Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Прости, я вовсе не собиралась проявлять любопытство к деньгам, – сказала она, слегка запаниковав.

В замешательстве я нахмурился и помотал головой.

– Ничего страшного, я просто подшучиваю, – сказал я.

Она чуть улыбнулась.

– Ну, тогда ладно. Сейчас мы можем посмотреть на предметы искусства, – сказала она.

Я усмехнулся, слегка сжав ее руку.

– Хорошо, – сказал я, потянув ее за собой.

Мы ходили по залу, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы рассматривать экспонаты. У них был представлены почти все возможные виды искусства: резьба по дереву и керамике, и скульптуры, и картины, и рисунки, и фотографии, и ремесла, и другие творения. Это было интересно, не совсем обычное место, не из тех, в которых я привык бывать, но, как я уже говорил, для меня все было весело, если она была рядом. Она сияла на протяжении всего времени, ее лицо просветлело, а глаза, черт побери, сверкали. Она комментировала произведения искусства, не колеблясь, просто открывала рот и произносила то дерьмо, которое я бы ни в жизнь не подумал, что она скажет. Она чертовски глубоко анализировала это фуфло, а я просто стоял в стороне и с удивлением ее слушал. Мы увидели картину с изображением какой-то грустной женщины с букетом оранжевых листьев и еще там были деревья, и я смотрел на нее, полагая, что это стилизовано под времена года или какую-то подобную хренотень, потому что из-за того, что она была грустной, становилось чертовски холодно, но Белла сказала, что она мечтает. После этого я таращился на нее целую минуту, совершенно потрясенный, потому что этот бред никогда бы не пришел мне в голову.

– О чем она мечтает? – спросил я, желая знать, что за хрень она сказала.

Она вздохнула и, посмотрев на картину несколько мгновений, пожала плечами.

– Не могу знать наверняка. Мне кажется, она одинока, и время проходит мимо нее, а она просто дрейфует по жизни, ожидая момента, когда что-то, наконец, встряхнет ее, и она по-настоящему проснется и заживет, – ответила она.

Мои глаза расширились от испытанного шока, и я уставился на нее, потому что ожидал услышать, что «она мечтает об осени» или что-то другое, но не это.

– Я… а-а… – начал я, обернувшись, чтобы посмотреть на картину, недоумевая, как она, нахрен, дошла до этого. – Я думаю, мы должны достать тебе GED (General Education Diploma – диплом об общеобразовательной подготовке), чтобы ты смогла поступить в колледж. Ты, мать твою, слишком умна, чтобы не сделать этого.

Она повернула голову, чтобы посмотреть на меня, и слегка прищурилась.

– Уместно ли сквернословить в художественной галерее? – тихо спросила она.

Я повернулся и посмотрел на нее, изумленный, что она, черт возьми, сказала это после того, как я фактически предложил, что мы отдадим ее в школу, и разразился смехом из-за выражения ее лица. Я поднес руки ко рту, чтобы прикрыть его, стараясь не побеспокоить никого поблизости, а она улыбнулась.

– Ты на самом деле считаешь меня достаточно умной для школы?

Я взял свой смех под контроль, пробежался рукой по волосам и кивнул.

– Да, считаю. И хочу сказать, что тебе необходимо продолжать работу над навыками чтения, письма и всего остального, и нет никаких причин, почему ты не можешь заняться этим – сказал я, пожав плечами.

Она кивнула, продолжая нежно улыбаться мне. Я улыбнулся в ответ.

– Ты ведь знаешь, что я могу помочь тебе, верно?

Ее улыбка стала шире.

– Я знаю, что ты можешь попытаться помочь мне. А получится у тебя или нет, это уже другой вопрос, – игриво заявила она.

Мои глаза в ужасе расширились от ее язвительности.

– Злючка, – сказал я, ухмыляясь. – И, думаю, мне это нравится.

Она покраснела и отвернулась от меня, а я фыркнул. То, как она могла в считанные секунды превратиться из игривой и саркастичной в застенчивую и заливающуюся румянцем, было ужасно мило. Она была истинной женщиной, загадкой.

Мы прошли по остальным галереям, общаясь и держась за руки. Мы вышли на улицу и рассматривали экспонаты снаружи, расставленные среди деревьев, которые, казалось, нравились ей не меньше. После того, как закончили, мы направились к машине, я взглянул на часы и был шокирован тем, что мы проторчали в этой гребаной галерее, разглядывая произведения искусства, целых два часа.

– Знаешь, не исключено, что однажды мы увидим здесь и какую-нибудь из твоих работ, – сказал я.

Она посмотрела на меня, вопросительно приподняв брови.

– Ты всерьез думаешь, что я настолько хороша? – спросила она.

Я кивнул.

– Да. И это лишь талант, данный тебе природой, а представь себе, как чертовски хороша ты могла бы быть, если бы взяла несколько уроков, – сказал я.

Она ярко улыбнулась и кивнула, никак больше не отреагировав. Я завел машину и поехал через Порт-Анжелес. Изабелла возилась с радио, и это немного раздражало меня, но я сдержался, чтобы не сказать ей, чтобы выключила его, нахрен. Я стал более терпимым – я по-прежнему вел себя как последняя стерва, но я уже лучше умел сдерживать себя. Я не хотел срываться на ней, ведь на самом деле то, что она делала, было офигенно здорово. Тот факт, что с ней было так комфортно, что она возилась с моей музыкой, зная, каким я могу быть, был совершенно невероятным и показывал, как она изменилась. Она уже совершенно точно не была той испуганной девушкой, которую я встретил на кухне в то первое утро, умоляющей меня не наказывать ее. Эта девочка была готова сознательно надавить на мои кнопки и совсем не боялась меня, но я также знал, что она никогда не сделает этого умышленно, чтобы только вывести меня из себя. Она была совсем не такой. В ее теле не было злобных костей.

Я подъехал к гостинице, и глаза Изабеллы распахнулись от удивления, когда отель появился в поле нашего зрения. Я остановился перед ним, и она взглянула на меня.

– Что это за место? – спросила она.

Я улыбнулся, заглушив машину.

– Это «Джордж Вашингтон Инн», – сказал я.

Она слегка нахмурилась и какое-то время разглядывала большой белый особняк, потом повернулась обратно ко мне.

– Джордж Вашингтон, который президент? – спросила она.

Я кивнул в ответ.

– А разве он не умер до того, как образовался этот штат?

Я улыбнулся.

– Да, я почти уверен, что он умер, – сказал я. – «Джеопарди»?

Она смущенно улыбнулась.

– Да, – пробормотала она.

Я засмеялся и толкнул ее слегка.

– Отель лишь носит его имя, он, действительно, мать его, никогда не жил нигде поблизости, – сказал я.

Она понимающе кивнула, а я вышел из машины, подошел и открыл ее дверь, чтобы помочь.

– Так зачем мы здесь? – спросила она.

– Мы останемся здесь на всю ночь, я арендовал его, – сказал я, пожав плечами.

Она замолчала, глядя на меня с недоверием.

– Все номера? – спросила она неуверенно.

Я кивнул, а она вздохнула.

– Ничего удивительного, что ты вынужден был сводить меня в бесплатную галерею искусств, это должно было обойтись тебе в целое состояние.

Шокированный ее словами, я вытаращил глаза и начал смеяться. Она смущенно улыбалась и заливалась румянцем, явно удивленная своим собственным поведением. Обеими руками она схватила меня за руку, обняла и, прислонившись головой к моему плечу, стала смотреть вдаль, на воду. Я протянул руку и погладил ее спину, поцеловав в макушку.

– Ты голодна? – спросил я.

Она кивнула, промурлыкав в ответ:

– Да.

– Хорошо, идем. Давай покормим тебя.

Мы направились внутрь, и я пошагал прямо на кухню, радуясь тому, что помещение совершенно пустынно. Я сгреб одеяло с прилавка и, открыв холодильник, схватил корзину. Изабелла посмотрела на нее с удивлением, а я усмехнулся, велев ей следовать за мной. И направился обратно к двери, она последовала за мной на лужайку. Я остановился на полпути, поставил корзину на траву и расстелил на земле одеяло. Взглянув на Изабеллу, я увидел, что она улыбается, глядя на меня с любовью.

– Пикник? – спросила она.

Я кивнул и улыбнулся еще шире. Она подошла и аккуратно опустилась на одеяло. Я сел рядом с ней и стал доставать из корзины контейнеры, расставляя их вокруг. Я открыл контейнеры, Изабелла окинула их оценивающим взглядом и, потянувшись, тут же схватила виноградинку, которую запихнула в рот. Она улыбнулась, когда увидела, что я наблюдаю за ней.

Я усмехнулся, взял в руки зеленую бутылку и сорвал с нее крышку, затем достал два пластиковых стаканчика. Изабелла смотрела на меня с опаской, пока я наливал в стаканы жидкость с пузырьками, один из них я протянул ей. Она осторожно взяла его и, поднеся к носу, понюхала.