доктор медицинских наук, старший научный сотрудник НИИ мозга. Прикреплён к вашей группе приказом генерала Григоренко. Вот моё командировочное…

Девушка быстренько всё записала и, немного стесняясь возраста и отсутствия регалий, представилась младшим лейтенантом Верченко.

– Наташа! – прогудел огромный человечище, тащивший мимо развалистый картонный ящик с приборами. – Куда? На склад?

Поделиться с друзьями: