Дар Авирвэля
Шрифт:
Как ни странно, но ему показалось, будто какая-то важная частичка души действительно осталась там, в далёком Эвасе. Ведь он прекрасно помнил, какие храбрые поступки совершал, как безропотно помогал окружающим и ввязывался в опасности, несмотря на риск. И ему почудилось, что здесь он обрёл лишь ненужную трусость и тревогу, которые часто рушат всё самое важное и самое бесценное! И непонятно, что именно так сильно повлияло на отношение ко всему сущему, но Артуру такая перемена не понравилась совершенно. Поэтому, кое-как взяв себя в руки, он принял верное решение: обратиться к маме и узнать её ответ, не мучаясь боле вопросом, из-за которого вполне может пострадать сон. Но сделать этот шаг, конечно же, полагается в определённых условиях, в определённый
В конце концов, Артур конечно же решился. Поджилки сжались, а внутри образовался ком. Потом засосало под ложечкой. Но большинству знакомо это чувство — когда понимаешь, что должно сделать нечто важное, и из-за этого становится трудно дышать. Вот и сейчас происходило то же. Мама стояла напротив, ожидая слова, не хотящие выходить вон. Но как только Ника ласково пнула друга в бок, слова тут же нашлись! И полились такой рекой, что пересказать стоит лишь основной посыл:
— В общем, я тут подумал и решил, что хочу вернуться в Эвас. Он необходим мне, чтобы жить по-настоящему, даже если жизнь будет обычной. Может быть, всё дело в тамошней атмосфере, но я просто не могу представить себя на ином месте! Пожалуйста, мама, пусти меня в заветные края!
Лицо матери снова омрачилось, а после покрылось пеленой неизвестности, какую временами демонстрировал Далий Мар, не позволяя пробраться в свои мысли. Тело знобило в предвкушении, а мысли то и дело возвращались к мечтам о возвращении в Эвас. Артур и не заметил, что словно стал зависимым, и тем более не думал, к каким печалям это может привести. Сейчас он лишь надеялся, что мама снизойдёт до него и одарит долгожданными словами согласия. Но она молчала, слабо тарабаня по губам, и разбирала все за и против. И не представить ей, как чувствовал себя её мальчик! Она лишь видела, как он приседает, смотрит на неё молящими глазами и едва покусывает ногти (он никогда так не делал!). Но для однозначного ответа ей этого не хватало. Ведь, как и любая любящая мать, она беспокоилась о ребёнке и не хотела отпускать его настолько далеко в мир — мало ли, что там может случиться? И хотя Ольга прекрасно понимала неправильность этой позиции, её всё равно снедало беспокойство. Ведь они не смогут общаться в любое время, Артур не сможет рассказывать обо всём, что случилось за день… Это же кошмарно! Поэтому она стояла и думала, как же быть. Но в разговор — вернее, в молчание — влезла Ника.
— Тётя Оля, вы же знаете, какой Артур мечтатель. Для него тот мир и правда значит больше, чем наш! А если вы его не отпустите, он, в конечном счёте, сбежит из дома, лишь бы оказаться там, где осталась его душа. Это он пока маленький и глупый, а когда вырастет, сразу покажет, на что способен. К тому же, он уже был там и прекрасно справился с невзгодами!
— А как же связь? Я не хочу потерять тебя, даже если ты будешь счастлив. И ты наверняка заскучаешь по мне, мой мальчик…
— Я ведь буду возвращаться каждый год!
— Это не опасно?
— Нет, конечно, — Артур улыбнулся. Победа казалась ему совсем близкой. — Я тоже буду скучать по вам, как ты и сказала, поэтому с радостью буду возвращаться каждый год. И ты, и Мерлин, и Ника — все вы моя семья. Я просто не могу выбросить вас из жизни! Но и существовать здесь я тоже не могу. Этот мир кажется мне серым и унылым, и я даже не могу отправиться куда-нибудь, чтобы убедиться в обратном. Там же, в Эвасе, такого нет. Мы исходили столько чащ, пока не хотели быть пойманными!.. Земля никогда не даст мне этого.
Ольгино лицо немного просветлело.
— Я была бы рада увидеть этот мир. Но думаю, что это невозможно, — туманное сожаление могло бы вызвать у Артура интерес, если бы он не увлёкся ожиданием конкретного ответа. — Хорошо, так и быть. Если ты уверен, что будешь в порядке, и обещаешь возвращаться к нам
каждый год, я готова отпустить тебя. Вернее, нет… Не готова, но понимаю, что это важно для тебя. Ничто не может быть хуже наблюдения за чахнущим ребёнком… Но сначала давайте пообедаем напоследок. И соберём хоть немного вещей, чтобы ты мог переодеться.Артур не мог поверить своему счастью! Хотя нет, мог, и верил даже сильнее, чем в Бога! После отказа, продолжительного молчания и опасений мамины слова звучали не менее чем сказочно, и по телу мелькнул щекочущий ток. Ника тоже выглядела радостной. Она глянула на друга воодушевлёнными глазами и заулыбалась, определённо удивлённая таким исходом. Дети весело обнялись, потом Артур обнял маму и Мерлина, проходящего мимо. В груди разразился взрыв положительной энергии, незнакомый даже самым ярким и горячим звёздам! И есть расхотелось совершенно. Теперь все мысли сосредоточились на одном только Эвасе, на нужных вещах и на эльринах, к которым предстоит вернуться…
Но поесть, всё же, пришлось. И ради такого знаменательного события Ольга решила попробовать использовать фрукты и прочую снедь из Эваса, дотоле лежавшую в холодильнике. Простояв около плиты добрых полдня и закончив только к десяти часам вечера, она гордо представила своё творение — нежный и мякотный фруктовый пирог с наиболее ароматными специями (Артур узнал только корицу), покрытый тем самым соусом. Оказалось, что он одинаково пригоден и для первого, и для второго, и для десерта! На этой сладкой ноте они пожелали друг другу приятного аппетита, отхлебнули немного чая и радостно приступили к трапезе. По крайней мере, Артур верил, что все в его окружении радуются вместе с ним, хотя это было немного не так: Ольга просто старалась не выражать тоски, а Ника почувствовала укол неопасной зависти. Мерлину повезло, что он не понимал происходящего. Однако и он, вопреки ожиданиям, выглядел не шибко воодушевлённо. Этот вечер воспринимался подобно последнему дню рождения, поэтому в душах гостей сидела горечь, а именинник весело раздумывал насчёт новых возможностей и скорого наступления покоя. Привкус пирога оставался под нёбом ещё много дней.
Ольга простительно слукавила насчёт незамедлительного отправления, но обещала отвезти сына к нужному месту на следующий день. Так и случилось: проснувшись около девяти, позавтракав тем же пирогом, приведя себя в порядок и собрав вещи, Мельховы стали дожидаться прихода Ники. Она вставала чуть позже своего друга, посему прибежала только к одиннадцати часам. И вот, взяв Мерлина и сев в машину, они собрались поехать…
— Стой! Кажется, я что-то забыл… — Артур нахмурился, пытаясь вспомнить, что же должен был взять из мира людей. — …А, точно!
Кажется, он потратил на пробежку туда-сюда всего пару секунд. Вернулся он, искристо улыбаясь и даруя всему вокруг цветение и покой. А в руках он держал фотографию с матерью и отцом, чьи черты унаследовал в достаточной степени, чтобы увидеть необходимые сходства. Обращаясь с фотографией, заложенной в жёсткую деревянную рамочку, в крайней степени аккуратно, он положил её в рюкзак — между бутербродами и кусочками пирога, — а рюкзак поставил под ноги, дабы ничего не примялось. Мерлин лежал рядом, уже привыкший к поездкам, и делал отсутствующий вид, который подхватили остальные близкие. И только сейчас, успокоив трепещущую душу и смирив сердце, Артур заметил никакущий настрой окружающих. Но развязать беседу он решился только после рокота мотора.
— Понимаешь, Артур… — начала Ника, отвечая и за себя, и за Ольгу. — Ты уходишь от нас. Причём, надолго. У нас нет поводов для радости, даже если мы действительно рады твоему счастью.
— Но ведь я вернусь через год! Это же не такая большая потеря…
— Ты правда не понимаешь? Перестань думать только о себе. Если бы я или тётя Оля ушли от тебя на целый год (и не факт, что вернулись), как бы ты себя чувствовал? Радовался, как сейчас, и показывал это нам? Ты и сам не смог бы чувствовать себя счастливым…