Делай, что должно
Шрифт:
— Ее у вас осколком срезало. Одна прядь осталась, — говорил он мягко. — И всю голову осмотреть надо. Это с виду может быть — одна царапина. Сами же понимаете. Вы ведь учились.
— Училась, — согласилась она, почему-то шепотом. — В фельдшерской школе. Хорошо, если надо, то… режьте, — добавила она таким тоном, каким раненый соглашается на ампутацию.
Коса действительно была огромная. Ниже лопаток и толщиной почти в запястье, давно не знавшая воды и мыла, но расчесанная волосок к волоску и заплетенная натуго. Осколок срезал ее наполовину у самого корня, прежде чем впиться в кожу. И только когда неохватная косища, с
— От ведь красоту-то какую порушили, а, — сочувственно вздохнул пожилой санитар. — Да ты не плачь, милая. Чай волосы, не зубы, отрастут.
Но она плакала еще сильнее, кусала губы и не могла, никак не могла успокоиться.
Из операционной вышла своими ногами, с перевязанной головой, как в белой косынке, с опухшими от слез, но уже очень строгими глазами, и вернулась на сортировку.
— Что наши? — сходу спросила она Романова.
— В порядке. Одного в ГЛР отправляем, один при команде выздоравливающих останется у нас, через три дня уже в часть вернется. Но старшину придется в ППГ, кость задета.
— А комбат?
— Будет жить, не волнуйтесь. Вы очень вовремя его донесли. Сами сейчас отдохните, идите в эвакоотделение, санитар проводит вас. Хоть выспитесь.
Но девушка уже углядела в углу свою стеганку, торопливо надела ее, не сразу попав в рукава.
— Как вы не понимаете? — она свела светлые брови. — С такой царапиной — в тылу?! Не могу я! Мне в батальон надо, доложить, и в роту.
— Начальник медсанбата не отпустит, — привел последний довод Романов.
— Посмотрим. Где у он у вас?
Командир был там, где ему положено, на командном пункте, он же за скудостью свободного места склад и аптека, и ждал возвращения делегатов связи от полков. Сведения, переданные раненым командиром батальона, сообщили в штаб тотчас же. К тому моменту, как упрямая санинструктор Глебова появилась на КП, Денисенко только-только успел выпроводить замначштаба, вежливо, но твердо объяснив ему, что поговорить с лейтенантом в ближайшие несколько часов никак не выйдет.
Осознание того, что она без приказа оказалась в глубоком, в ее понимании тылу, когда должна быть в своей части, держало санинструктора на ногах несмотря на страшную усталость и гнало обратно вопреки всему. Она шла как на штурм и заспорила бы сейчас и с генералом, окажись тот каким-то образом в медсанбате.
— Вас хоть покормили? — спросил Денисенко негромко и почти ласково, — Глебова озадаченно умолкла на полуслове. — Чаем напоили, знаю. Так, в первую очередь — поесть и выспаться. Это, товарищ младший сержант, приказ.
— Товарищ военврач первого ранга, рота без меня…
— Прежде всего, вы сядьте. Сутки она без вас как-нибудь поскучает. А если мы осложнение какое пропустили, она без вас насовсем останется. Уж коли вам, товарищ сержант, себя молодую не жаль, пожалейте хоть меня, старика, я же сам себе не прощу, если просмотрю на вас менингеальные явления. Вы же санроту проскочили, заблудились?
— Так точно, — Глебова сначала ответила, лишь потом опустилась на служивший стулом ящик.
— А это, — так же мягко, будто студенту объясняя какие-то очевидные для опытного человека вещи, продолжал Денисенко, — может быть не столько от плохой видимости, сколько от спутанности сознания. Нельзя вам обратно. Заблудитесь и замерзнете.
Вот вернутся делегаты связи, я вас еще раз посмотрю, и тогда решим. А сейчас — в стационар и отдыхать.— Есть, — очень четко ответила Глебова и покачнувшись, мягко сползла вниз, Денисенко успел ее подхватить.
— Спит, — боковым зрением он заметил чью-то фигуру в дверях и не оборачиваясь сделал знак "тише", — Намаялась, — привычным движением взяв спящую за запястье, старый хирург поймал пульс и удовлетворенно покачал головой. — От и добре. Пусть здесь и отдохнет, — Денисенко укрыл девушку своей шинелью.
— Что лейтенант тот, с осколочным? — негромко спросил он вошедшего Огнева.
— Кровопотеря, шок-два. Переохлаждение начиналось. Две дозы крови, пятьсот противошокового раствора, зашил, грелки. Крепкий парень. Прогноз с осторожностью благоприятный. Но не думаю, чтоб продержался без операции еще больше пары часов…
— Да, считай в сорочке родился, хлопец. А тут, еле удержал. От шальная дивчина! Ее аж ветром шатает, а уперлась и всё. Не могу, права не имею, сейчас дайте воротиться в роту. Скажи ей: милая, да ты ж не дойдешь никуда — не поверит, пешком до батальона пойдет и загинет, — он помолчал, напряженно вслушиваясь. — Неужто, удержали, а? Чуешь — все за правый фланг перекинулось. У нас тишина. Соседям сейчас солоно будет… Ладно, это дело штаба. Тут по лейтенантову душу уже целый майор был. Ординарца оставил, ждать как очнется. Отрядил я его носилки таскать, нечего зря болтаться. Понять бы теперь, что же с их санротой… Скорей бы уже делегаты воротились.
То, что группа раненых и санинструктор по какой-то причине не отыскали санроту и в темноте, по туману и снегу вышли сразу на медсанбат, спасло лейтенанту жизнь. Слепой случай, который нередко решает на войне, кому жить, а кому умереть, здесь оказался счастливым. Так это виделось после операции Огневу. Но история с санротой, безусловно, требовала вмешаться, и оставить все на самотек Денисенко не мог.
Из делегатов связи первой вернулась, разумеется, Марьям. Доложила, что санрота скорее свернута, чем развернута, людей мало, порядка совсем нет. Где старший врач полка, никто не знает, младший врач легко контужен. Командир санроты третьего дня по ранению эвакуирован.
— Так я и думал, помню его, но тогда-то в полку два врача оставались, — вздохнул Денисенко. — Второго младшего врача с осени нет, знаю. Иди, поешь, Мурадова. Как только привезут раненых, ты мне будешь нужна тут, пока отдохни. И Романова зараз сюда.
— Придется тебе съездить туда, Константин, — просто, не по уставу обратился он к Романову, — Возьми двух санитаров… отбери, чтоб гранаты метать умели. На всякий случай. Возьми по автомату на каждого, гранат… и противотанковых тоже, и поезжай. Наведешь порядок — возвращайся.
Романов только вытянулся и поднес руку к виску, даже “есть” сказать не успел.
— Товарищ военврач первого ранга, разрешите обратиться? — санинструктор Глебова возникла из-за его плеча тихо и незаметно, но так быстро, будто нарочно дожидалась, когда разговор снова зайдет про их полк. Из-за повязки шапка сидела у нее на голове набекрень, придавая ее обладательнице какую-то киношную лихость, совсем не вяжущуюся c очень серьезным лицом, обрамленным теперь белыми, не успевшими обтрепаться бинтами. Романов даже вздрогнул от ее голоса.