Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Он снова засмеялся, тоже ткнув меня кулаком в плечо. Я разразился проклятиями и потер руку, так как он очень сильный хрен и, моя чертова рука пострадала.

– Ох, перестань вести себя как долбанутый пидор, – сказал Эммет, направляясь на кухню. – Я уверен, у тебя все получится, что бы ты ни сделал. Но прямо сейчас я говорю тебе, что тебе лучше сегодня постараться для Иззи-Биззи, или я надеру-таки тебе задницу.

Я застонал.

– Как бы ни было, она всегда довольна мною, – сказал я, оправдываясь.

Эммет обернулся и выглянул из кухни, широко улыбаясь. Как только я увидел выражение его лица, мне стало ясно, что я сказал.

– Боже, Эммет, перестань думать нижним местом, извращенец.

Он засмеялся, невинно вскинув вверх руки.

– Мужик, я ничего не говорил!

Я застонал, покачав головой.

– Тебе и не нужно ничего говорить, я сам, черт возьми, могу сказать. У тебя все и всегда сводится к сексу, – сказал я.

Усмехнувшись, он вопросительно приподнял бровь.

– И это говорит парень-шлюха, – сказал он.

Я закатил глаза и засмеялся.

– Ну, я полагаю, мутировавший парень-шлюха. Не могу, в самом деле, и дальше называть тебя шлюхой, если единственное, что ты трахаешь – это твоя рука.

Я громко застонал, и все трое засмеялись.

– Пошли вы все на хуй. Мне не нужны киски, чтобы быть удовлетворенным, – сказал я, испытывая досаду.

Входная дверь позади меня открылась, я быстро взглянул через плечо и увидел вошедшую Розали, я смотрел на нее с удивлением, ведь я даже не слышал, как подъехала ее машина, и подумал, какого черта она здесь делает в такую рань.

– Неужели то, что я только что слышала, правда? – спросила она сразу же, закрыв за собой дверь и посмотрев на меня. – Эдвард Каллен действительно сказал, что не нуждается в трахе?

Эммет засмеялся.

– Да, ты верно поняла, крошка Рози. Наш маленький Эдди, наконец, вырос.

Все засмеялись, явно забавляясь этой херней. Я помотал головой, раздраженно пробежав рукой по волосам.

– Как я уже сказал, пошли вы все на хуй, – сказал я. – Хреновые из вас друзья.

– Эй, советую тебе быть поласковее со мной, братец, – сказал Эммет.

– Зачем это? – спросил я, вскинув бровь.

Он улыбнулся.

– Потому что, думаю, я смог бы найти решение твоей маленькой проблемки, – сказал он, в его голосе появились серьезные нотки.

Я слегка напрягся, глядя на него.

– Чип? – спросил я через секунду.

Он кивнул в ответ, и я почувствовал, как странный оптимизм зародился во мне. Я, по большей части, прекратил свою слежку, в основном потому, что Изабелла попросила, чтобы мы расслабились и пока не переживали обо всех сложностях. И я пытался сделать все от меня зависящее, чтобы игнорировать это, особенно после того дерьма, которое сказал мне отец в тот день в машине, и большинство из этого мне удалось выкинуть из головы, но не чертов чип GPS. Он действовал мне на нервы, я знал, что его можно выследить в любое время, и не было никакой возможности сбежать в случае необходимости. Я никак не мог допустить, чтобы эта дрянь продолжалась, потому что как защитник я чувствовал, что ей это необходимо, как вариант – на всякий пожарный.

Независимо от того, что сказала Изабелла, и каким бы невозмутимым ни казался в последнее время отец, не влезая между нами, я, блядь, не был глуп, и знал, что это все еще возможно, и вдруг мы должны будем бежать в ближайшие дни. Остальное дерьмо, вроде анализа ДНК, и почему он, нахрен, скрывал от меня, что я уже встречал Изабеллу раньше, может подождать, но не этот чертов чип GPS. От этой хрени нужно избавиться. Я размышлял о том, чтобы отвезти ее туда, где его удалят, но я не знал, кто, мать его, возьмется, сможет ли сделать это, и не назадает ли вопросов. Это непростая процедура – пришлось бы изымать вживленное в тело и сделать это, не спрашивая, почему ей вставили этот сраный GPS, когда они, на самом деле, были запрещены к использованию на людях.

Также я должен был провернуть все так, чтобы мой отец не узнал, и получить согласие Изабеллы на это дерьмо, после того, как скажу ей, что процесс извлечения не будет очень легким. И это не говоря уже о том, что она, черт возьми, даже не существует – у нее нет абсолютно никаких документов, подтверждающих ее рождение или существование, и также я не знаю ни одного чертова врача, кто когда-либо осматривал ее, и, разумеется, не мог подключить к выяснению этого отцовские связи. Но, несмотря на это, чип нужно изымать, и я, по крайней мере, был полон решимости найти способ решения всех проблем.

Я не говорил, что остальное дерьмо больше меня не беспокоило, потому что это было не так. Оно постоянно присутствовало на задворках моих мыслей, мое любопытство просыпалось время от времени. Много гадостей отец сказал мне в тот день, когда мы пошли на стрельбище, задев меня за живое, половину из его слов я не совсем понял… особенно часть, касающуюся моей матери. Меня по-прежнему беспокоил тот момент, когда он намекнул, что она не была такой дьявольски хорошей и чистой, какой я ее помнил, и я хотел знать, что, нахрен, он имел в виду, говоря, что в ее смерти не было его вины. Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что он пытается доказать, что маму убили из-за нее самой, и это раздражало меня. Да, со временем я стал думать, что даже если она натворила что-то, чего не должна была делать, и это привлекло к ней нежелательное внимание со стороны плохих людей, – то, что она была убита, уже оправдывало ее, поэтому, в любом случае, я не мог заставить себя винить ее.

Но, тем не менее, мне было любопытно, кого, черт возьми, мой отец считал виновным в этом, если не себя самого? Неужели он винил маму? Не потому ли он намекал, что она не была такой уж хорошей, какой я, блядь, ее помнил? И когда он вышел из машины и сказал мне, что, если я не прекращу совать нос в чужие дела, то он потеряет меня, так же, как он потерял ее… тем самым он подтверждал, что мама все-таки сунулась не в своем дело? Что за хрень она пыталась выяснить? Она ненавидела отцовский бизнес, она бы не позволила втянуть себя в эту грязь, если только не чувствовала, что у нее не было выбора. Итак, что бы это могло быть, если оно вообще было?

Я действительно хотел бы знать и теперь более чем когда-либо, почему, блядь, она была убита. Но я пытался задвинуть этот бред как можно дальше и не позволять своему любопытству взять надо мной верх, потому что, если в данный момент мой отец был предельно вежлив, я вовсе не хотел шнырять вокруг него и разворошить чертов муравейник.

Еще меня беспокоило то, как, блин, мой отец узнал то дерьмо, которое ему известно? Вещи, которые он говорил об Изабелле – что она нуждается в поддержке, и что ее нужно постепенно выводить в реальный мир, были, черт возьми, очень правильными, но как он, блядь, пришел к этому? Я даже не думал об этой лабуде, но он, казалось, просто знал, что нужно сделать, как будто это была его вторая натура, или он уже имел подобный опыт, но в этом не было смысла. Более того, почему его это вообще, нахрен, волновало? За каким дьяволом он на самом деле купил Изабеллу? Потому что сейчас было довольно очевидно, что она не просто гребаная маленькая рабыня, вовсе нет, раз уж он все это время позволял мне быть с ней и даже пытался помочь ей соответствовать нашему определению слова «нормальный».

Я делал все возможное, чтобы помочь ей, весь последний месяц или около того, и каждый день становилось все яснее, что мой отец был совершенно прав. Мой мир, блядь, сожрет ее заживо, если вытолкнуть ее туда без подготовки. Я много разговаривал с Элис на протяжении нескольких недель, и она помогла мне, даже не подозревая, подкинув идею о том, как, черт побери, заставить Изабеллу открыться и привыкнуть к реальному миру. Временами это было чертовски жестоко, потому что я знал, что дал согласие на дерьмо, которое будет для нее немного некомфортным, но я сделал это, потому что ей было нужно, чтобы это произошло. Она была к этому готова. Ей нужно было найти в себе крупицу независимости и не очень на меня полагаться, и, черт, я, конечно, хотел, чтобы она опиралась на меня, но я же не дурак. Я способен понять, что не смогу всегда быть рядом с ней. Ей придется научиться самостоятельно стоять на ногах, неважно, как тяжело будет учение.