Делай, что должно

— Может получиться, — начальник АПАЛ и Огнев ответили почти хором, посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Выглядит интересно, ошибок с ходу не вижу, — резюмировал Ивашов, — Выносить на полковой уровень то, что там можно сделать. А вы, товарищ майор?

— Согласен. Причем, как я помню, никто такого не пробовал. Во всяком случае, я не читал.

— А в Финляндии как с ранениями в живот было? Я-то в тридцать девятом еще судмедэкспертом был. А вы же из довоенных кадровых?

— Так точно, из довоенных, — Огнев грустно улыбнулся каким-то своим мыслям, — В Финляндии было скверно. Много переохлаждений, тяжелые шоки, эвентрации, швы у таких переохлажденных плохо держали.

— Значит, зимой при отправке с батальонного медпункта обязательно одеяла, — Федюхин снова вернулся к блокноту, — Хорошо бы грелки химические, с ними быстрее и проще.

— Да. И с осени озаботиться теплыми санями. До батальонного медпункта, скорее всего, их гонять рискованно, дымят. А вот в километре-двух сделать обменный пункт — много пользы должно быть. Но это уже скорее задача санслужбы дивизии направить туда полковых врачей.

— Ну, товарищ Дёмин и направит, и ускорит, и проследит, чтоб дошли. Организатор он отличный.

— Я б сказал, даже хорошо, что наш начальник санслужбы не хирург, — заметил Огнев.

— Это почему?

— Жалко было бы тратить хирурга на организацию.

— Не поспоришь. Значит, вы, товарищ Федюхин, будете смотреть отрицательные результаты?

— Да. Нужно разобраться и в ошибках, и в неудачах. И от них отталкиваться. Делать положительные.

— Ну, ни пуха вам. Завтра пришлю двух человек на практику.

— А что, товарищ майор медицинской службы, — Федюхин произнес это с демонстративной четкостью, — Устав Красной Армии позволяет старшего по званию и прямого начальника к черту посылать?

— В неформальной обстановке и при наличии показаний — позволяет.

— Ну, тогда к черту!

Пользуясь затишьем, Огнев сделал изрядный крюк, завернув в соседнюю дивизию к Денисенко. На новой должности тот ушел в дела с головой и постоянно был в разъездах, улаживая дела то со снабжением, то с расквартированием ППГ в только что освобожденном поселке. Вот уж и вправду, завалить хорошего хирурга по горло организационной работой — худо. Алексею повезло застать старого товарища на месте, тот едва успел вернуться.

Выслушав его рассказ, он какое-то время задумчиво молчал, потом сказал:

— Выглядит красиво. Но ты ж помнишь, сколько на нашем веку такого красивого придумано да похоронено? Один первичный шов чего стоит.

— Да уж. Хотя до результатов туберкулина мы тогда не дотянули. А то могли бы попасть как Кох в ощип!

— И то хорошо. Я вот, грешный, уже думал, как будет смотреться в учебниках “первичный шов по Денисенко”, а там и статью мне Эпштейн на тряпочки порвал, и ты из Ленинграда вернулся — краше в гроб кладут. Я уж думал, ты там напился от отчаяния, а тебе, оказалось, просто на работу нашу “отличную” посмотреть пришлось. Вот и весь “шов по Денисенко”. У каждого врача — свое кладбище, а у военного врача кладбище на каждой войне.

Практика и подготовка хирургов в АПАЛ понравились Денисенко куда больше:

— Дай тебе волю — университет прямо на фронте откроешь. Начальника лаборатории я знаю немного, он с головой. А с кадрами сейчас тяжко. Сам пополнения добиваюсь. Еле-еле уладилось со старшими врачами в полках. Романов без меня тоже за двоих работает. Нового врача прислали-таки, вытребовал. Но его учить и учить, молодой, практики и до войны негусто было. Если не возражаешь, я его к вашим учиться пошлю. У меня-то старшим отправить некого. Я да Романов, вот и весь скелет. Остальное даже не мышцы пока. Так, нервные клетки. Как услышат разрывы — бледнеют. Но держатся. Но бледнеют.

— Константин-то справляется?

— Отлично справляется! Я всегда говорил, из него толк будет. Еще и с полковыми медпунктами помогает мне, там тоже без пригляду нельзя. Особенно с тем полком, откуда, помнишь тогда, по зиме, минуя все этапы на нас вышли?

— Помню. Лейтенант с осколком в легком.

— И ПМП тамошний, где Романову пришлось малость… в разум их вернуть. Там теперь новый врач, уже сорок второго года выпуска. Так что Костя с ПМП связь держит постоянно, сам понимаешь. Да там и еще одна причина имеется, — Денисенко поглядел куда-то вдаль, будто увидел что-то сквозь бревенчатые стены командирского блиндажа, улыбнулся.

— Зоя?

— Она самая. Жива, товарищ сержант, вот и добре. А наша задача теперь — пополнение молодое хоть как-то поднатаскать. Ведь наступление не за горами. И тогда нам всем жарко будет. Говоришь, решили попробовать стабилизировать на ПМП… Задача. Теоретически, если раненые легче перенесут дорогу, может получиться. Но понимаем ли мы как вообще поступать с шоком? Помнишь, как Эпштейн в феврале носился с этой пункцией по Штерн? Даже он сейчас сомневается. Или работает слабо и там, где хватило бы и переливания крови, или не работает вообще. Шок-4 по-прежнему необорим, что по Штерн, что по Сельцовскому. Вспомни, сколько мы их с тобою видели уже.

— Мне случаи вывода из четвертой степени только в статистике попадались. И от себя так скажу, как мы ни бьемся, все равно шок-4 дает 95 % смертности. И эти несчастные 5 % я не отношу ни к стараниям врача, ни к вмешательству господа бога. А только к ошибочной диагностике. Вытянули — стало быть шок-3.

— Вот и я про то же. Чем тяжелее шок, тем меньше у нас с тобой широты маневра. Не оперировать — умрет от раны, оперировать — умрет от операции. А при шоке-4 все это сужается даже не до игольного ушка, до нуля. Так что, прав ты — выздоровление при шоке-4 — скорее ошибка диагностики.

* * *

Пятьдесят первая армия, да, похоже, и весь фронт обстоятельно готовились рвать долговременную немецкую оборону. Личный состав по два человека ездил в АПАЛ, войска пополнялись. Вот только среднего медицинского персонала медсанбату так и не дали, вы по укомплектованности еще из лучших, сначала более истощенных нужно подкрепить.

Федюхин безвылазно работал в АПАЛ и периодически слал оттуда рапорты, как он их сам называл, написанные убористым, острым почерком. В них он оставался по-тыловому подробен, пожалуй, так же он сочинял бы доклады на имя главврача больницы в мирное время. Сначала — полстраницы о практике и подготовке хирургов, потом свои соображения о новом методе. Со статистикой и клиническими примерами. За примерами этими Федюхин просто гонялся, подбирая все какие возможно случаи, на которые можно опереться. Он буквально заболел своей новой методикой, которая шаг за шагом приобретала все более ясные очертания. Сколько человек должно быть дополнительно на полковом медпункте, чем их снабдить, сколько потребуется доз крови для переливания.

“Упорства ему не занимать, — думал Огнев, перечитывая очередной рапорт, — И опыт тоже имеет. Пока я сам ошибок в его плане не вижу. А еще он очень верит в свою идею. Это правильно, без веры в успех нечего и браться. Но покажет все только практика. А практика — это живые люди.”

Практики было пока по фронтовым меркам очень умеренно. В основном после артобстрелов, которые враг вел без напора, но постоянно, не давая забыть о себе. За месяц медсанбат так никуда и не передвинули, расположение начало напоминать небольшой хуторок с палатками вместо хат.