День, когда Бога не стало

Марина слезла, сложила руки на груди, стеснялась затвердевших сосков, Женя улыбнулся.

– Пока, – сказала она и быстро скрылась за калиткой.

– Пока, – ответил Женя пустоте.

Он какое-то время стоял. Ждал? Чего? Достал сигарету. Сколько он не курил? Кажется, от дома Кати ни разу не вспоминал. Щелкнул зажигалкой, потом еще раз. Вернул сигарету в пачку, завел мотор и поехал домой.

В комнате открыл окно и выглянул в сад. Каких-то сорок дней назад он стоял так же и думал. О чем? Или о ком? Ни о ком в частности. Ему просто хотелось девчонку. Просто мягкую и голую. О чем он думал сейчас? Он точно бы не мог сказать, думал ли он о Марине и ее смешных трусах. Хотел бы он, чтобы она оказалась сейчас в его кровати, он не знал. Да и не хотел знать. Они все западают на таких, как Саша. И она тоже запала.

Каких-то сорок дней назад Женя нашел уже мертвого деда. Устал или не хотел больше болеть, быть обузой. Никому ничего не сказал. Просто ушел, оставив их с вопросами. Мать обливалась слезами и умоляла не оставлять ее, когда дядя Жорик снял его со шланга. Женя так и не смог подойти. И каждый день думал, что дед был бы жив, если б он сразу бросился к нему. Вылез бы из окна и побежал босиком к дереву, к блестящей новенькой насадке на шланге. Но он закрыл окно. Сел на кровать и смотрел в стену. Сколько он просидел, не помнил. Потом встал и пошел за дядей Жориком на соседнюю улицу. Не стал будить мать. Боялся криков и слез, хотел оттянуть момент.

Дед был холодным, когда дядя Жорик порезал шланг и уложил тело на землю. Мать выла. Уже было светло.

Женя знал, что дед часто просыпался около трех ночи. От болей или от переполненного мочевого. Зимой в его комнате стояло ведро. Летом он отказывался и шел в уличный туалет. Когда он задумал это? Был ли он еще жив, когда Женя жевал кусок хлеба из вазочки в беседке?

Женя почесал голову, шею, живот. Достал из джинсов сигарету, прикурил, глубоко втянул дым, в горле запершило, но он подавил кашель. Надо просто прогнать эти мысли. Подумать о Кате или Марине. А может, о Лене? Нет, такие точно не для него. Нет, нет, нет. Неправильно это сейчас. Завтра. Когда все кончится. Когда улетит этот чертов голубь. Когда мать снимет простыни с зеркал. Когда перестанет жечь свечи у иконы Божьей Матери. Такой, как у большинства в домах. Когда перестанет носить черный траурный платок. Когда перестанет делать скорбный вид каждый раз, когда отправляется в магазин или на работу.

Нужно просто жить дальше. И хорошо, что летом. Не пришлось ночевать под одной крышей с покойником. Женя не спал все две ночи, что гроб стоял во дворе. Сидел в комнате, курил в окно, а перед рассветом засыпал быстрым сном.

Нужно подумать о том, что впереди еще месяц лета. Месяц свободы. Месяц, когда девчонки хотят встречаться. Мечтают о любви. Жене нужно кого-то найти, чтобы отвлечься. Простую, легкую, мягкую девочку.

Он затушил окурок о стену, положил его в пачку, закрыл окно – соседская кошка все еще шастала по утрам – и лег. Простынь приятно хрустнула под ним. Интересно, Саша распечатал Катю или она уже была распечатана? Скорее всего. И какое ему дело? Он все равно не узнает, какая она. А Саша если и расскажет, то о себе. О нем Женя знал и так много.

Женя крутился в кровати, пытаясь найти удобную позу, сон не шел. Он попробовал считать. Не овец. Просто считать. На тридцати семи ему надоело. Он встал, снова закурил. Нужно кого-то найти. Послезавтра. Когда все точно закончится. Он затушил сигарету, как и в прошлый раз, положил в пачку и вернулся в кровать.

– А ну хватит там, – послышался окрик матери.

Валентина Петровна чутко спала. И даже через стену могла услышать шорох. Женя замер. Несколько секунд даже не дышал. Когда услышал храп, расслабился.

– Женя, Женя, вставай! Почти десять!

Мать вырвала его из сна, в котором он обнимал кого-то за талию. Не мягкую. Под рукой было твердо. Непривычно твердо. Но приятно.

– И срам прикрой.

Она вышла, хлопнув дверью. Женя сел, осмотрелся. Никакого срама не было на нем. Хотя для мамы все, что он мог бы делать за закрытой дверью своей комнаты, считалось срамом. Даже безобидный сон про девочку.

Во дворе слышалась приготовительная возня. Мать с Анькой расставляли посуду. Пригласили около двадцати человек. Родственников, близких друзей и пару соседей. Казалось, что все уже позади. Теперь можно спокойно спать и видеть сны и не чувствовать вины за них. Он выглянул в сад, захотелось распахнуть окно, впустить летний запах и пчел вместе с ним, потом разберется. Не тянуло даже закурить. Уже вечером он будет свободен. А может, даже днем, если будет паинькой и поможет матери с сестрой. И тогда можно поехать на карьер. Карьер. Женя вспомнил прошлую ночь. И тепло растеклось внутри. Он глубоко вздохнул, улыбнулся. Вспомнил сон. Ему снилась Марина. Да, она. Не Катя. Катя мягкая. А ладонями он ощущал жесткость. Именно ту, с которой Марина упиралась в его спину, обхватывала его талию, сидя сзади на мотоцикле.

Конец ознакомительного фрагмента.