Делай, что должно

Армейская патологоанатомическая лаборатория располагалась на окраине небольшого поселка, занятого складами всех возможных служб и подразделений. Под саму прозекторскую отвели по летнему времени две больших палатки, которые проще проветривать, а личный состав устроился в аккуратной беленой хатке с покосившейся крышей.

Начальником лаборатории был чем-то похожий на Мефистофеля, совершенно высушенный кочевой военной жизнью майор медслужбы, одних лет с Огневым, но почти полностью седой. Он встретил их с Федюхиным очень приветливо.

— Майор Ивашов, Евгений Николаевич, начальник последней инстанции между Наркомздравом и Наркомземом на этом участке фронта, — отрекомендовался он, поднеся к фуражке худую, с сильно выступающими венами руку, — Я уже думал, забыли в дивизиях о делах наших скорбных.

Деревенский дом удивлял чистотой и аскезой. Здесь не было ничего не то что лишнего, а даже тех мелочей, которыми обычно человек на фронте старается немного скрасить свой скудный быт. Стены совершенно чисты и пусты, ни карт, ни плакатов. Только из красного угла строго смотрит со стены профессор Абрикосов, в самодельной рамке под плексигласом. Печь недавно побелена. Полы вымыты мало что не до блеска, атмосфера как в сельской амбулатории, даже запах такой же. Карболку ни с чем не спутаешь.

Вместо лавок — несколько разномастных стульев с высокими спинками. Половину широкого, до гладкости выскобленного самодельного стола занимали книги, строй массивных, довоенного издания атласов, подпертый слева старым утюгом, чтобы вся эта шеренга не повалилась набок. Справа примостилась пишущая машинка, на которой что-то бойко печатал младший сержант медслужбы в толстенных очках. Молоточки лупили по бумаге с пулеметным треском, керосиновая лампа с надколотым с краю зеленым абажуром тихо позванивала в такт. При появлении начальства сержант поспешно поднялся из-за стола, не без труда разогнув спину.

— Вольно, Лапиков. Оставь свою канцелярию пока, и так уж согнулся как параграф. Организуй нам с товарищами кипяточку. Прошу присаживаться.

План подготовки хирургов начальник АПАЛ одобрил сразу, казалось, он его даже ждал: — Мы отчеты и рекомендации шлем каждую неделю, и в санслужбу армии, и по дивизиям. Хотя начсандивы все хорошие подобрались. Вы же недавно на медсанбате? Издалека прибыли?

— От Денисенко, из 302-й.

— Денисенко? Вы с ним служили? Ну, тогда за вашу дивизию я спокоен. Знаете, тяжело, когда пишешь, пишешь, и как в болото. А у нас и Денисенко отзывается, и в “бабьем царстве” у майора Прокофьевой тоже читают, еще жалуются, что мало пишем. Не знакомы еще? Это соседи ваши, на левом фланге, медсанбат волею судьбы с очень странным составом — почти целиком женское население.

Огнев про себя подумал, что не волею судьбы, а все-таки из-за причуд службы кадров. Понятно теперь, почему иссякло терпение у штаба армии глядеть на их художества.

— А вы, товарищ капитан, будете тут руководить прикомандированными?

— Так точно. И материалы собирать, — Федюхин посмотрев немного в сторону, уточнил, — Думаю, как улучшить помощь раненым в живот.

— Богатая тема, — вздохнул начальник АПАЛ.

— Какая у вас по ним статистика есть? — Федюхин раскрыл блокнот и приготовился записывать.

— Не очень радостная. В лучшем случае, тридцать процентов смертности на поле боя. А то и шестьдесят, — Ивашов не глядя, но безошибочно вытащил стиснутый между книгами журнал с записями, — Сегодня же сделаю вам выписки по итогам нашего зимнего наступления. Ранение в живот убивает не мгновенно, раненый успевает вскрыть индпакет и сделать два-три тура бинта. Так и лежат — с бинтом в руке.

Перед глазами Огнева сам собой возник Инкерман и скорчившийся у пробитых скатов полуторки Астахов. Кажется, он даже индпакет вытащить не успел.

Вошел Лапиков, неся кружки и большой чайник с толстой проволокой вместо ручки. Он держал его обрезком рукава от телогрейки.

— Так и лежат, — повторил майор, принимая у того исходящий паром чайник и сам взялся разливать чай по кружкам, — прошу, товарищи. Хороший чай, свежий. Дочка присылает, их лабораторию на юг куда-то эвакуировали, вот и балует меня, старика. Так что статистика, увы…

— Массивные кровотечения? — Федюхин поднял глаза от блокнота.

— Они. Особенно повреждение брюшной аорты. Это, если хотите, злой рок всех подобных ранений. Самопроизвольно они практически никогда не останавливаются. А чтобы с этим что-то пытались делать в полевых условиях, да даже и не слышал никогда. Товарищ Огнев, вы не встречали?

— Прижатие аорты по Шмидту. Но это не для полевых условий. Более или менее применимо при кровотечении у рожениц, и пальцевое прижатие в любом случае работает несколько минут, не больше. Так что с практической точки зрения, увы, мы можем считать раненых с таким кровотечением убитыми.

— Вынести помощь на батальонные медпункты? — задумчиво произнес Федюхин и царапнул карандашом в блокноте, но пока ничего существенного не записал, только изобразил на всю страницу большой вопросительный знак, похожий на скрипичный ключ.

— Практически невыполнимо. Во-первых, врачей не напасешься, во-вторых, оборудование, на батальонном медпункте каждый килограмм чувствуется. Зимой согревать сложно, и по санитарно-тактической обстановке нежелательно задерживать их там ни на минуту.

— Значит, полковой. Добавить туда палатку-операционную, инструменты…

— Тоже сомнительно. Дополнительных трех хирургических бригад на дивизию у нас тоже нет. Нужна методика, надежная и достаточно простая. Такая, какую осилит младший врач полка. Более сложное мы не внедрим, только ценой раздергивания медсанбата.

— Понимаю, — ответил Федюхин, — Раздергаем медсанбат — тогда вообще никому не поможем.

— Опять же, если на полковой медпункт прибудет несколько раненых в живот подряд, и их там оперировать будут, то… — Огнев что-то мысленно посчитал, — Примерно четвертого уже быстрее будет до дивизии довезти. Пробовали.

— В Империалистическую? — Федюхин снова чиркнул что-то в блокноте.

— Да, французы, и у нас чуть-чуть. Не работает. Полковая операционная либо простаивает, либо захлебывается. На практике у них получалось прооперировать двух-трех раненых в день, и это еще считалось активностью. Один такой медпункт за восемнадцать дней не провел ни одной операции.

— В тылу стояли, что ли? Но тогда полк не на позициях, в лагере.

— Не знаю. У меня только пересказ есть, оригиналы на французском и маленьким тиражом. Но скорее всего, организовать не смогли.

— То есть, оперировать в полку никак не получится?

— Никак.

— Значит… в таком случае наша тактика — постараться стабилизировать таких раненых. Согреть, кровь, противошоковые, самые простые — глюкоза по вене, спирт, пантопон. Стрептоцид на рану…, стрептоцид внутривенно, — Федюхин одновременно говорил и торопливо строчил в блокноте, ловя ускользающую мысль на карандаш, — Если наш главный враг, это шок, то бороться с ним надо как можно раньше. В таком случае очереди на полковом медпункте мы не создадим, но самое основное сделать успеем. Раненый задержится там минут на сорок — сорок пять, а в медсанбат мы его отправим уже стабильного. Что скажете, товарищи?