Дама с собачкой и тремя детьми

Со времени последней встречи с Чеховым на вокзале прошло пять лет, и она больше не ждала новых. Их переписка прекратилась вовсе, и она считала это естественным: ведь теперь он был женатым человеком.

Однажды, когда МХТ был на гастролях в Петербурге, она, поддавшись женской слабости, захотела взглянуть на Книппер и написала ей, напомнив о давнем знакомстве и любительском спектакле, в котором обе когда-то участвовали. Книппер с нескрываемой неприязнью сообщила об этом Чехову, добавив: Авилова явно рассчитывает на билеты, но я ответила, что распространением билетов не занимаюсь.

Ежегодно 5 июля в Клекотках ожидался большой съезд гостей. В этот день привычно отмечалась годовщина свадьбы Авиловых, и московская родня, а также многочисленные знакомцы являлись в деревню провести несколько приятных дней у гостеприимных хозяев - образцовых супругов и семьянинов. Приготовления к наплыву гостей отнимали много сил. К счастью, гости приезжали накануне праздника поздно вечером и , поужинав, сразу ложились спать, так что и хозяева успевали отдохнуть за ночь.

Так случилось и в тот день. В усадьбе было слышно, как просвистел московский поезд; в положенный срок по мосту загремели приближавшиеся экипажи с гостями. После шумной сутолоки приезда их развели по комнатам, чтобы перед ужином им привести себя в порядок.

Лидия Алексеевна окидывала цепким хозяйским глазом накрытый стол, когда внезапно к ней быстро подошёл муж. Взяв недоумевавшую жену под локоть, он вывел её на тёмный балкон.

– Вот что...
– сердито начал он.
– Я требую, чтобы не было никаких историй, слышишь? Я требую, чтобы не было никаких истерик! Я требую! Слышишь?

Освободившись, Лидия Алексеевна недовольно попросила объяснений.

– В газетах сообщение, что за границей скончался Чехов, - раздражённо отчеканил муж.
– Второго, в Баденвейере. Так вот... Веди себя прилично!

Он сейчас же ушёл. Она стояла, ухватившись за перила, боясь упасть, так как ноги подкашивались, и тяжело дышала. Дышать было трудно, стоять тоже. Из столовой уже доносились весёлые голоса проголодавшихся гостей. Времени стоять неподвижно не имелось. Надо было напрячь силы и выйти к ним.

Глотнув несколько раз воздуха, она попробовала двигаться, но не смогла: ноги подкашивались. Держась за перила, она спустилась по балконным ступенькам вниз, в тёмный сад и остановилась возле клумбы с левкоями. Подбежала дворовая собака, лизнула руку, ласкаясь.

– Лида! Лида!
– сердито кричал муж из столовой.

Воистину, не позавидуешь такому супругу.

Погладив собаку, она побрела к гостям. Войдя в столовую и увидев лицо сестры Нади - тревожное, сострадательное, зажмурилась. Надя шагнула к ней, - но она, испугавшись, что сейчас не выдержит ни единого слова сочувствия, качнув головой, отвернулась.

К счастью, за столом разговора о Чехове не велось. Ночевала Лидия Алексеевна в комнате дочери, уступив свою гостям. Ей постелили на кушетке под окном. Ниночка уже спала. Она прилегла и стала смотреть в окно. Рассветало, из сада доносился запах левкоев.

– Чехов умер, - сказала она сама себе, всё ещё до конца не понимая смысла слов.

"Да и стоит ли она, жизнь, тех мучительных размышлений..." - вспомнила она строки из последнего письма.

В саду громко крикнул грач. Птичий крик ударил по нервам. Перед глазами всплыло лицо Антона Павловича на больничной койке.

– Милая...
– услышала она его голос.

Невольно вскрикнув от резкой боли в сердце, она залилась слезами.

32. М а р и я П а в л о в н а

Чехова похоронили. Боль утраты, тем более тяжкая, что поведать о ней было некому, не оставляла её. Помучившись, Лидия Алексеевна решила написать его сестре Марии Павловне, которую н6икогда не видела, но слышала о её преданности брату.

"Я пишу только Вам, не для публики. У меня именно к Вам личное чувство. Простите меня, пожалуйста, если я тревожу Ваше горе. Поверьте мне: если бы я сама не чувствовала этого горя, если бы я не тосковала, если бы могла совладать с собой, я бы не считала себя вправе обратиться к Вам. У меня много его писем, и мне некому, кроме Вас, сказать, как всё это ужасно, как это всё трудно понять, и, когда поймёшь, как безотрадно, как скучно жить."

Наверно, МаПа получала в то время пачки подобных писем: "антоновок" развелось много. Однако она признавала право на скорбь только за Ликой. А тут ещё Книппер, как заноза. Нивесть откуда взявшаяся Авилова вызвала в ней вспышку враждебности.

Позднее они всё-таки встретились, и Лидия Алексеевна передала Марии Павловне почти все письма Чехова, за исключением подписанного Алёхиным, чтобы не вступать в объяснения. Мария Павловна не изменла холодного отношения к этой антоновке, твёрдо заявив, что между братом и Авиловой никогда ничего не было.

Несколько лет после, сообщает Лидия Алексеевна, "его сестра отдала мне мои письма к нему. Не перечитывая, я бросила их в печку." Ведь попадись они в руки Авилову... "Я очень жалею теперь, что это сделала... На полях я видела какие-то отметки. Почему я не захотела обратить на них внимания? Конечно, потому что мне было больно." И досадно. Уничтожил бы их перед свадьбой, а не перевязывал ленточкой. Не хватало только, чтобы их читала Книппер! Этой женщине судьба легко дала всё то, что по праву должно было принадлежать Лидии Алексеевне. Сценическую карьеру прочил в молодости Лиде Страховой сам знаменитый Рощин-Инсаров, а стала актрисой Книппер. Антон Павлович говорил ей: "Я вас любил и думал только о вас...", но его женой стала Книппер. Непонятные случайности...

33. С е м е й н ы е з а б о т ы

Служебная карьера М.Ф.Авилова, успешно начатая в Петербурге, в Министерстве народного просвещения, не без помощи жениных родственников, близилась к концу. Дослужив до чина коллежского асессора и поняв, что большего ему не достичь, он стал подумывать, не покинуть ли ему чиновничью стезю и не превратиться ли в помещика, тем более что он уже числился владельцем жениного родового гнезда - усадьбы Клекотки. Лидия Алексеевна не возражала: в Петербурге её ничто не удерживало после того как старшие Худековы окончательно покинули столицу, а родная Москва кишела родственниками, о которых она скучала.

В 1907 году Авилов вышел в отставку, и семья переехала в Москву. На Спиридоновке был снят особнячок с садом, где он6и стали зимовать, переселяясь летом в Клекотки. "Вспоминаются вечера зимой, - писала Л идия Алексеевна, - когда все дома и сидят вокруг чайного стола. Муж ходит по зале и рассказывает о своём детстве... Потрескивает печь в передней, обваливаются прогоревшие уголья...И вдруг мягко, гулко бьют большие часы..."

Другой вечер: "Мы пьём кофе при свете пылающих дров, заняв каждый своё привычное место. Отец всегда сидит в кресле перед огнём... Я занимаю свой любимый уголок дивана, Нина пристраивается к моему плечу. Обе наши собаки лежат на ковре, а Лодя занимает кушетку. Он лежит и часто засыпает крепким, сладким сном..."