Дар памяти

Я задала?

Вы задали, да. И ради Бога, оставьте эти детские реакции, - вспыхнул он вдруг, - смотреть противно. Взрослая женщина, а ведете себя, как ребенок!

У Эухении чуть челюсть не отвалилась. Он назвал ее женщиной! В пятнадцать-то лет! Она, конечно, не слишком любила, когда ей намекали на то, что ее возраст еще слишком юн, но ведь ей и не тридцать же! Или он имел в виду другое? Эухения почувствовала, как краска приливает к лицу.

Ради Бога, - воскликнул Ковальский раздраженно, - вы прекрасно знаете, что я совершенно не то хотел сказать!

Вы знаете, - сказала она. Она чувствовала, что он теперь смотрит на нее, но у нее не было сил встретиться с ним взглядом.

Да, я знаю, - ответил он спокойно. – Неужели вы думаете, что, входя в десятку лучших европейских специалистов по безнадежным случаям, я настолько некомпетентен, что не удосужусь узнать все о вашем состоянии у вашего лечащего врача. Бред какой-то!

Эухения подавила вздох. Это была каторга – общаться с ним. Как долго она действительно сможет вытерпеть?

Может, потому, что вы не производите впечатление специалиста? – ехидно поинтересовалась она.

Может, если кто-то двадцать минут помолчит, то произведу? – в тон ей ответил он.

Давайте, производите! – милостиво разрешила Эухения Виктория. – Если сможете.

Ковальский с досадой махнул рукой. Видимо, этот жест был тем самым, на который реагировал обогреватель, потому что тот подлетел к нему и завис перед самым его носом. У Ковальского аж рот приоткрылся от удивления.

Что это? – спросил он с подозрением.

Маггловская бомба, - мрачно отозвалась Эухения. – Которая прямо сейчас намеревается взорваться, потому что ее вывело из себя ваше гнусное поведение.

Она с удовлетворением отметила, что на лице Ковальского действительно проявился испуг. И он не сразу справился с ним. Потом, сделав вдох, он повернулся к ней и сказал спокойно:

Подозреваю, заносчивая сеньорита, что вы никогда не видели людей, пострадавших от взрыва маггловской бомбы. Я надеюсь на это, - продолжал он тихо. – Потому что это единственное, что могло бы оправдать вашу глупую жестокость.

Внезапно Эухении стало ужасно стыдно.

– Простите, - сказала она. – Это просто обогреватель. Немного сумасшедший. Наверное, волшебник, который делал его, не совсем хорошо умел колдовать. Или не совсем представлял, чего он хотел.
– Отвела перемещающим заклинанием миску от его лица и попросила: - Расскажите.

Ковальский с удивлением посмотрел на нее. А вот теперь Эухения почувствовала себя полной идиоткой. У кого это она вздумала просить прощения?! У человека, который без спроса залез в ее голову и шантажировал ее?! Но с его ответом дурацкие ощущения пропали.

Год назад я был в Америке. В Нью-Йорке есть очень интересное место – Всемирный торговый центр. И там была конференция целителей, работавших по той же системе, что и я. Один безумный человек, фанатик, начинил взрывчаткой грузовик – магглы в такой машине перевозят грузы - и взорвал его в одном из подземных этажей центра. Среди нас было несколько провидцев, увы, с нестабильным даром. Почувствовав неладное, они аппарировали туда, откуда исходила угроза. Но было слишком поздно. Чтобы увести взрывную волну от опорных стен и погасить ее, им пришлось принять удар на себя… - Ковальский запрокинул голову вверх, глядя куда-то в потолок. Он едва мог говорить. – Их тела практически превратились в кровавую кашу. Я видел людей после разных проклятий, но это никогда не было так… безоговорочно… окончательно…

На ум Эухении пришел Чарли, слизывающий с перчаток драконью желчь. Окончательно. То самое слово, которое она искала все это время. Неважно, что там было еще что-то. Злость на Чарли и на себя, ужас от всего случившегося, временами - ненависть к каким-то людям, приносящим зло, желание уничтожить самый источник подобного… Но за всем этим – окончательность, которую никогда не поправить. Власть над человеческими судьбами, которая принадлежит кому-то… Бессилие даже самой мощной магии…

Она встряхнулась, решительно прерывая их общую погруженность каждого в свои мысли:

– Вы собирались объяснить мне, как намереваетесь меня лечить… И что это за система, по которой вы работаете?

Да, - рассеянно отозвался Ковальский, переводя взгляд на нее и передвигаясь чуть ближе.

Эухения вздрогнула, ожидая ментального нападения. Ковальский покачал головой.

Вы боитесь меня, - удрученно сказал он. – Это не поможет процессу…

Боюсь?!! Вы вправду думаете, что я могу чего-нибудь бояться?..

Взгляд Ковальского замер на ее лице.

– Вы боитесь, что я причиню вам боль при вторжении в вашу голову и разгадаю ваши мысли. Вы боитесь, что я уйду, и вы останетесь один на один с болезнью. Вы боитесь, что я нанесу урон вашей гордости.

Что ж, вы, как видно, ничего не боитесь, позволяя себе пользоваться чужими слабостями!

Ну что вы, - рассмеялся Ковальский. – У меня тоже есть мои собственные страхи. Каждый, даже самый храбрый человек, чего-нибудь да боится. Это нормально.

Неужели? И чего же, в таком случае, боитесь вы?

В этот момент она вдруг поняла, что совершенно случайно загнала его в ловушку. И что сначала он явно не хотел отвечать. Однако затем почему-то передумал.

Что ж, наше с Вами предприятие требует честности. Я боюсь смерти своего отца.

Чего ни ожидала Эухения, но не этого.

Почему? – вырвалось у нее.

Он усмехнулся.

– Не думал, что такие вещи требуют объяснений. Отец – единственный мой родственник. Моя мать и мой брат умерли в этом году.

О! Я имела в виду, не болен ли ваш отец, если вы так беспокоитесь за него.

Болен ли мой отец? – он посмотрел на нее так, как будто увидел привидение. Казалось, вся его самоуверенность совершенно улетучилась, и он растерялся, как первокурсник перед строгим экзаменатором. Над тонкой губой блеснула капелька пота.

Разговор явно уходил не туда. И Эухения не была уверена, что хочет этого. В конце концов, у них есть дело, и… с какой стати ее должна интересовать семья каких-то поляков?

– Вы лучше расскажите, как собираетесь меня лечить!

Да, конечно, - Ковальский кивнул, казалось, с готовностью схватившись за средство выправить положение. Уставившись в пол, он провел рукой по ковру и начал говорить так же монотонно, как самый скучный из учителей Эухении в начальной маггловской школе.

– Как Вы знаете, система магической медицины позволяет излечивать большинство болезней очень быстро. Целительские заклинания останавливают кровотечения, сращивают переломы и разрывы нервов, зелья спасают от проклятий, простуды, магических лихорадок и затяжных болезней, от которых магглы страдают годами. Бывали даже случаи выбросов стихийной магии (причем даже во взрослом возрасте), когда волшебники отращивали потерянные конечности себе или кому-то другому. Однако есть множество проклятий, от которых невозможно избавиться, есть магические (и даже маггловские!) болезни, которые уносят магов в могилу, и лекарств от них не существует. Нет никаких зелий от драконьей оспы, например, или от маггловского рака, которым болеют даже те, кто насчитывает за своей спиной десятки поколений чистокровных волшебников. А иногда, например, волшебник теряет способность владеть конечностями, как вы. Или молодые волшебники становятся импотентами в тридцать лет. На первый взгляд все эти случаи кажутся действительно безнадежными. Однако большую часть из них можно вылечить.

Но как?!!

Сейчас вам придется поверить мне на слово. По крайней мере, до тех пор, пока вы не получите доказательств в виде вашего собственного излечения.

У Эухении перехватило дыхание. Ковальский сказал об этом так уверенно, как будто бы ее выздоровление было делом решенным.

Чем болезни считаются в религиозной традиции? – спросил он.

Наказанием за грехи?

Ковальский кивнул.

– Наши предки связывали болезни напрямую с поступками человека. Неправедный поступок – соответствующее воздаяние.