Делай, что должно

— Зачем вы меня утешаете? — вскинулась Митряева, — Понятно ведь все, мы на войне. Место, как любит говорить наш начсандив, “не для нервных женщин”. Но Лев Михайлович был настоящий командир, что бы он там себе не думал. Если бы вы сами его увидели, хоть раз, вы бы согласились.

— Я его видел. И слышал. На армейской конференции. Прекрасный доклад.

— Извините, не подумала. Он над ним две недели работал, последние три ночи вообще не спал. Очень беспокоился, как его кадровые примут.

— Аплодировали. Я так точно от души.

— Спасибо. А мины… Вы говорите, разглядеть все-таки можно? Как?

— Прямоугольник пожухшей травы. И либо кочка посреди луга, либо ямка. Земля над миной оседает по-другому. Но на этот признак полагаться рискованно. Сегодня же напишу начсандиву, организуем саперов для обучения. Пусть профессионалы покажут, как эту дрянь высматривать.

— Вы же с сорок первого воюете? И на Финской были? Много…

— Товарищей потерял? Немало. И никуда не денемся, еще потеряем. Легче от этого осознания не будет, а вот тяжелее без него — так точно будет.

Митряева несколько секунд смотрела на медаль, потом сморгнула и тихо сказала:

— Спасибо, товарищ Огнев. Это важно знать, что будет тяжело, — она с усилием распрямила плечи, и взгляд ее опять стал спокойным и строгим. Сказала буднично, — Пойдемте, вы еще аптеку и хозчасть не видели.

— Совершенно верно. Думается, об аптеке товарищ Петрушина заботится не хуже, чем о знаках различия, — перенял ее тон Огнев, понимая, что эта строгая женщина не простит себе и минутного проявления слабости перед новым командиром. — Вот и посмотрим.

Под аптеку и лабораторию была отведена отдельная палатка. Тщательно замаскированная свежесрубленными ветками, уже успевшими подвянуть на солнце, от чего в самой палатке пахло как в предбаннике, березовыми листьями, они с легкостью перебивали привычный аптечный дух.

Алена Дмитриевна Петрушина, старший военфельдшер, то есть “ой, виновата, теперь старший лейтенант”, была и впрямь человеком рачительным и аккуратным. Самодельные полки со склянками украшали вязаные кружевные оборки, любовно накрахмаленные, как на буфете домовитой хозяйки. На палаточных окошках покачивались занавески, вышитые незабудки на них окаймляли веночком номер медсанбата. Пока установившееся затишье не требовало от старшего лейтенанта Петрушиной срочных дел, она вышивала, и хотя при появлении начальства быстро спрятала работу в стол, Огнев успел разглядеть, что это был кисет, зеленый, защитного цвета, скорее из положенного по уставу мешочка для крупы. Но образцовый порядок и чистота в аптеке вполне извиняли эту любовь к довоенному уюту.

Лейтенант Петрушин, все еще с лычками и “кубарями” в петлицах, был занят. Он привычными движениями обтесывал колышек, и вроде бы ничем другим не интересовался, но вдруг произнес, не крикнул, а именно произнес, но так, что далеко слышно:

— Веревку недотянул, болтаться будет.

Старшина медсанбата, наравне со всеми занимавшийся устройством навеса, ответил — “Виноват, товарищ военфельдшер!” и, действительно, со всем старанием выбрал слабину.

А Петрушин, будто спиной почуяв приближение начальства, воткнул топор в бревнышко, поднялся и без шика, но четко отдал честь:

— Товарищ начальник медсанбата, разрешите доложить! Приемно-сортировочное расширяем. Навес делаем, человек на тридцать будет. Хозяйство медсанбатовское в порядке, кухни вылужены, не текут. Палатки в исправности.

— Кузьма Васильевич, что с подводами у нас? — тут же спросила его Митряева. Не по уставу, но видно, что дело было серьезным и очень ее заботило.

— Две наладил как сумел. А дальше уже колесник нужен, я как мог подлатал, а обод согнуть — приспособы нету. Товарищ командир, — обратил он взгляд к Огневу, — Колесник о как нужен! Только подводами и живем, бензину считай на донышке, транспортный взвод не даст соврать.

— Вольно. Вы же по штатному расписанию помощник командира сортировочного взвода? А хозяйством старшина должен заниматься?

Петрушин вздохнул:

— Да что там тот старшина. Мальчишка еще.

Действительно, кряжистый и бородатый фельдшер смотрелся не то отцом, не то даже дедом старшины.

— То, что помогаете младшему товарищу — хорошо, хвалю. С топором обращаетесь тоже отлично. Но мы сейчас в обороне да на спокойном участке. Будет поток раненых — вам присесть некогда будет, не то что за хозяйством следить.

— Оно так… точно, — снова вздохнул Петрушин, и показалось Огневу, что стоят перед ним два человека, один — офицер, а другой — колхозный бригадир.

— Послезавтра в девять ноль-ноль чтобы мне о состоянии хозяйства доложил старшина. Вам в свободное время заниматься хозработами не возбраняю, но без вас производительность труда не должна упасть вдвое.

— Это вы меня, товарищ майор, ко всему хозвзводу приравняли сейчас?

— На вид так и есть. Ну, может, польстил немного… хозвзводу. В общем, главное ваше место — на сортировке.

— Так точно, на сортировке.

— Продолжайте, хорошо работаете.

В эвакуационно-транспортном взводе наблюдался очевидный некомплект всего, и людей, и машин. Командовал временно сержант, хотя по штату должность эта была лейтенантской. Санитарные машины, уже военного времени, с сильно латанными дощатыми кузовами, служба снабжения дивизии горючим не баловала. Над "ГАЗиком" без правой двери колдовал шоферский консилиум из трех человек, в поту и машинном масле до глаз.

Но сержант дело знал, четко доложил, сколько машин в наличии, сколько на ходу, какой запас горючего и какие запчасти понадобятся скоро, а какие были дозарезу нужны еще неделю назад.

Машины стояли в перелеске, так, чтобы с воздуха не засекли. Тут же на березе красовалась свежая табличка: "Пост ПВО, отв. сержант Лукьянова".

Пост представлял собой висящее на дереве ведро без дна, выкрашенное в уставной зеленый цвет. Рядом на веревке покачивался большой молоток.

— Пост наблюдения за воздушной обстановкой. Удар молотком в ведро — тревога, — докладывала, вытянувшись в струнку, невысокая плотная девушка с двумя короткими косичками, торчащими из-под пилотки. С одной стороны петлицы младшего сержанта, с другой — на “треугольник” больше. Полумладший сержант. Крепкая девочка, но чтобы пройти по росту, на цыпочки вставала.

На ведре кто-то даже черной краской художественно изобразил условный немецкий самолет, с носом от СБ и хвостом от “мессера”.

— Это я, допустим, понял. А где наблюдатель?

— Так налета же нет!

— И почему у вас, товарищ сержант, на одной стороне два “треугольника”, а на другой один? Вы что, слева младший сержант, а справа сержант?

— В военторге только три было. Я знаю про погоны, но пока не привезли совсем. Я понимаю, порядок должен быть….

Судя по тону, мысль о порядке ей вколачивали в голову долго и тщательно, промахнувшись при этом мимо разума.