Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)
Шрифт:
Очевидно, мои братья по-настоящему полюбили Изабеллу, как сестру, и это значило для меня больше, чем я, б…ь, мог объяснить. Знать, что они пекутся о моей любимой девочке и сделают что угодно для ее защиты, как и я… это было охеренно хорошее чувство. Я не мог не думать, что чувствовала бы мама, видя девочку, которую она так, черт побери, отчаянно пыталась сделать членом семьи. Мне нравилось представлять, что она гордилась бы ей, и мною, и всеми нами, несмотря на то, что я сделал чертовски много всякой хрени за этим годы, достаточно, чтобы разочаровать ее.
Джаспер сказал перед отъездом, что, если он мне понадобится, то будет тут в мгновение ока, и приказал мне прежде всего думать о благополучии Изабеллы. Я кивнул, планируя
Я пытался оттолкнуть это гадкое предчувствие, когда они уезжали, думая о том, что уже через день дела поглотят меня. Но в понедельник, когда мы ходили пешком на луг, чувство еще было со мной, а во вторник, когда я возил Изабеллу на тест GED, оно стало еще сильнее. Оно было настолько мощным, что я просидел на гребаной школьной парковке несколько часов, боясь прогуляться по окрестностям. Это смешно, потому что, б…ь, что с ней может статься в школьной аудитории? Она ударит свой долбаный палец о край парты, случайно уколется карандашом или порежется гребаной бумагой? Я ощущал, что веду себя, как чертов параноик, который все преувеличивает, но не мог остановиться. Это сраное чувство никуда не девалось.
И ее настроение, когда она написала тест, тоже не исправило дело. Она явно была расстроена, снова начала показывать свои рабские повадки, которые я на дух не переносил. Она была немногословна, перекидывалась со мной одним-двумя словами, когда отвечала, в основном общего содержания, как будто она, на хер, не слышит ничего, что я говорю, и отвечает рефлекторно. Я замолчал, ожидая, что она просто выплеснет все, но часть меня опасалась, что она начнет снова называть меня «сэр». Вскоре я перестал себя контролировать. Я наорал на нее за ее поведение, и она призналась, что расстроена из-за мамы, чертовски удивив меня – это дерьмо я ожидал услышать в последнюю очередь. Я подумал, что, может, она запаниковала на тесте и завалила его, а теперь боится моей реакции, но даже не думал, что причина серьезнее. Я чувствовал себя полным уродом из-за своей нетерпеливости, но не понимал, б…ь, почему она, на хер, просто не пожалуется мне, вместо того, чтобы позволять этой хрени съедать ее изнутри.
Она начала всхлипывать, впервые со времени ее приезда она сорвалась из-за матери, а я просто держал ее, пока она выплескивала боль. Она упомянула мою маму, и эта рана чертовски саднила, но я затолкал глубоко внутрь и гнев, и боль, потому что Изабелла должна была понять, что ее страдания не нелепы. У нее есть право страдать. Да, ее мать все еще дышала, но не могу представить, как бы я себя чувствовал, если бы, б…ь, женщина, родившая, вырастившая и любившая меня, была порабощена. Как по мне, лучше смерть, чем это дерьмо. И пока я держал ее, я думал, а как считает она. За все эти годы мук, которые она пережила, сколько раз она хотела просто закончить это? Я всегда считал самоубийство хреновым и трусливым решением, но со смертью боль бы прекратилась… даже если другие страдали бы после твоего поступка.
Я не спрашивал ее, хотя мне и было любопытно, я не хотел знать гребаный ответ. Я не знаю, в каком херовом мире она существовала, и я даже думать не хотел, б…ь, какой была бы моя жизнь, погибни она прежде, чем я ее узнал.
Остаток вечера был сдержанным, это мрачное ощущение не отпускало ни на миг. И весь конец недели прошел точно так же до самой пятницы, когда я уже начал думать, что, б…ь, схожу с ума. У нас была чудесная неделя вместе, и ничто даже отдаленно плохое не случилось, я не мог понять, почему это долбаное предчувствие не проходит. Мне все время казалось, что там, за углом, что-то есть, и оно только и ждет, чтобы схватить нас за задницы.
Я уже думал, может это все мой пессимизм, я привык воспринимать мир, как большое дерьмо, поэтому просто постарался забыться. Но в тот момент, когда отворилась парадная дверь, и раздались шаги по гостиной,
мое волнение возросло трижды, я оторвался от Изабеллы, чтобы встретиться с любой хренью, ожидающей нас. Понятия не имел, что надвигалось, но я был крайне уверен, что ничего хорошего.Как я уже сказал, у меня было охеренно дурное предчувствие.
Мой отец застыл на месте, как только заметил нас, он выглядел совершенно измотанным и обеспокоенным. Я видел ярость в его глазах, а еще панику, и это чертовски напугало меня, потому что я оказался прав. Гребаный шторм был на пороге, я видел это по выражению его лица.
Мое сердце грозилось выскочить из груди, я ощущал, что эта хреновина сейчас просто взорвется. Я пытался оставаться спокойным, чтобы Изабелле было легче. Я интуитивно передвинулся и закрыл ее своим телом, смена позы не укрылась от отца, гнев в его глазах стал ярче. Я уставился на него, думая, что, на хер, происходит, в голове я проигрывал худшие сценарии. Кто-то, б…ь, узнал, что она principessa, с кем-то произошла беда, сюда идут гребаные копы… все это встало перед глазами, я начал тяжело дышать, мне казалось, что мир, б…ь, пошел против нас.
Он резко велел мне явиться в его офис прямо сейчас, и я сказал Изабелле следовать наверх, не желая бросать ее тут одну. Я пошел прямо к нему в кабинет, не тратя время на такую хрень, как стук. Я просто зашел внутрь, и он глянул на меня с безумной паникой на лице, у меня дрогнули колени. Его охеренно напугали, я могу, б…ь, уверенно заявить, что он не спал ни минуты, и сейчас в офисе он выглядел безумным. Он казался человеком, который стоит на краю пропасти, который убьет любого урода у себя на пути. Он словно выполнял миссию, он был неуравновешен, и это чертовски пугало.
– Они идут, – просто сказал он, открывая свой ноутбук и с яростью нажимая клавиши.
Я нахмурился, услышав это заявление.
– Кто? – переспросил я.
– Кто, Эдвард? Ты, б…ь, спрашиваешь меня, кто? – выплюнул он, со злостью глядя на меня. – Эд МакМахон (1) и чертов prize patrol (2), придут вручить нам чек. Кто, как ты думаешь, идет?
Я шокировано смотрел на него, пораженный его враждебностью и злобным тоном.
– Федералы? – нерешительно спросил я, глупо надеясь, что в этот раз я угадаю.
Никогда не думал, что буду рад визиту долбаной полиции, но альтернатива была еще хуже.
– Хорошо бы, – пробормотал отец, покачивая головой. – Я могу выдержать полицию, и честно, это только вопрос времени, когда и они постучат в дверь, но… сегодня нам не настолько везет.
– Borgata, – тихо сказал я.
Он не отвечал, но не было необходимости, я сам знал, что это правда. Он громко вздохнул и прекратил печатать, поднимая руку и сжимая переносицу.
– По крайней мере? дюжина человек, может, больше. Точно не знаю. Несколько минут назад мне позвонил Алек; он подслушал, что они сели на самолет в Сиэттл и направляются прямо сюда без предупреждения. Они просто придут. И я не знаю, зачем, понятия не имею, что им надо. Алек сам ездит по делам, и он не знал, что планировалась поездка в Форкс, поэтому он так же в неведении, как и я, – быстро сказал он, открывая ящики стола и доставая оттуда документы, в смешке их перебирая.
– Что это означает? – сконфуженно спросил я.
Он резко покачал головой.
– Я не знаю, Эдвард. Я даже не знаю, за кем из нас они идут, – с нажимом сказал он.
Я напрягся, меня пронзил ужас, наихудшие гребаные предчувствия обострились.
– Я очень сильно сомневаюсь, что они идут сюда убить меня, поэтому не знаю. Если бы Аро возжелал моей смерти, он бы созвал собрание. Я надеюсь, что они просто едут по делам, но, честно, им может быть необходим один из вас, поэтому вам нужно убраться. Ей тоже не следует здесь быть, тут небезопасно, и я не хочу, чтобы Аро заново начинал игру с твоей инициацией. Это херово и очень опасно, многое может пойти не так, – с паникой сказал он.